Измена. Чтобы разлюбить (СИ) - Норт Лаура

Принцу нужна была не обычная девушка, а принцесса. А великая любовь оказалась — «нагуляться до свадьбы».

Он не хотел бросать её — зачем? Звал остаться любовницей. Диля красивая. Яркая восточная внешность, ум, воспитание. Из неё бы вышла хорошая жена. Но в жёны он взял девушку из богатой семьи.

А к Диле пришёл отец её принца. Предложил отступные. Она подумала-подумала… и согласилась.

К тому моменту она была уже беременна. Вот только не успела об этом сказать. Да теперь и не собиралась.

Она купила себе цветочный магазин и рьяно, пока позволяло положение, занялась бизнесом. Родила дочь. Вышла замуж за одноклассника…

Но и с ним прожила не очень долго. Он начал пить и изменять ей, и она развелась. Через суд, со скандалами, с разделом имущества — её муж не собирался терять кормушку и пытался отсудить магазин.

Но Диля отстояла своё. Выстояла, выдержала.

И теперь воспитывала семилетнюю дочь и управляла маленькой сетью цветочных магазинов железной рукой.

Я позвонила ей. Она была в одном из своих магазинов — самом первом, самом любимом.

Я вошла в благоухающее цветочное царство. Диля, одетая в фартук продавщицы, споро собирала букет молодому парнишке. Вторая продавщица, сбиваясь с ног таскала разные букеты недовольной пожилой женщине. Ещё несколько человек ждали своей очереди. Диля кивнула мне головой в сторону подсобки и одними губами шепнула: «подожди там!»

Я без сил опустилась на стул и закрыла глаза. По щекам потекли слёзы.

19 глава

Мы сидели на кухне.

Диля курила в форточку — Аля сегодня была у бабушки, при дочери она не брала сигареты в руки.

— И что, заявился и подкатывает?

— Нет. Молчит и смотрит. Попросил не уходить с работы.

— А ты?

— А я обещала пока не уходить…

Диля покачала головой.

— Вечно тебя ловят… на твоих обещаниях. И ответственности.

— Я только этот проект. Потом уйду. Не смогу я долго на него смотреть, это как рану ковырять. Вроде зажило уже, а место чувствительное. Чуть тронь — болит.

Диля с непроницаемым видом смотрела в окно.

— Да. Знаю. — она закрыла глаза. — Знаю. Вроде всё забыла, всё отлично… а потом Аля как посмотрит его глазами…

Мы помолчали.

— А цыган этот твой?

— Какой цыган? — я сначала не поняла вопроса.

— Ну как какой? Который тебя фотографировал и увивался за тобой.

— А! Андрей! — я слегка покраснела. — Ну… мы начали встречаться.

— Правда? — Диля повернулась и с интересом посмотрела на меня. — И как он?

— Целуется хорошо.

— Ииии? А дальше?

— А дальше ещё ничего не было! Мы встречаемся, общаемся, узнаём друг друга!

— Да что ты как будто оправдываешься! Я же не нападаю. Но это о многом говорит, да.

— Ты же сама говорила мне не сидеть одной! — я обличающе наставила на неё палец. — Сама говорила завести кого-нибудь!

— Ну так я говорила просто повстречаться, лёгкую интрижку. — она пожала плечами. — А ты опять вляпывешься в серьёзные отношения, из которых фиг потом выпутаешься. Расслабься. Тебе надо попробовать другой формат. Пожить для себя. А то захомутают тебя — и не заметишь.

Я вспомнила предложение Андрея познакомить с матерью, бабушкины уговоры… и поёжилась.

— Ага! — Диля мгновенно уловила это движение. Она вообще временами была пугающе наблюдательна. — Так я и знала! Уже началась обработка? Хотят Идочку припахать к семейному корыту?

— Ты же знаешь мою бабушку…

— Поменьше тебе надо общаться с этой старой манипуляторшей. Опять на шею тебе сядут. Не надо было с ними мириться.

Я вздохнула.

Тот первый новый год, который мы провели вместе с Филиппом — начался так больно и закончился так сладко.

Тот поцелуй… он выключил нас прежних и включил новых. Мы смогли друг от друга оторваться. Но больше на этом празднике не разлучались ни на минуту. Обнимались. Держались за руки. Глядели только друг на друга.

Честно сказать, если описать моё состояние, наиболее подходящим словом будет — ошалела от счастья.

Хозяева и гости улыбались, радовались за нас и посмеивались. Мы не замечали ничего и никого. Разговаривали, общались, но всё как будто пролетало мимо нас.

Несколько дней мы провели в гостях, пьяные от чувств. Спали в разных комнатах. Но каждый свободный момент убегали целоваться, забывая обо всём, пока нас не отвлекали на очередной завтрак-обед-ужин, настольную игру или всеобщий просмотр фильма.

Я забыла про весь остальной мир, но мир не забыл про меня. По возвращении в общагу, я подумала-подумала и решила всё-таки позвонить бабушке. Извиниться за грубость.

Я выслушала о себе много интересного, но… пропустила мимо ушей — родная же всё-таки бабушка!

Но мысль приехать, мелькнувшую было, убрала подальше.

С тех пор мы начали общаться снова. Они — милостиво простив меня. Я — как провинившаяся дочь и внучка.

Наверное, мне было бы тяжелее, но у меня был мой Филипп. Фил. Мой прекрасный Филин!

Теперь наши встречи расцветились другими эмоциями. Наши разговоры то и дело прерывались на невыносимую нежность, на жаркие поцелуи, на тесные объятья.

И однажды, когда мы, ничего не соображающие от поцелуев, задыхались от страсти, Филипп позвал меня к себе.

И я… согласилась.

Это была самая чудесная ночь за всю мою жизнь.

Полная нежности, внимания, любви. Я будто родилась заново. Я стала принадлежать ему…

А Филипп стал смотреть на меня так… как будто больше нет ничего в мире — только я.

Мы были не в силах разлучиться друг с другом.

И Филипп меня не отпустил.

Так мы стали жить вместе.

Общагу я оплатила, чтобы не терять место. Собрала вещи и перебралась к нему. Соседки завидовали мне по-хорошему, желали счастья. Хотя, говорили они, куда уж больше, ты светишься, как лампочка, невозможно смотреть!

Я старалась притушить этот блеск, но он прорывался всё равно. А наедине с Филиппом и вовсе разгорался до немыслимых значений.

И он сиял так же.

Но только со мной. При посторонних он унял свои эмоции и вновь стал холоден и серьёзен.

От бабушки не скроешься. Она выведала, что я встречаюсь, вызнала, что он программист, что мы живём на его съёмной квартире, только называла его почему-то Федя. Я не переубеждала её.

Все полученные ею сведения были немедленно доставлены отцу.

И на следующий же день меня ждал очередной скандал.

Не знаю, что наплела отцу бабушка.

Не знаю, что он вообразил.

Но крики о том, что этот голодранец покушается на папин дом и бизнес, что он сядет им на шею, что я дурочка, которую легко обвести вокруг пальца, слышал даже Филипп, который стоял рядом.

Эти крики положили конец моему общению с отцом и бабушкой на несколько лет.

Я прекратила этот разговор.

И при словах — или он или я! — сказала:

— Извини, отец. Я выбираю не тебя. Я выбираю его.

А Филипп молча обнял меня.

И всё стало хорошо.

Пока он не изменил мне.

20 глава

Наверное, это было самое счастливое время в моей жизни.

Первая жаркая ослепительная страсть превратилась в ровное пламя, а мы всё так же были нужны друг другу.

Нам было вместе легко. Мы никогда не ругались. Ссорились — да. Но это были молчаливые ссоры без скандалов. Мы расходились по разным углам и молчали.

А потом нас притягивало обратно к друг другу.

Потому что невозможно жить без воздуха.

Я училась и подрабатывала, он работал — много, но я никогда не чувствовала недостатка внимания.

Невозможно даже описать эту жизнь.

Слова бледны, скупы и не передают ту полноту ощущений, то чувство единения. Что приходит на ум при словах «одно целое»? Как эти слова могут рассказать о подхваченных словах, угаданных движениях, озвученных мыслях? О лёгкости? О простоте и обыденности такой полной, как будто ты спал всю жизнь, и, наконец, проснулся — и теперь живёшь настоящей жизнью?