Тест на отцовство (СИ) - Рам Янка "Янка-Ra"

И я...

"Падаю...падаю... падаю... в черные дыры твоих глаз... Не надо... не надо... не надо... никому знать о нас..."

Ты должна сказать Роберту. Ты должна... От этого в груди образуется болючий мерзкий вакуум.

Я ужасная... Отвратительная. Неблагодарная предательница.

Ещё не поздно остановиться. Ничего ещё не случилось критичного. Секса не было.

Но стоит только взглянуть в глаза Чадову, он случается. Пусть пока не физически...

Чадов в компании нескольких коллег, они что-то обсуждают.

Но он все время сбивается, натыкаясь взглядом на меня. Это наверняка заметно со стороны. Всем очевидно, что между нами связь. И мне... неожиданно все равно, что подумают обо мне люди. И узнает ли Роберт.

"Какая засада, я буду рада, если нас кто-то сдаст..."

Это последний момент, когда можно сохранить хоть каплю достоинства. Позвонить Роберту.

Я достаю телефон, пытаясь проглотить лёд, стоящий комом в горле и найти слова какие-то.

- Юль... - неожиданно подсаживается Хасанов.

Я, чувствуя облегчение, опускаю телефон, с вниманием смотрю в его глаза. Вытаскиваю наушники.

Протягивает мне один из двух стаканчиков кофе.

- Спасибо.

- Занята? - кивает на телефон.

- Нет.

- Как у тебя дела?

- Дела?.. У меня?.. Рус, ты чего?

Хасанов мизантропище, который ни разу не явился на встречу выпускников. Ему совершенно не интересно как там у кого дела. Но при всем при этом, довольно тонок в общении со мной. Мы, можно даже сказать, осторожно дружим. Если редкое общение между гениальным хирургом и посредственным психиатром можно назвать дружбой.

Но Рус иногда в совершенно раскованной манере может выложить мне какие-то личностные проблемы, прося компетентной оценки или совета. А так как психиатр я и в самом деле посредственный, а к психоаналитике вообще никакого профессионального отношения не имею, то наши беседы скорее дружеские, чем профессиональные. Но почему-то они до сих пор случаются...

Рус с усмешкой пожимает плечами.

- Ну ладно тебе, не такой уж я и невнимательный к людям.

- Дела у меня хорошо, - как робот изрекаю я. - А у тебя?

- Нормально. Что такое выученная беспомощность?

- Это такое состояние... Когда человек не пытается улучшить свое положение, даже если может это сделать. Потому что когда-то у него был отрицательный опыт при попытки его улучшить. Как забор под напряжением. Нас пару раз стукнуло током. И потом в заборе уже напряжения нет. Но мы не пытаемся его преодолеть. Мы выучили, что беспомощны перед этой преградой. А почему ты спросил?

- Чтобы ты ответила.

- Не поняла...

- Ну... Понимаешь, Юленька... В жизни есть один единственный смысл.

- Какой же?

- Жить! - бросает взгляд на Чадова.

- А ты мне почему сейчас это говоришь?

- Люди иногда умирают у меня на столе. Это печально. Но чаще люди умирают задолго до того, как попадают на стол.

- Ты имеешь в виду психосоматику инсульта - потеря ощущения радости от жизни?

- Заметь, не я это сказал. Пусть лучше ты будешь самой плохой девочкой, но не попадешь в мое отделение с ранним инсультом. Ок? Я лично первым кину камень в того, кто тебя осудит.

- Ах... - улыбаюсь я, пытаясь перевести в шутку. - Сам Хасанов мне разрешил адюльтер!

- Властью данной мне - благословляю.

- Рус, ты бестактен, - качаю с улыбкой головой.

Хасанов такой... Все в лоб.

- Никому не рассказывай, - подмигивает он мне. - Чадову особенно. А то он мне в морду даст.

Закрываю глаза ладонью.

Что происходит?..

- Рус, скажи мне сейчас, пожалуйста, что Чадов не обсуждает меня с тобой в данном контексте!

- Скажем так... Чадов аккуратно интересуется.

- Но ты же... - отрицательно качаю я головой.

- А что я ему могу о тебе рассказать, Юль? Я же тебе исповедуюсь, а не ты мне. А все, что я тебе сейчас говорю - это личные наблюдения и личная инициатива. Из большой любви к тебе. Человеческой. Это мой максимум по любви, хочу заметить.

- Ладно... Я ценю твою заботу, Рус, - поджимаю обескураженно губы.

Чадов, извинившись и бросив мимолетную улыбку коллегам, идёт в нашу сторону, становясь все более хмурым с каждым шагов.

- Сцена ревности сейчас будет... - стебется Хасанов.

Я подскакиваю с места, и демонстративно сбегаю на улицу.

Решительно жму на дозвон.

Если я сейчас это не сделаю, то не решусь никогда!!

И даже если ничего у меня не получится с Чадовым… Он ведь не надежный Роберт, а неприкаянный ходок, наверняка. Я всё равно хочу это всё прожить!

- Доброе утро, Юленька.

- Доброе утро, Роб. Я хочу поговорить... ".

Глава 17 - Подари мне Санта…

Глава 17 - Подари мне Санта…

С утра кормлю Степу завтраком, разговаривая по телефону с Робом.

С того номера, с которого пришло признание - несколько сообщений. Я не открываю. Это Чадов... Я боюсь прочитать и втянуться в переписку.

Стёпа елозит ложкой по тарелке, размазывая кашу. И катает машинку по столу.

- Ешь! - шепчу ему.

Зачерпывая ложку подносит ее к соуснице в виде коровы с открытым ртом. И засовывает ей в рот кашу.

На автомате отодвигаю соусницу.

Уронив с ложки кашу на стол, буксует по ней колесами машинки, щедро сопровождая это звуками.

- Вжжж...

- Ч-ч-ч... - вытираю со стола кашу, прижав к уху телефон. - Ешь.

Степа все время чудит за столом. Но когда Роб ест не с нами, это меня не беспокоит. а вот когда он с нами… Это ненормально, я понимаю. Но это только в моей голове.

Выпиваю пару таблеток - магний, зверобой. Но, боюсь, в моей ситуации, это как слону дробина!

- Это конечно, за гранью! - ругается Роберт на то, что ему сообщили неправильную информацию. - Побудь сегодня и в выходные дома. Я прилечу в понедельник. Раньше не получится.

- Роб, я не могу. У меня сегодня реально важный день. В кардиологии женщина с серьезной аутоиммункой! Ей необходимо срочное обследование и сопровождение тоже.

- А я позвоню сейчас Бергману, все ему объясню и...

- Я тебя умоляю, не нужно. Ко мне и так относятся, как к неполноценной. Бергман мне и так уже намекнул, что такие женщины как я не должны работать.

- Это был комплимент, Юленька.

- Нет! Это был намек, завуалированный комплиментом. В его стиле. Да и в нейрохирургии супераллергик, меня Таисия попросила проконсультировать...

Господи, зачем я заикнулась про нейрохирургию?! Там же Чадов.

- Какая ещё - Таисия?..

- Зотова. Новый ординатор.

- Безопасность важнее. Скажи, что заболел ребёнок. Тебя никто не осудит. Проконсультируешь по телефону. Да я сам скажу.

- Нет, я сама буду договариваться! - скидываю вызов.

Я протестую, чтобы не выглядеть вечным ребенком. Но сам по себе этот протест тоже - детскость. Какой-то замкнутый круг.

Стёпа с воплем закрывает ладонью рот. На глаза наворачиваются слёзы.

- Что такое?! Открой рот. Ты зуб сколол! Сильно как!

Сломанный и вывернутый зуб разодрал десну.

- Как ты это сделал?!

- Я машинку чинил.

- Зубами?! Ох, Стёпа...

Нужно срочно к стоматологу. Пусть удалят и положат антисептик.

- Одевайся...

Выглядываю в окно. Не может же отец находиться здесь неотлучно. Ехал бы к бабке, своей матери. Ее я никогда не видела. Помню лишь из детства, что мама всегда говорила на нее "бабка". С отвращением и ненавистью. И в моей голове отложилось, что она плохой темный человек, живущий где-то далеко.

Я бы хотела поговорить с отцом. Сесть напротив него, посмотреть ему в глаза. И задать ему вопрос с позиции силы - что ему от меня надо? И не выслушивая ответа, категорически заявить, что он ничего не получит. И больше никогда в жизни его не видеть.

Но где взять эту позицию силы? Попытка говорить с ним в равном тоне грозит отрезвляющей пощечиной и унижениями. Так было раньше!