Раздумывать мне долго не дают. Телефон, который я положила на стол рядом с бокалом, дзинькает оповещением.
Открываю и вижу, что это сообщение. И не одно.
Это Христос Александрович… Изволили рассердиться.
"Отчёты?!"
"Начальник?! Христос Александрович Шейгер?!"
Имя, что ли, своё забыл? Зачем переспрашивает? Да еще с вопросительным и восклицательным знаками? Опять поскользнулся? Эх! Чудо садовое…
"Новый?!"
Продолжал буйствовать… А я эти сообщения даже не видела — я пыталась уцелеть и за Викой усмотреть. Непростое занятие, кстати. Особенно, если совмещать.
Из последнего. Как раз то, что привлекло моё внимание.
"А ничего, что со мной в одной кровати дрыхла ночью?!"
И если бы это было всё!
Практически точно такие же сообщения приходили от Зои. Практически в то же самое время.
"Отчёты составляли?!" "Серьёзно?!"
"Начальник?!" "Христос Александрович Шейгер?!"
"А он правда Христос?"
"На самом деле — Христос?!"
"И он — твой новый начальник?!"
"А он — симпатичный… И богатый… И уси-пусенька такой!"
Часто моргаю, читая всё это. Чего они от меня хотят-то оба?
Отвечаю сначала обиженному уси-пусеньке.
"А чего ты хотел-то, я не пойму? Чтобы я своей сестре и её мужу битый час объясняла, как мы с тобой ночью дрыхли?!"
И следом пишу сестре.
"Зоя! Не суйте нос не в своё дело! В столице нашей Родины, говорят, любопытные носы любят отрывать. Правда, Варварам. Но мало ли…"
Без всякого промедления и жалости одновременно меня настигают два сообщения от разных адресатов.
"Коза!"
"Коза!!!"
С тремя восклицательными знаками от Христоса.
Но он на нём не успокаивается.
"ДО ПОНЕДЕЛЬНИКА!"
Это еще одно.
И еще одно.
"Жду вас на работе, Клара Ивановна".
Всё это заставляет меня крепко призадуматься.
Но недолго.
— Кларочка! — зовёт меня Вика.
И голос звучит у неё странно. Малость придушенно, я бы сказала.
Подрываюсь с места. Опрокидываю бокал с чаем. Хорошо, что всё почти выпила.
И бегу в гостиную, где оставила ребёнка за мультиками.
Вижу картину маслом. Вика, став практически на мостик, удерживает от падения мой телевизор, из которого "Щенячий патруль" вещает что-то про спасение.
— Да… Вика! — рявкаю я.
Но параллельно, конечно, бросаюсь ей на выручку. Примерно, как весь "Щенячий патруль", вместе взятый.
Подхватываю телевизор, впихиваю его на место, где он стоял до этого. Подхватываю Вику, выпрямляю её в более удобное положение.
— Это что такое было? — свожу грозно брови на переносице.
Вика отступает от меня на несколько шагов, распахивает свои глазки пошире, сжимает ладошки на груди и отвечает:
— Тётя Клара! Там пыль была. На телевизоре. Пыль-то вытирать надо. Так бабушка всегда говорит. Детям чистота нужна!
Несколько секунд ловлю ртом воздух. От такой-то наглости.
— Там чисто было! — они, что, с Христосом сговорились?! — Я только недавно убиралась! А если ты будешь бедокурить, то…
Племяшка делает еще несколько шагов назад — я так подозреваю, чтобы дать мне возможность опомниться, если я всё же решусь на физическую расправу.
— И что ты мне сделаешь? — еще и бровку так задирает… Что непременно хочется по жопке вломить. Ремешочком.
— Вика-а-а! — уже почти рычу я.
— Ладно… Ладно… Я буду хорошо себя вести… — она примирительно поднимает обе свои ладошки вверх, в знак того, что сдаётся.
Но это только на словах. На деле же… У меня очень насыщенные выходные.
В результате которых я засыпаю вечером воскресенья на столе кухни. Где-то в 20:45. Как раз, когда раньше передача "Спокойной ночи, малыши!" начиналась.
Всё! Я больше не могу! Завтра в садик!
Но не тут-то было…
В этом неудобном положении, которого я не замечаю, я провожу ровно десять минут.
Потом меня трясут за плечо.
— Мммм, — мычу я, переворачиваю голову на другой бок и продолжаю спать.
Меня снова трясут.
— Мммм, — снова издаю я тот же возглас и, кажется, пытаюсь отмахнуться рукой.
И снова — не тут-то было.
— Что "мммм"?! Мы поделку забыли сделать! — громко, в самое ухо заявляет мне племяшка.
С трудом, но открываю глаза. Стоит около кухонного стола в пижаме с кошками. И явно собирается реветь…
— Какую поделку? — зеваю я.
— Ну… На конкурс… Я же говорила тебе. А ты забыла! Завтра праздник! А я — без поделки! — большие глаза моей красавицы наполняются слезами. Как озёра водой.
Я снова зеваю.
— Вик… Может — ну, её, эту поделку?
— Нет! — строго отвечает она мне. Даже плакать передумала.
Я укладываю голову обратно на руки.
— И что конкретно надо? Формулируй задачу…
— Форму… Чего?
— Какая поделка, говорю, нужна?
— Необычная! — заявляет племяшка, — Она должна быть, как съедобная, но не съедобная. И связана с Новым годом.
— Ничего себе! Конкурс "Пойди туда, не знаю, куда, принеси то, не знаю, что".
— А он так и называется, — огорошивает меня ребёнок.
— За сколько до Нового года у вас воспитатели подбухивать начинают?
— Что ты говоришь, тётя Клара? Я плохо тебя понимаю…
— Ничего, солнышко… — глажу племяшку по шелковистым волосам, — Сейчас я что-нибудь придумаю…Врагу не сдаётся наш гордый варяг…
Напеваю я.
— Ты устала… — вздыхает племяшка, — Дети — это тяжело… Но потерпи, пожалуйста, немножко… Скоро мама с папой вернутся.
— Угу… — соглашаюсь, а сама оглядываюсь по сторонам.
Соображаю, что бы такое придумать. Съедобно-несъедобное. И новогоднее.
И тут меня озаряет.
— Вика! Ура! Я придумала! Мы будем печь еловое печенье! С предсказанием!
— Ура! — голосит еще одно чудо.
И прыгает на месте. Кошки на пижаме прыгают с племяшкой в такт.
Глава 16. Как Клара оказалась на работе 31 декабря
Клара
Ёлку я уже поставила, даже нарядила. Новогоднее настроение у меня в самом разгаре, особенно, когда я сползаю со стула, вдохновлённая своей дикой идеей.
Но когда мне что-то приходит в голову, особенно, когда это приходит с недосыпа, как сейчас, то остановить меня не может никто и ничто. Примерно, как Вику. Это у нас семейное.
— Ты куда? — с беспокойством спрашивает Вика, видя, как плетусь в гостиную.
— За хвоёй, — отвечаю ей я.
Возможно, если бы время было нормальное, я бы предпочла дойти до елового базара и купить или попросить еловую ветку. Но сейчас уже поздно, поэтому иду я в гостиную.
Вика хвостиком следует за мной.
— За хв… — пытается она произнести не очень частое в употреблении слово, — А это что такое?
Простодушно интересуется.
Я объясняю. Уже стоя возле ёлки и придирчиво её оглядывая, прицеливаясь с какой стороны её лучше ободрать.
— Хвоя — это ёлкины листики… — а что? Кратко и понятно.
— Ммм… — отвечает мне Вика, — Кларочка, ты, наверное, поспи иди. Зря я тебя разбудила…
— Еще чего! — бодро отзываюсь я, — Ты же меня уже разбудила. Давай хвоинки отрывать!
— Никогда так делать больше не буду, — бормочет себе под нос племяшка, пытаясь повторять за мной.
Я дёргаю за иголки. Вика тоже.
— Колется! — восклицает она после нескольких манипуляций.
— А ты как хотела? Тётку посредине ночи озадачивать… Терпи теперь.
— Да я уже никак не хочу, — отзывается Вика, но продолжает то же странное занятие, что и я.
Со стороны мы напоминаем двух ведьм, занятых ночью каким-то таинственным ритуалом. Хорошо, что нас никто не видит, а то бы сожгли.
Надёргав хвои и исколов пальцы, мы идём на кухню.
— Ну, вот… Несъедобная часть твоей поделки готова. Теперь осталось посмотреть, есть ли из чего делать съедобную.
