Шестой (ЛП) - Линн К. И.

Полагаю, мне следует радоваться, что он не распял меня на кровати или что-то в таком духе. Немного свободы лучше, чем быть привязанной изолентой к стулу.

Длина цепи кое-что все же позволяет: я могу лежать на середине кровати, не натягивая цепь, но мне не подойти близко к двери или к телефону. Если бы телефон все еще был на месте, ведь Шестой вырвал его из стены и вынес из номера. Кровать и ванная — единственные места, куда мне позволено перемещаться.

Шестой включает телевизор, и так как уже миновал пятый час, ограниченный набор доступных каналов радует его только выпусками новостей.

Вся выпитая мной вода просится наружу, поэтому я решаю опробовать свою ограниченную свободу и иду в ванную. Я обхватываю голову ладонями, когда оказываюсь в своем чистилище, и гадаю, что происходит за стенами моей темницы. Впервые за все время я задумываюсь о дальнейших последствиях.

Найдут ли они тела или только фрагменты тел? Затем они идентифицируют их и сообщат ближайшим родственникам. Всем мужьям и женам, родителям, братьям и сестрам, детям... всем, кто был в жизни у погибших. Эмоциональное опустошение.

Там были не только мои коллеги. При взрыве, наверняка, погибли все, кто находился в здании.

А как же я? Узнают ли мои родители о моей гибели от того, кто однажды постучит в их дверь. Мне хочется позвонить им, но в тоже время и не хочется. В данный момент меня удерживают против моей воли, и нет никаких шансов сбежать. Я бы рассказала им, как я их люблю. Поблагодарила за все, что они делали ради меня на протяжении всей моей жизни.

Кто еще? Дигби? Мне сразу же хочется пнуть себя за то, что отказалась поехать с ним. Если бы я тогда согласилась, то сейчас по моим щекам не катились бы слезы от мысли, как мама воспримет новость о моей смерти.

Закончив рыдать и вытерев слезы с щек, я выхожу из ванной. Шестой стоит у изножья кровати, его взгляд прикован к телевизору.

Я тоже перевожу взгляд на экран и удивленно округляю глаза, когда на экране мелькает изображение отеля, в котором мы останавливались с заголовком «В мотеле маленького города обнаружена убитая супружеская пара».

Что-то здесь не так. Мы далеко, в другом штате. Почему эту новость показывают здесь? И тут до меня доходит. Это не местный выпуск новостей — это федеральные новости.

Но каким макаром эта новость попала в федеральный выпуск новостей? Убийцы же встречаются по всей стране.

— Отпечатки пальцев, обнаруженные на жутком месте преступления в маленьком мотеле на границе Теннесси, принадлежат двадцативосьмилетней Пейсли Уоррен, лаборантке из окружной конторы города Гамильтон, главного подразделения судебно-медицинской экспертизы в Цинцинатти, штат Огайо.

Ох... твою мать! На экране рядом со зданием, в котором я проводила пять дней в неделю, появляется моя фотография, а диктор тем временем продолжает:

— Вчера предполагалось, что именно в этом здании она погибла, когда там произошел взрыв, полностью уничтоживший его. Причины взрыва выясняются, но полиция не исключает возможности инсценировки смерти, и Уоррен включена в список подозреваемых по обоим происшествиям. Если у вас есть какая-либо информация или вы видели Пейсли Уоррен, пожалуйста, свяжитесь с местным управлением полиции.

Я в полнейшем ужасе смотрю на экран телевизора.

Похищена.

Заложница.

И, к тому же, главная подозреваемая в преступлениях, совершенных моим похитителем.

— Теперь тебя будет разыскивать не только полиция, — говорит он, стоя рядом со мной, и затем вздыхает. — Это несколько усложняет дело.

Я разворачиваюсь к нему.

— Усложняет? — я бью его кулаком по груди. — Ненавижу тебя! Ненавижу! — я бью и бью его. — Они думают, что это я убила их! Почему ты просто не убил меня! Ублюдок!

Я успеваю стукнуть его всего пару раз, прежде чем он перехватывает мои руки, останавливая.

— Хочешь умереть?

Я пытаюсь вырваться из его захвата, мне хочется размозжить ему череп и убежать.

— Нет, но если я умру, то пусть меня убьет кто-то другой! Лишь бы не ты! Я была почти счастлива той ночью. Я думала, ты — тот самый, а ты просто чокнутый убийца!

Он злобно скалится. Шестой поднимает мои руки выше, а другой рукой обхватывает меня за шею и резко притягивает к себе. Мне казалось, что я смогу сдержаться, когда его губы обрушатся на мои, а язык будет стараться проскользнуть между губ и проникнуть глубже. Я думала, что испытаю отвращение.

Но ошиблась.

Я таю от его прикосновений, точно так же, как и той ночью, которая, кажется, была в прошлой жизни, хотя на самом деле прошло всего сорок восемь часов. Вся ненависть к нему исчезает, когда наши тела соприкасаются. С моих губ срывается стон, но как только этот звук достигает его ушей, он прерывает поцелуй.

Прерывисто дыша, Шестой отходит от меня. Наши взгляды скрещиваются, и от напряженности его взгляда меня бросает в дрожь. Он снова делает шаг вперед и толкает меня в грудь так, что я падаю на кровать.

Мужчина возвышается надо мной, и кровь бешено несется по моим венам. Шестой через голову стягивает рубашку и, отшвырнув ее на пол, забирается на кровать.

Я втягиваю воздух сквозь зубы и пытаюсь отползти, а он раздвигает мне ноги и прижимает меня руками к кровати. Я широко распахиваю глаза, когда тянусь вверх и кладу руки ему на грудь.

— Я чертовски хорошо относился к тебе, Пейсли, ведь правда?

— Д-да, — заикаясь, бормочу я дрожащими губами.

Он протискивает руку между нашими телами и скользит ладонью по моему животу, пока не достигает кромки моих трусиков. Схватив их и сжав в кулаке, он тянет их так сильно, что ткань трещит и в итоге рвется.

— Тогда я заставлю тебя ненавидеть меня еще сильнее. Ты просто чертова песчинка. Я собираюсь использовать тебя, трахать тебя, и ты ничего не сможешь с этим поделать.

Я хнычу, меня начинает трясти, когда он устраивается поудобнее и расстегивает джинсы. Я напрягаюсь и пытаюсь отползти, но Шестой крепко прижимает меня к матрасу весом своего тела.

Головка его члена прижимается ко мне, ничем не прикрытая, но мне плевать на презервативы. Я все равно умру, так какое они теперь имеют значение?

Он рычит, когда одним движением бедер проталкивает свой член в меня.

Я ахаю, все мысли вылетают из головы, стону, когда он выходит из меня и сразу входит на всю длину. События последних дней бесследно тают в воздухе, и все, что помнит мое тело, — его прикосновения.

И без защиты ощущения еще лучше. Кожа к коже — восхитительно.

Логика подсказывает, что я должна прийти в ужас и перепугаться. Кричать и проклинать его. Отказать ему и оттолкнуть его. Сказать или сделать что-то, что показало бы ему, что я не хочу того, что он сейчас делает.

Но вместо этого я вжимаю пятки в матрас и пытаюсь приподнять бедра, чтобы встретить его толчки.

Мне страшно. Я возбуждена. Я настолько запуталась в своих эмоциях, что уже не понимаю, что испытываю на самом деле. Замешательство переплелось с желанием и нотками страха от того, что этот великолепный образчик мужчины вводит в меня свой большой член.

— Твоя киска сжимает мой член. Ты, вроде как, не должна получать наслаждение от этого, — шипит он мне в ухо и обхватывает рукой мое горло. Его жаркое дыхание овевает мою шею. — Хотя, уверен, что твое тело просто помнит нашу предыдущую ночь. Зуб даю, ты весь день не могла меня забыть, — фыркает он. Нехватка воздуха усиливает все, что я чувствую, моя киска еще плотнее обхватывает его член.

— Ты была возбуждена? Ждала, пока я придавлю тебя своим телом и засуну в твою киску свой член?

Я выгибаю спину и хнычу.

— Скажи мне, Пейсли, тебе нравится, когда мой член в тебе? — он ослабляет хватку на моей шее.

Я делаю рваный вдох и, хлопая глазами, отвечаю:

— Да.

— Ты что, собираешься кончить? Это очень плохо, — говорит он, растягивая гласные в последнем слове. Его мышцы напрягаются, и он толкается бедрами так мощно, что ему приходится удерживать меня за плечи, чтобы я оставалась на месте. При каждом толчке его член во мне подрагивает.