Боюсь тебя любить (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна"

Но ее ответная улыбка этому тюфяку вводит в еще большую ярость. Улыбается она…

Зараза. Блуждаю взглядом по ее телу, запакованному в обилие пышного тюля, или как там все эти приблуды называются?

Ее бледно-розовое платье на сто процентов вписывается в созданную атмосферу праздника. Да и сама она выглядит как принцесска. Плечи открыты, волосы подобраны. Прическа прекрасно подчеркивает тонкую шею и изящные ключицы. Вся такая хрупкая, как фарфоровая статуэтка.

Чем дольше я на нее смотрю, тем больше меня несет во все эти дебри восхищения.

– Ты так на нее смотришь, что мне становится страшно, – Серёга появляется словно из ниоткуда. Его голос раздражает, как и он сам.

Чувство, что меня поймали на месте преступления.

– Чего?

– Я боюсь за тебя, друг. Вот такое выражение на твоей роже я еще ни разу не видел. И меня это пугает. Раньше с тобой было гораздо веселее.

– Когда ты уже свалишь обратно?

– Через неделю, – хлопает по плечу, кивая в сторону Таты.

Она целенаправленно идет к нам. Останавливается на расстоянии шага.

– С днем рождения, – вручаю подарок.

– Спасибо, Ванечка, – забирает из моих рук коробку, – не думала, что ты придешь.

– Почему?

– Ну, я же не ответила на твое сообщение.

– Это повод?

– Не знаю. Лучше скажи, что я умопомрачительно выгляжу, – прокручивается вокруг своей оси, придерживая подол.

– Потрясающе, – касаюсь ее спины, и Татка вздрагивает. Облизывает блестящие губы.

– Я тебя ждала, – сжимает мою ладонь. – А не ответила, потому что была немного растеряна. Твоя бабушка умеет, э-м-м-м…

– Наговорить гадостей. Называй вещи своими именами. Что за хлюпик?

Все же не удержался, чтобы не спросить.

– А, это Матвей. Хороший парень, мы вместе работаем. Он официант.

–  И он не против залезть под твою пышную юбку.

– По себе не судят, Ванечка, – хохочет. – Ты останешься здесь или уедешь?

– Это намек, чтобы я побыстрее свалил?

– Нет. Я имела в виду, ты останешься здесь на ночь? Многие ребята останутся, и я подумала…

– О чем?

– Мы могли бы побыть вместе.

– Пообниматься и посмотреть фильм? – с губ непроизвольно слетает смешок. Такая она чудная в этом своем платье. А насколько заманчиво предложение…

– Да, – фыркает. – Но если тебя что-то не устраи… – Татка запинается и кривит губы. Смотрит на стеклянную дверь, в которую вот-вот зайдет их отец. – Только не он.

26

Тата

Почему именно сегодня? Зачем он приехал?

Все эти мысли крутятся в моей голове, пока отец медленным шагом поднимается по лестнице и заходит в дом.

– Я тебя не приглашала.

Да, я

вос

принимаю его появление на моем празднике в штыки. Он сам в этом виноват. Он ударил меня. В тот день, когда я убегала из дома, он влепил мне пощечину. Говорил ужасные вещи, сравнивал… я даже не хочу это вспоминать.

Да и где он был, когда мне так нужен был отец? Когда в свои пять я отказывалась ложиться спать, потому что знала, что могу увидеть папу лишь поздно вечером. Ему было плевать. А сейчас он всеми силами пытается вклиниться в мою жизнь со своими правилами, чтобы ее разрушить.

– Я не мог не поздравить единственную дочь. И ты тут? – с усмешкой смотрит на Серёгу. – Жрать захотелось, домой из своей Азии примчался. Все, как я и говорил, сынок.

– Пошел ты.

Папа снисходительно улыбается. Смотрит на Серёжу как на капризного ребенка, но брат не остается в долгу. Он просто уничтожает его своим безразличием и холодом.

Оценив, что на сына он больше давить не в состоянии, папа снова приковывает свое удушающее внимание ко мне...

– Доченька, – он говорит громко, диджей делает музыку тише, чем только подстегивает всех здесь собравшихся сосредоточиться на нас.

В этот момент к горлу подкатывает тошнота. Я будто становлюсь ватной. Внутри меня колошматит от страха. Я боюсь, что он выкинет очередную гадость. А после скажет, что хотел как лучше, ведь все, что он делает в этой жизни, только ради меня…

Хочется казаться сильной. Для него, для собравшихся гостей. Но я не могу, не получается. Ловлю на себе Ванькин взгляд и на какие-то секунды зависаю на его глазах. Ищу в них поддержку и, как ни странно, получаю. Я словно напитываюсь его силой и бесстрашием. Улыбаюсь. Да, не совсем искренне, приходится себя перебарывать, но это неважно.

Главное, теперь я смотрю на папу не как загнанная в угол мышь.

Правда, эффект этот длится недолго.

– Разве я не могу заехать, чтобы пожелать тебе счастья? – касается моей щеки пальцами. Такой легкий, но до ужаса пренебрежительный жест. – Я очень хочу, чтобы ты образумилась, дочь. Пора признать, что музыка – это не твое. К сожалению, этот год не открыл для нас новой, яркой певицы, друзья, – салютует бокалом шампанского. – Впрочем, все, как я и говорил, – смеется, осматривая столпившихся гостей. – Но у меня есть утешительный приз. Двадцать лет – круглая дата, милая. – Тянется во внутренний карман пиджака. – Я дарю тебе квартиру, как и обещал когда-то.

Гости взрываются улюлюканьем. Не знаю, зачем я беру из его рук ключи.

Только сразу после этого Серый с ухмылкой на лице сваливает подальше от этого цирка. Показательно выходит на улицу.

Чувствую себя предательницей. Внутри бушует злость, но смятение сейчас сильнее. Все, на что у меня хватает сил, это робко кивнуть.

Отец не задерживается здесь долго. Поправляет пиджак, черный, дорогой, сидящий на его фигуре как влитой. В свои пятьдесят папа выглядит шикарно. Не знай я его, то сказала бы, какой красивый и импозантный мужчина.

Но загвоздка в том, что я его знаю. Он злой. В нем столько желчи.

Даже сегодня его визит был жестом пренебрежения.

Посмотри, какая ты никчемная, но, вопреки этому, я хороший отец и дарю тебе квартиру. Ты ведешь себя как неблагодарная дрянь, но я выше этого, доченька…

Крепче сжимаю в руке ключи и, словно в замедленной съемке, наблюдаю за его удаляющейся спиной.

Папа показал себя во всей красе. Больше ему здесь делать нечего.

Обидно, смотрю на поблескивающий металл и чувствую подступающие слезы.

Мне так хочется, чтобы все было иначе. Без этой наигранности…

– Не плачь, – чувствую Ванину руку на своем плече.

– Он просто меня опозорил. Перед всеми. Он знает, что за этот год у меня ничего не вышло. Он все знает и упивается тем, что оказался прав. Он опозорил меня, а я приняла подарок. Ты видел? Серёжа ушел. Сразу, как только я взяла эти чертовы ключи.

– Пойдем, – тянет меня к лестнице.

Мы поднимаемся на второй этаж, и Токман заталкивает меня в первую попавшуюся дверь, к счастью, это помещение оказывается моей спальней. Значит, все-таки не в первую попавшуюся. Ваня, в отличие от меня, ничего не делает просто так.

– Какая тебе разница, что думает Серёга?

Ваня включает свет и практически усаживает меня на кровать. Сам же подходит к окну и задергивает шторы.

– Тебе подарили квартиру, радуйся. Теперь не придется бегать по друзьям.

– Ты не понимаешь…

– Это ты не понимаешь. Какая разница, что сказал твой отец? Ну не считает он тебя певицей, и дальше что? Ты перестанешь петь в ресторане и бегать по прослушиваниям? Вряд ли. Тогда в чем проблема? Доказать ему, что ты можешь? Он не оценит. Можешь хоть сейчас вывернуться наизнанку, но он не оценит.

Чем больше он говорит, тем злее я становлюсь. Слушать подобное больно. Но слышать это от человека, что тебе небезразличен, ужасно вдвойне.

– Со стороны всегда проще, Ванечка. Ты ничего не знаешь.

– Проще сказать, что я ничего не знаю, чем сделать хоть какой-то вывод. Что за мания стараться быть для всех хорошей и удобной? Пытаться доказать, что ты лучше?

В первый раз в жизни я хочу кого-то ударить. Так сильно, что действительно замахиваюсь. Вскакиваю с кровати и направляю горящую от волнения ладонь к его лицу. В этот момент, кажется, вижу себя со стороны. Такую жалкую. Слабую.