Альтер Эго (СИ) - "Villa Orient"

Я осторожно стучу, прежде чем войти.

— Входи, Аврора.

И я захожу.

— Привет, — он подходит ко мне и целует в щёку, — я уже начал бояться, что ты не придёшь.

— Прости, я немного опоздала. Вот, я принесла бутылку вина.

Я передаю бутылку, чтобы увеличить расстояние между нами, потому что, когда он так близко, я теряюсь, и моё тело начинает недвусмысленно на него реагировать.

— Спасибо. Проходи, пожалуйста.

Я снимаю туфли и ступаю по деревянному полу босой. В жаркий летний день это особенно приятно.

— Я хочу помыть руки.

— Да, иди направо.

Он пока открывает вино, которое я принесла, и наливает в бокалы, один отдаёт мне. На самом деле, бутылка — это не просто дань вежливости, но и мера предосторожности. Я не пью незнакомый алкоголь в незнакомых местах, хотя есть, похоже, придётся.

— Присаживайся пока, я уже заканчиваю с ужином.

— Ты сам готовишь?

— Да, я умею варить не только куриный бульон. Выбирал между рецептом сёмги с каперсами и кремовым соусом и… в общем, скоро сама увидишь.

— Апартаменты. Это модно и современно.

— Это корпоративная квартира.

Для меня это не важно, хоть арендованная, но это значит, что фирма его ценит, готова даже оплачивать его жильё и, наверное, не захочет его просто так отпустить. Интересно, какая фирма платит? Вряд ли автосервис… Я сделала глоток вина.

— Присаживайся пока, расслабься, чувствуй себя как дома.

— Хорошо, спасибо.

Я сажусь на высокий стул рядом с накрытым столом, больше похожем на барную стойку. Мне кажется, такая квартира не могла бы стать мне домом, потому что такой стол вовсе не выглядит домашним, а создаёт вечное ощущение, что ты живёшь в баре и нужно будет уходить домой. И панорамные окна от пола до потолка открывают потрясающий вид на город, но лично для меня создают атмосферу, как будто всё на виду: и снаружи, и внутри.

Он ставит на стол блюдо.

— Что это? Цыплёнок Табака?

— Ты угадала. Но почему такой тон? Ты вегетарианка? Или на диете? Прости, но курицу, которую я тебе готовил, ты же ела.

— Да, и с удовольствием. Прости, я немного удивлена.

— Перестань, попробуй сначала.

— Хорошо, — я сделала ещё один глоток вина, а потом попробовала, — очень вкусно. Правда. Давно хочу спросить.

— Спрашивай, что хочешь.

— Как тебя зовут?

— Я думал, ты никогда не спросишь. Сергей.

— Серёжа.

— Да. Ты, наверное, думаешь, я обычный альфонс и золотоискатель, который приехал покорять столицу и живёт за счёт женщин.

— Нет, я так не думаю.

— А зря. Это так и есть. Я простой челябинский парень. Не москвич. У меня нет своего жилья, даже ипотечного.

— Это неважно, пол-Москвы так живёт, включая коренных москвичей.

— Да. Могу рассказать о себе, если тебе интересно, Аврора?

— Конечно.

— Я из рабочей многодетной семьи. Папа — рабочий на заводе, мама — на мясокомбинате, у меня четверо братьев.

— Четверо? — я чуть не поперхнулась, — Вы похожи?

— Конечно.

— Повезло вам выиграть в генетическую лотерею.

— Да, можно и так сказать. В 90-х было тяжело, как и многим. Папе зарплату давали деталями, продать было невозможно. Он даже увольнялся, пробовал торговать в палатке на рынке, но не выгорело, опять вернулся на завод, тогда уже понемногу стали платить. Зато у мамы всегда было мясо. Она готовила двадцатилитровую кастрюлю борща, которую мы съедали за два дня.

— Двадцать литров! Это круто.

— Это тяжело. Я очень уважаю маму. Пятеро вечно голодных пацанов и отец — сто килограммов и два метра ростом.

— Для мужчины — это скорее преимущество, чем недостаток.

— Мой отец так не считал.

— В смысле?

— Меня не считал и не считает мужиком.

— Почему?

Это очень странное заявление, потому что у меня была возможность проверить, что он — настоящий мужик.

— В семь лет я понял, что мне нравятся девочки. Тогда нравилась одноклассница Рита. Хорошая девочка. Со мной, конечно, дружить не хотела.

На мой немой вопрос, он сам ответил:

— Многодетная неблагополучная семья. И вот я решил быть ближе, караулил у дома, провожал до школы. Ну как провожал, рядом шёл, портфель её таскал. Она в отглаженной белой рубашке и белых колготках, а я в спортивном костюме не «Адидас». Она ходила в танцевальный кружок. И я тоже стал ходить на танцы. Отец, когда узнал, выпорол меня. А я продолжил ходить ему назло и потому что Рита мне всё равно нравилась. И через год я понял, что мне нравятся не только девочки, но и танцы. С девочкой той у нас, кстати, ничего не вышло. Зато с танцами сложилось. Через пару лет я начал на концертах выступать. Мать приходила посмотреть, отец никогда не приходил, ругался и бил, братья издевались, но я продолжал танцевать.

Он зашёл с козырей, рассказывает всё и сразу без купюр, но ничего по-настоящему важного пока не говорит, лишь поясняет, кто он, откуда и почему танцует стриптиз. Я и не надеялась, что он из семьи академиков. А у каждого танцора история плюс-минус одинаковая: не мужское это дело, осуждение родни и преодоление себя.

Я выпила уже целый бокал, и он налил мне второй. Голова немного кружится от алкоголя, и я смелею.

— Для тебя это призвание?

— Это любимое дело. Я не профессионал. Я это понимаю. И в театральное я бы не пошёл никогда, а в профессиональные танцевальные ансамбли меня без этого не возьмут.

— А ты пробовал?

— Да, ни разу не вышло, поэтому я подрабатываю автомехаником.

— А почему не захотел сделать любимое дело профессией? Не смог перерасти папино воспитание?

— Да, ты права. С тобой ведь почти всегда и все соглашаются.

Я посмотрела прямо ему в глаза. Он не спрашивал, но я всё равно ответила.

— Да.

— Потому что ты почти всегда знаешь правильный ответ и правильные слова.

— Профессия такая.

— Ты думаешь, это из-за профессии?

— Да, то, чем мы занимаемся, накладывает на нас отпечаток. Или мы занимаемся тем, что у нас хорошо получается.

Это и к нему тоже относится.

— Не все любят свою работу. А работа далеко не всегда любимое дело.

— Но все со временем начинают делать её лучше, накапливают опыт.

Я ступила на очень скользкую дорожку намёков. Мы не настолько близки, чтобы понимать друг друга на таком уровне, но я уже не могла остановиться.

И вдруг мой взгляд упал на его руки: крепкие, с выступающими над мышцами венами, с длинными пальцами, которые умеют творить чудеса с моим телом в самых трепетных местах. Он режет мясо и перекладывает его в мою тарелку, а потом откладывает приборы и накрывает мою руку. И я краснею и закрываю глаза, как будто могу спрятать своё состояние за закрытыми веками.

Я не могу сейчас посмотреть в его глаза, иначе утону и больше не выплыву, а мне нужна поверхность, воздух, чтобы дышать. Я вздыхаю, но тут же чувствую, что он накрывает мои губы своими, мягко и нежно. Он не забирает кислород из лёгких, наоборот, он вдыхает в меня жизнь и желание. Я ведь для этого сюда пришла — почувствовать себя желанной женщиной. Он даёт мне то, к чему я стремилась много лет.

Нас разделяет только узкая барная стойка, которая у него вместо стола. И он встаёт, не разрывая поцелуй, и поднимает меня со стула. И теперь целует уже глубоко и влажно, проталкивая язык и лаская всё, до чего доберётся.

Последние мысли в моей голове пытаются оправдать мою податливость, ведь я совсем не сопротивляюсь, я позволяю переступать черту и трахаться почти всегда, когда мы с ним не в людном месте или я здорова, телом как минимум.

Он легко справляется с молнией моего строгого платья, сразу расстёгивает и снимает бюстгальтер и начинает мять мягкую грудь, оттягивая твёрдые соски. Мои мысли несутся вскачь, но их смысл сводится к тому, чтобы не начать сопротивляться, не быть глупой и не мешать себе получать удовольствие. Ведь я здесь за этим. Я здесь за этим?

Я уже влажная и ко всему готовая. Я постанываю ему прямо в рот, пока его руки ласкают грудь, живот, сминают талию и проскальзывают в трусики, находят влажные складочки. Он гладит мокрые губки, проникает чуть внутрь, нажимает на чувствительные точки и размазывает тягучую смазку. Я подаюсь чуть вперёд, сама насаживаясь на его пальцы, не хочу, чтобы он уводил руку и длинные пальцы, и он возвращается, вырывая крик из моего горла. Я запрокидываю голову, с трудом справляясь с волнами удовольствия, ритмично накатывающими внизу живота и расходящимися по всему телу. Но он не даёт мне подойти к краю.