Нечестивые (ЛП) - Рэдклифф Си. М.

Я киваю, и Оникс убирает руку от моего рта, делая шаг в сторону. Он проходит мимо меня бесшумно, но его шаг длинный и целеустремленный. Я смотрю, как он выскальзывает из комнаты и выдыхает воздух, который я задерживала. Проходит несколько мгновений, и я жду, прислушиваясь, как он удаляется.

Это убежище слишком велико для него, чтобы охватить всю территорию, прежде чем кто-то еще здесь исчезнет в ночи. Это похоже на гребаный лабиринт, и хотя мы знаем планировку как свои пять пальцев, есть много мест, где кто-то может просто ускользнуть без очередного предупреждения.

Адреналин разливается по моему телу, чувства обостряются, когда я выхожу в заброшенный коридор. Судя по звуку, Оникс повернула направо, направляясь к главному коридору. Мои глаза напрягаются в темноте, пока я ищу его, но когда я не вижу и не слышу его, я направляюсь в противоположном направлении.

Я обыскиваю все левое крыло лечебницы и ничего не нахожу. Это оставляет тревожное ощущение в моих костях, когда я возвращаюсь в комнату, где теперь лежат два тела. Заворачивая за угол, я резко останавливаюсь, когда вижу Оникса, стоящего посреди коридора. Он медленно поднимает руки, скрещивая их на груди.

- Я сказал тебе оставаться в этой гребаной комнате, - рычит он, маяча в тени.

Закатывая глаза, я подхожу к нему и, проходя мимо, хватаю его за руку. - Не веди себя так, будто я твоя сабмиссив, Оникс. К тому же, ты ни за что не смог бы самостоятельно обойти все здание и найти кого-нибудь.

Оникс ворчит в ответ, неохотно поворачиваясь вместе со мной. Его шаги тяжелые, когда он вырывает свою руку из моей хватки. Это неожиданно, когда он просовывает свою руку в мою, его ладонь согревает липкую, вязкую жидкость, покрывающую мою руку. Вместо того чтобы потащить меня за собой, он идет в ногу и идет рядом со мной.

- Итак, ты нашла кого-нибудь? - спрашивает он тихим голосом, когда мы возвращаемся в комнату, выкрашенную в малиновый цвет.

Я останавливаюсь, качаю головой и смотрю на него. - Полагаю, ты тоже?

- Нет, - он делает паузу, его глаза осматривают комнату в поисках чего-нибудь неуместного, но тела лежат там, где мы их оставили. - Не похоже, чтобы здесь кто-то был.

- Может быть, это был просто ветер? - предполагаю я, пожимая плечами. - Или крыса, или что-то еще? Я думаю, если бы кто-то был здесь и ушел в панике, мы бы что-нибудь нашли.

Челюсть Оникса сжимается, когда его голубые глаза прожигают дыры в моих. - Возможно, - размышляет он, поддерживая мою идею, но выражение его лица говорит больше, чем слова. Он думает, что там кто-то был, и он сбежал.

- Давай избавимся от тел, пока нам не отвернулась удача и не нагрянули копы.

Подходя к нему ближе, я протягиваю руку, кладу ее ему на шею. - Здесь никого не было, Оникс. Мы осторожны, так что нам не о чем беспокоиться. Мы неприкосновенны, помнишь?

- Таким же, каким был и твой отец, верно?

У меня сводит челюсть, и я прищуриваюсь, когда провожу рукой по его горлу спереди, усиливая хватку. - К чему ты клонишь?

Оникс наклоняет голову набок и обхватывает рукой мое запястье, отводя его от своей шеи. - Мы неприкасаемы только до тех пор, пока это не так.

Его слова не приносят мне никакого утешения, поскольку заползают в самые темные уголки моего сознания. Мой отец научил меня своим способам убивать и выходить сухим из воды. Он облажался, когда мой брат буквально сдал его.

В отличие от большинства сараев, в нашем был подвал. Мой отец держал там своих жертв, пока они не встречали свою безвременную кончину. Все они были хищниками, как и он, но он всегда был на вершине пищевой цепочки. От их тел всегда избавлялись в лесу, где у него была большая куча для сжигания. Никто никогда не подозревал об этом, особенно учитывая наши двести акров земли, на которых мы жили.

Однажды ночью мой брат последовал за отцом в подвал сарая. Мы до сих пор не знаем, как он на самом деле туда попал, потому что мой отец всегда старательно запирал двери, чтобы никто не обнаружил его и его внеклассные занятия.

В ту ночь мой брат видел, как он лишил жизни другого человека. Я должна была быть там. Я должна была позаботиться о нем прямо тогда и там, чтобы защитить моего отца и его наследие. Вместо этого меня заперли в моей комнате. Я замахнулась ножом на какого-то мудака в школе и была наказана. Мой отец был взбешен моей глупостью и тем, что я могла влипнуть в гораздо большие неприятности.

В любом случае, меня там не было. Мой брат увидел, что он натворил, и, как трус, побежал и вызвал гребаных копов. Он даже не потрудился рассказать об этом нашей матери, у которой, честно говоря, наверняка была бы такая же реакция. Они не были такими, как мы с отцом. Они никогда бы этого не поняли.

Копы появились до того, как у моего отца появился шанс отвезти тело в лес. Они прочесали всю нашу собственность и разнесли наш гребаный дом. Конечно, они нашли его мастерскую под сараем, а также пепел в лесу, который они смогли проверить на ДНК. И они нашли его трофеи.

У каждой жертвы мой отец удалял мизинец с левой руки. После удаления плоти и отбеливания кости он сохранил среднюю кость с их пальцев. Копы нашли маленькую жестянку, в которой он их хранил, что помогло им опознать его жертв и приговорить его к смертной казни.

Я никогда не ходила к нему. Это всегда было частью нашего соглашения. Если бы меня поймали, он взял бы вину на себя, если бы мог, или я сослалась бы на невменяемость. Если бы его когда-нибудь посадили, я бы никогда его больше не увидела. После его ареста наша семья жила под постоянным присмотром. На нас смотрели, как на гребаные образцы.

Последнее, в чем я нуждалась, это быть привязанной к нему таким образом — невидимой нитью, которая соединяет нас, которая делает нас одинаковыми.

Несмотря на то, что у моего отца были свои трофеи — навязчивая идея, с которой он не мог бороться, — он поощрял меня не идти по его стопам, но я ничего не могла с собой поделать. Вместо того чтобы хранить что-то, имеющее вещественные доказательства, которые могли бы помочь их идентифицировать, я всегда делала это просто.

Я опускаюсь на колени рядом с мертвым телом Йена и наклоняю его голову вперед, когда тянусь сзади к его рубашке. Моя рука скользит по его липкой коже, пока я не нащупываю бирку на его рубашке. Я вытаскиваю ее, другой рукой хватаю нож и отрезаю.

Поглаживая материал кончиками пальцев, я поднимаю взгляд на Оникса, который наблюдает за мной. Обычно я храню бирки с их рубашек или другого предмета одежды. Если я не могу найти бирку, я отрезаю небольшой кусочек от их одежды. Оникс находит это странным, но, по крайней мере, идентифицировать его не так просто, как гребаную часть тела.

- Почему ты никогда не берешь ничего из их вещей? - спрашиваю я его, мысль беспорядочно всплывает в моей голове. Мне всегда казалось странным, что у него не было такого же принуждения, как у меня.

- Потому что я уже забираю все, что они могут мне дать, - он наклоняет голову набок. - Я забираю их жизни, - Оникс делает паузу, задирая рукав, показывая татуировку, в которой я всегда сомневалась. - Я добавляю еще одну строчку в качестве напоминания.

По внутренней стороне его предплечья проходят маленькие черные линии. Они чем-то напоминают счет, но до сих пор он никогда не потакал моему любопытству. Я никогда не знала, что они означают, и когда я раньше наблюдала, как он вырезает линии черными чернилами и иглой на своей коже, я подумала, что это просто то, что он делает, чтобы почувствовать что-то ... что угодно.

Я была неправа.

Это его трофеи.

ГЛАВА 9

АБЕЛЬ

Кора дерева царапает мою кожу, когда я прижимаюсь к ней. Никто из них не видел меня, и я смог выбраться до того, как меня нашли.

Наконец-то я нашел ее.

Я потратил столько лет на ее поиски. Это было нелегко, но меня наполняет чувство гордости от осознания того, что я наконец-то добился того, что намеревался сделать после того, как мне исполнилось восемнадцать. Она пропала из поля зрения, о ней было не так уж много записей после окончания средней школы, но я все равно нашел ее. Она была единственной причиной, по которой моя семья была разрушена, почему земля была вырвана из-под ног моей семьи.