Твой рай - Лим Джехи

Им сказали, что необходимо заполнить иммиграционные документы, прежде чем судно войдет в порт Гонолулу. Все документы были на английском языке, так что пришлось обратиться за помощью к переводчику господину Со. У них спрашивали имя, пол, возраст, семейное положение, род занятий, последнее место жительства, пункт назначения, размер приданого и уровень грамотности.

Люди стояли, ожидая своей очереди. Сангхак помогал господину Со заполнять бланки. Он передавал документы, написанные на корейском языке, Со, а тот быстро переводил их на английский.

Настала очередь Чансока. Сангхак спросил, грамотен ли его друг. Чансок признался, что не умеет ни читать, ни писать. Он чувствовал себя так, будто совершил большой грех. Лицо его резко покраснело. Чансок взглянул на Сангхака с легкой завистью, ведь тот мог легко записать то, что ему сказали.

– Первым делом тебе нужно освоить грамоту. Я буду учить тебя.

Сангхак подмигнул, и Чансок кивнул в знак благодарности. Возможность научиться писать – это то, о чем он даже и мечтать не мог.

Настала очередь Симен. Она шла медленно, вероятно потому, что сверток в ее руках был тяжелым. Две девочки, следовавшие за ней, держась за подол ее юбки, оглядывались с полными любопытства глазами. На первый взгляд Симен, четко отвечавшая на вопросы Сангхака, выглядела как деловая женщина. Когда ее спросили, как ее зовут, она на мгновение закрыла глаза и произнесла:

– Пожалуйста, напишите фамилию моего мужа Пак и мою фамилию Со на английском языке перед именами моих дочерей как Паксо.

Сангхак наклонил голову в ответ на ее неожиданные слова. Люди, ожидающие своей очереди, тоже глядели на женщину с выражением абсолютного непонимания. Симен снова заговорила твердым голосом:

– Я растила их как мать-одиночка. На этой новой земле у них начнется новая жизнь. Я могла бы указать только свою фамилию, но не хочу прерывать цепочку их биологической связи.

Ее голос звучал непоколебимо. Сангхак сказал, что у него нет выбора, и записал фамилию с ее слов. Маленькие дочери Симен стояли, держась за ее руки и, похоже, намеренные не выпускать их вовсе. В их искрящихся глазах и полных внимания позах сквозили ум и изящество, говорившие о том, что к воспитанию девочек подходили с должным тщанием.

Сто два человека, сошедших с парома, выстроились в очередь. Все выглядели измотанными долгой дорогой. Только полуденное солнце оставалось бодрым. Люди выходили из очереди один за другим, услышав свои имена, названные переводчиком Со. Хозяин плантации распределил людей по повозкам и рассадил. К счастью, все отправлялись на одну плантацию. Говорили, что Ассоциация плантаторов, выращивающих сахарный тростник, проявила заботу о первых корейских иммигрантах.

Чансок втайне боялся, что ему придется расстаться с Сангхаком, и, когда этого не произошло, почувствовал облегчение. Люди, которые думали, что их разлучат, держались за руки, обнимали друг друга и похлопывали друг друга по плечу, когда слышали, что все собираются на одну планатацию. Все эти люди за несколько дней на судне стали близкими друзьями. Они сделали один и тот же выбор и вместе пересекли Тихий океан. Сангхак крепко обнял Чансока, прежде чем сесть в повозку. Тэхо тоже подошел и раскрыл объятия. На их глазах выступили слезы – возможно, потому, что все трое почувствовали себя счастливцами уже из-за того, что поедут в одно место.

Немало прошагав пешком, Чансок взглянул на небо. Густой лес мешал определить, который сейчас час. По пути Чансок вспоминал отношения с Сангхаком и сам не заметил, как оказался на вершине горы, нависавшей над «Лагерем девять». Отсюда весь лагерь целиком был виден как на ладони. Там он грузно опустился на землю.

Перед глазами Чансока встал тот момент, когда он впервые увидел Канхи. Он узнал ее с первого взгляда. Нет, наверное, правильнее сказать – почувствовал. Все, что он получил, это фотография и письмо, но он безумно ждал встречи с этим человеком. Конечно, Наен с ее западной внешностью привлекала внимание, но сердце Чансока с самого начала остановилось на Канхи. Если бы ему пришлось назвать причину, по которой это произошло, он бы ответил, что дело в ее взгляде. Такой мог быть только у человека, который уже давно ждет кого-то. Может быть, и у него самого был такой же взгляд – ведь он так долго ждал Канхи.

Было ли это причиной? Когда из уст Канхи вылетели слова о том, чтобы поменяться партнерами, Чансок был ошеломлен. Как будто кто-то ударил его по голове тупым предметом. Предложение было совершенно неожиданным. Сам Чансок изначально решил, что, если Наен будет упрямиться до конца, он сделает все возможное, чтобы ее переубедить. Дело было не только в деньгах. Было глупо возвращаться на родину. Как она сюда попала? Насколько он слышал, получить паспорт становилось все труднее. Не означало ли это, что Чосон уже потерял свой суверенитет? Чансок был потрясен безрассудством Наен, собиравшейся вернуться в голодный и холодный край.

Однако понять предложение Канхи было еще труднее – а ведь она выдвинула его, ни с кем не посоветовавшись. Чем больше он об этом думал, тем более бесчувственным казалось ему это решение. Даже если бы Наен и уехала, он считал, что Канхи-то точно останется. А досаднее всего было вспоминать то, каким образом повел себя Сангхак. Тот факт, что Сангхак, которому он доверял и за которым во всем следовал, принял предложение Канхи без единого слова возражения или колебания, по-настоящему его поразил. Чансоку хотелось плюнуть себе в лицо за то, что он напрасно доверял Сангхаку и слушался во всем, как собственного брата. Теперь Канхи будет женой Сангхака, и Чансок должен относиться к ней так и только так.

Он больше никогда не хотел возвращаться в «Лагерь девять».

Трое мужчин

Среди блюд, которые готовил Тэхо, самым популярным были пельмени, слепленные вручную. По вечерам в выходные дни он иногда стряпал русскую еду и приглашал людей из лагеря. У пельменей было более толстое тесто и более жевательная текстура, чем у манду [12]. Однако в отличие от традиционных пельменей, в состав которых входит только мясо, манду все же были вкуснее, ведь в них добавляли различные овощи.

С наступлением ночи женщины и дети уходили один за другим, оставляя мужчин беседовать. На самом деле истории Тэхо нравились его товарищам больше, чем блюда, которые он готовил.

– Тэхо, расскажи-ка нам историю о любви, столь же прекрасную, как это восхитительное приготовленное тобой кушанье, – шутливо произнес господин Хон, чье лицо раскраснелось.

Он налил Тэхо выпить, и остальные мужчины, сидевшие вокруг, захлопали, поддерживая его предложение. Тэхо откашлялся, делая вид, что уступает давлению:

– Мне было девятнадцать, и в то время я гулял по ночам. Я даже представить себе не мог, насколько холодны русские зимы. В день, когда я почувствовал, что все мое тело промерзло с головы до пят, я выпил несколько рюмок водки и пошел домой. Может, я был пьян, но все никак не мог найти собственный дом. Я закоченел… Затем я просто остановился перед каким-то домом. Он был маленьким и обшарпанным, и казалось, что в нем никто не живет. Я несколько раз постучал в дверь, но никто не вышел. Думая, что умираю, я кое-как собрал последние силы и закричал по-корейски: «Люди, спасите!»

Тэхо вдруг попросил налить ему вина, на одном вдохе влил жидкость в горло и крякнул. Впечатленные мужчины подсели поближе, нетерпеливо ожидая продолжения истории. В это время усталость рабочего дня исчезала. Все просто улыбались в ответ на любые слова. Ночное небо в лагере было синим и ясным.

– И представьте себе: человек, открывший дверь и поприветствовавший меня, оказался невероятно красивой девушкой.

Когда он дошел до этой части своей речи, некоторые мужчины сухо сглотнули – да так звучно, что сидевшие рядом услышали. Тэхо же взволновался и заговорил быстрее. Выражение лица изменилось, как у профессионального артиста. Наверняка никто уже и не помнил, что на пароме, идущем на Пхова, Тэхо когда-то проявлял невежливость да еще и тащил с собой вонючие соевые бобы.