Твой рай - Лим Джехи

– И знаете, что она сказала мне по-корейски? «Пожалуйста, заходите». Хотя там, где я жил, проживало несколько корейцев, я никогда не видел такой красивой девушки. В камине ярко горели дрова, в воздухе витал запах копченостей, как будто варили солянку. Это такой русский мясной суп. Мне было так голодно и холодно…

– Так, понятно, это все про еду, а ты давай дальше рассказывай…

Сидевшие вокруг мужчины подбадривали Тэхо. В то время из десяти мужчин на плантации жены были только у двоих-троих.

– Ну, дальше она прямо передо мной сняла с себя одежду.

– Полностью?..

– Что, совсем всю?..

– Полностью. Совсем. А потом раздела меня.

При словах Тэхо некоторые мужчины, которые и без того выглядели взъерошенными, улеглись на пол и начали кататься по нему.

– Кожа у нее была такая белая и искрящаяся, и янтарное пламя очага отбрасывало на нее отблески. Не знаю, как так вышло. Я всю ночь занимался любовью с этой девушкой, а наутро, пообещав встретиться с ней на следующий день, ушел домой.

– Все мужики одинаковые. – Пожилая женщина, выходя из кухни, покачала головой.

– Нужно было тебе остаться в том доме и жить с ней.

– Точно. Зажил бы славно и не страдал под этим палящим солнцем.

Мужчины бросали эти замечания, как будто история Тэхо отпечаталась у них в памяти. На лицах было написано разочарование, словно всем втайне хотелось, чтобы рассказ был длиннее.

– Слушай, а действительно ли тот дом был заброшен?

– Говорю же! Я сам не мог в это поверить. Я долго спал после этого, а днем сразу же помчался туда. Но я не смог найти дом. Никак. Словно дьявол меня заморочил.

– Вы что, даже не обменялись ничем на память?

– На память, говоришь… Мое тело помнит. С тех пор я так и не мог сблизиться ни с одной женщиной. Тело не откликалось… – пожаловался Тэхо с весьма серьезным выражением лица, и мужчины вокруг снова захохотали, катаясь по полу.

Тэхо закончил свою печальную историю любви, сообщив, что однажды в России его приняли за японца и чуть не забили до смерти. Никто так и не спросил, правда ли то, что он рассказал.

Первым, кто поднял вопрос невест по фотографиям, был Чансок. Он собирался покинуть плантацию и отправиться в Гонолулу. Окружающие часто говорили, что ему пора бы жениться. Каждый, кто знал его, знал и то, что Чансок – перспективный, способный и трудолюбивый молодой человек. Люди в «Лагере девять» верили, что он, мечтавший стать бизнесменом, однажды добьется большого успеха.

Но прежде чем заводить бизнес, Чансок хотел жениться. Когда он услышал, что любой, кто хочет взять невесту из Чосона, может подать заявку, его сердце затрепыхалось. Радость наполняла его при мысли, что он наконец сможет своими руками построить то, чего у него отродясь не было, – семью. Однако Сангхак с Тэхо, которые были ему как братья, тоже должны были принять в этом участие. У Чансока совсем не было желания жениться в одиночку.

– Хен, я оплачу расходы. Давайте подадим заявку вместе.

Чансок говорил с Сангхаком осторожно. Лицо товарища, вернувшегося с работы на плантации, выглядело еще старше, возможно из-за усталости. Он казался намного старше своих тридцати.

– Спустить столько денег ради женитьбы? – отозвался Сангхак. – Нет уж, спасибо, мне и так хорошо.

– Я слышал, что в твоей комнате каждый вечер проходят попойки, – заявил Чансок, нацелившись на серьезный разговор.

– Да нет же – ну и преувеличение!.. Всего лишь разговоры нескольких одиноких людей о прошлом.

Легкая тень на лице Сангхака выдавала его. Он был чрезвычайно благодарен, что Чансок заботится о его благополучии, но в то же время чувствовал себя униженным. Столько сил я вложил в то, чтобы переехать на Пхова, подумал он, и вот – трачу время впустую. Перед глазами всплыло лицо его сына, Сеука. Он оставил его на воспитание старшего брата, но не было никакой гарантии, что Сеок все еще живет в том же доме.

Люди, с которыми он был знаком, уезжали один за другим из лагеря в центр города, а число филиппинских рабочих на ферме увеличивалось. Даже Чансок обучался вести бизнес и больше времени проводил в магазинах Гонолулу. Господин Пхен, который был с ним близок, женился и стал меньше времени проводить в компании Сангхака. И тот завидовал, потому что Пхен выглядел счастливым. Господин Квак и его семья, которые так и не смогли привыкнуть к работе на плантации, в конце концов снова уехали в родной город. Сангхак завидовал и им, кто выбрал возвращение домой. День за днем после работы Сангхак чувствовал себя одиноким и угрюмым. И это была правда: чтобы отвлечься, он присоединялся к попойкам то тут, то там и играл в азартные игры.

Он не раз засыпал, даже не снимая пропахшую потом одежду. Иногда Сангхак просыпался посреди ночи из-за жажды, не мог снова заснуть и ворочался до самого утра. Он тосковал по запаху женского тела, его теплу. День, когда Сангхак пошел в бордель в Чайна-Виллидж, не принес ему ничего хорошего. Азиатские рабочие могли себе позволить не так много женщин. Женщина не могла понять его, а он не мог понять женщину. Казалось бы, не так уж это и трудно: разделить постель друг с другом. Сделка была оговоренной, условия просты. Тело женщины было теплым, и ему было хорошо внутри него. Но в те дни, когда Сангхак приходил домой из борделя, он почему-то выпивал больше. Однако за все это время у него не возникло ни единой мысли о женитьбе. Он просто ощущал, что быть одному тяжело и обременительно.

Сангхак взял сигарету и закурил.

– Я слышал, что в церкви есть кто-то, кто поедет на родину в следующем месяце, – не сдавался Чансок.

Его сердце сжималось каждый раз, когда он слышал, что Сангхак по ночам пьет, играет в азартные игры и нарывается на стычки с рабочими из других стран. «В кого он превратился?» Ведь этот человек помог Чансоку не только научиться грамоте, но и сохранить бодрость духа. Он был ему как старший брат и отец. Много раз Чансок тайно подражал мимике Сангхака и даже его голосу, потому что хотел быть похожим на него.

– О чем вы говорите, когда собираетесь в твоей комнате, хен?

Когда Сангхак не ответил на его слова о церкви, Чансок сменил тему. Друг, который только что затушил сигарету, наконец открыл рот, как будто ему задали вопрос, которого он ждал.

– Тебе тоже стоит узнать, почему мы приехали на остров в качестве рабочей силы сразу после японцев.

– Не потому ли, что мы обходимся дешевле?

Чансок говорил таким тоном, как будто тоже теперь во всем этом разбирался.

– Слушай, японские рабочие знали, что труд на апельсиновой ферме в Калифорнии в два раза выгоднее, чем здесь. Они просто не захотели оставаться. Местным плантаторам попросту не удержать их. Эти плантаторы – они не дураки. Они понимали, что потеряют деньги, и просто нашли кого-то на замену.

– Но разве наш хозяин так плох? Он построил нам церковь, верно? – вспомнил Чансок о церкви Эва на территории «Лагеря девять».

– Им выгоднее, чтобы послушные работяги, не требуя повышения зарплаты, ходили в церковь вместо того, чтобы пить, играть в азартные игры и драться. Таких легче контролировать. Вполне естественно, что, если ты религиозен, ты не будешь ввязываться в неприятности. Объединенными усилиями мы заработали им около шестисот тысяч долларов, и под влиянием момента они решили построить церковь.

Взгляд Сангхака на мир по-прежнему оставался проницательным и правильным. Чансока это поражало до глубины души, но в то же время он испытывал благодарность к другу. Его позиция сильно отличалась от позиции самого Чансока, который думал только о том, как бы уйти с плантации и заработать больше денег.

Тогда Чансок подумал, что Сангхаку было бы здорово жениться, и решил постараться его как-нибудь уговорить.

Для корейцев жизнь японских рабочих была объектом зависти. Место, где они жили, было просторнее и роскошнее, чем «Лагерь девять». Каждому хозяйству был предоставлен отдельный дом, причем дома были разной формы. Даже женщины однажды заглянули на их кухню и обалдели настолько, что рты у них потом не закрывались: