Заложник зла (ЛП) - Дарк Рэйвен

Мне всегда нравилось приезжать сюда подростком. Попс позволял мне делать то, что я хотел, пока я был здесь, за много лет до того, как мне разрешили пить по закону, и он приютил меня, когда мой отец пришел, чтобы затеять драку. Он не знал, насколько все плохо, иначе был бы одним из первых, кто убил моего отца. Меня беспокоит, что я не был здесь с тех пор, как умер отец, прошло несколько лет.

Ряды мотоциклов, принадлежащих мужчинам из моего отделения и из этого, стоят снаружи деревянного заведения, похожего на сторожку, их десятки. Отделение Декса в два раза больше нашего, о чем он любит подшучивать над Драгоном.

Темного фургона, в котором мы перевозили оружие, нигде не видно. Скорее всего, он находится сзади, в гараже, где механики Декса ремонтируют байки.

Когда мы подъезжаем ближе, я вижу Драгона и некоторых других, сидящих во внутреннем дворике перед зданием с Дексом и десятками участников Уайт-Спрингс, некоторые с голой грудью, почти все с пивом в руках, выглядят расслабленными. Девушки из клуба Уайт-Спрингс разносят пиво или разваливаются на коленях у мужчин.

Это как дом вдали от дома, которого ты избегаешь годами, а потом, когда возвращаешься, жалеешь об этом, черт возьми. У Драгона на коленях Текила; он и остальные выглядят так, как будто они здесь уже давно, освоились.

Когда я заезжаю на стоянку, Эмма садится, и я чувствую, как напрягается ее тело. Мужчины во внутреннем дворике смеются и подтрунивают друг над другом, опрокидывая свои напитки, некоторые из них оскорбляют друг друга. Беспокойство пронзает ее. Я паркую свой байк и глушу двигатель, сопротивляясь желанию ободряюще похлопать ее по бедру. Наше время прошло. Она должна пострадать за свои сегодняшние поступки.

Страйкер и Рэт подъезжают ко мне сзади, и их двигатели глушатся.

Спрыгнув с байка, я отстегиваю шлем, который носит Эмма, и снимаю его, вешая на руль.

Ее горло сжимается, когда она наблюдает за двумя мужчинами за столом, занимающимися армрестлингом, большая группа из них громко подбадривает одного или другого.

Мне приходит в голову, что, как бы трудно ни было поверить, что она была частью жестокого, фанатичного культа, почти все ее поведение соответствует ее истории, начиная с того, как она отреагировала на скудный наряд, который я ей дал, до того, как она запаниковала, когда я начал трахать ее пальцами в ресторане. Сейчас она выглядит совершенно не в своей тарелке, точь-в-точь как женщина, которая все еще не знает, что делать с байкерским образом жизни, и считает нас всех дикими преступниками, которые ведут себя как мужчины, которых она боялась.

Она выглядит так, как будто думает, что любой из этих мужчин в любую секунду перекинет ее через плечо и утащит.

К сожалению, как я должен напомнить себе, ее реакцию на публичный секс и скудную одежду можно было бы объяснить нормальным, хотя и строгим воспитанием дочери пастора. И ее реакция на мой образ жизни вряд ли необычна. Большинство женщин, которые не родились в MК, нервничают, когда видят нас в нашей среде обитания, даже когда они не понимают, насколько жестокими мы можем быть.

Я позволяю воспоминаниям о ее истории, безумии, чистом надуманном ощущении этого крутиться в моей голове, противодействуя нескольким поведениям, которые не соответствуют ее нормальной жизни. Я позволяю им напоминать мне не поддаваться ее наивности в моем мире, невинности, которая, кажется, исходит от нее.

Мне не следовало бы ее успокаивать, но откровенный страх — это проблема. Некоторые из мужчин в этом отделении не знают меня так хорошо, как те, у Каспера, и они воспользуются женщиной, которая смотрит на них, как олень, пойманный в свете фар.

Я приподнимаю ее подбородок пальцами.

— Что я говорил тебе раньше, когда впервые привел тебя в здание клуба?

Она моргает, глядя на меня, явно не понимая, о чем я говорю.

— Расслабься. Никто тебя не тронет. Ты принадлежишь мне, и они узнают об этом достаточно скоро.

Она вздыхает, не выглядя успокоенной. Я помогаю ей слезть, собираясь запечатлеть на ней долгий, горячий поцелуй, чтобы все здесь увидели, но у меня нет такой возможности.

— Спайди!

Я поворачиваюсь. Маленький мальчик со светлыми волосами, точь-в-точь как у Пенни, но намного короче, сбегает по ступенькам крыльца прямо ко мне.

Черт возьми. Малыш еще больше похож на миниатюрного Гэри, чем в последний раз, когда я видел его несколько лет назад. Он проклят теми же темно-голубыми глазами, той же ямочкой на подбородке, что и его отец, избивающий жену.

Может быть, я должен ненавидеть ребенка за это, но я не могу. Он невиновен, и, как и Пенни, я отказываюсь осуждать его, потому что его отец облажался, как люди могли бы поступить со мной, если бы знали. Этот ребенок легко мог бы быть мной.

Я смеюсь и подхватываю его на руки, поднимая.

— Привет, малыш, — я поднимаю его на бедро с притворным ворчанием, как будто он достаточно тяжелый, чтобы придавить меня. — Господи. Когда ты успел стать таким большим?

— Я сделаю для тебя фотографию, — объявляет он со счастливой улыбкой.

— Еще одну? Ты снова заставишь меня надеть мой костюм?

— Ага.

— Знаешь, если ты будешь продолжать в том же духе, все узнают мою тайную личность.

Позади меня Рэт смеется, ерошит волосы Бена, а затем взбегает по ступенькам к армрестлерам.

На мое заявление Бен просто пожимает плечами.

— Кто это? — спрашивает он, указывая на Эмму.

Я оглядываюсь на нее, и она прочищает горло, застенчиво машет ему рукой, а затем многозначительно смотрит на меня. Ждет, пока я объясню что-то, что ты не можешь легко сделать дружелюбным с ребенком.

Я ухмыляюсь ей, наблюдая, как она все больше нервничает. Ее глаза умоляют меня проявить такт, которым, как я до сих пор доказывал, я не обладаю.

Совершенно спокойно, я перевожу взгляд на Бена, как будто он ничего не говорил.

— Покажешь мне свои работы позже, хорошо? — говорю я ему, похлопывая по бедру.

Он проницательно смотрит на Эмму. — Она твой друг с привилегиями? Тетя Джулс рассказала мне о них, ты знаешь.

Я сдерживаю смех. — Так и есть, да?

— О господи, — бормочет Эмма, прикрывая глаза.

Смех вырывается из меня. Эмма сердито смотрит.

Все еще сидя на своем байке и обнимая белокурого Бена, Страйкер наблюдает за этим обменом репликами с первой настоящей улыбкой, которую я увидел от него после кафе.

— Это один из способов выразить это, — смеюсь я, целуя костяшки пальцев Эммы и наблюдая, как она извивается.

— Извини, Спайди, — тетя Бена подбегает к нам, лучезарно улыбается и машет мне рукой, чтобы я позволил ей освободить меня от мальчика. Сестра Пенни почти такая же, как она, но у нее большие бедра, большая грудь и на несколько дюймов меньше рост. — Он ждал тебя весь день.

— Это не проблема. Я возьму его, — я обнимаю ее одной рукой. — Как поживаешь, Джулс?

— Рада тебя видеть, Спайди, — она обнимает меня с видом женщины, ищущей утешения у старшего брата, и я сжимаю ее так же. — Я думаю, что я заставляю кого-то ревновать.

Я бросаю взгляд на Эмму, и меня охватывает трепет от того, как она смотрит, как я обнимаю другую женщину из-под опущенных ресниц. Ее челюсть сжимается, прежде чем она отводит взгляд и притворяется, что не замечает.

Невозможно удержаться, чтобы не поиграть с ней.

— Страйкер, отведи ее внутрь и заставь работать. Я буду через секунду, — я продолжаю обнимать Джулс и крепче сажаю Бена на бедро, затем начинаю подниматься с ними по ступенькам, оглядываясь через плечо.

Челюсть Эммы сжимается до тех пор, пока я не уверен, что ее зубы вот-вот треснут. Страйкер, который был угрюмым всю дорогу сюда до этой улыбки минуту назад, кусает кулак, хихикая, явно уловив смысл.

— Тогда пошли, — говорит он, поднимаясь с ней по ступенькам. — Давай найдем тебе хорошее применение.

Ее лицо теряет свой цвет. Если бы взгляды могли убивать, то взгляд, которым она меня одарила, заставил бы меня упасть навзничь.