Развод в 45. Я не вернусь (СИ) - Невинная Яна

И повернув голову к внучке, она драматично спросила:

– Я же верно поняла, Алиночка? Ты говорила, что твоя мать устроила скандал в ресторане? А Лёшеньке от этого стало плохо?

Лёшенька.

Сыночка-корзиночка.

Бедный мальчик, которого жена-мегера довела до приступа.

Чуть не угробила.

И ее явно не интересовало, почему я устроила тот “скандал”.

Алина подняла глаза. Уже не пряталась. И не отводила глаз.

– Маме было жалко свою работу, – хлестнула она холодной интонацией. – И она устроила скандал. Прямо перед меценатом. Унизила папу при всех. Выставила его вором. Ей было всё равно, как он выглядел в глазах спонсора! Главное, чтобы ее не забыли упомянуть!

Я сглотнула. Боль за грудиной разрасталась всё сильнее. Но я не могла позволить дочери врать дальше.

– То есть ты так это видишь? – спросила я спокойно, чувствуя, как внутри накапливается глухой гнев. – Как удобно для вас с папой ты перевернула правду. А может, расскажешь бабушке, как всё было на самом деле? Или тебе выгоднее при ней прикинуться жертвой, а меня изобразить злом?

Алина прикусила губу. Дернулась в сторону бабушки и уже хотела что-то сказать. Но Наталья Викторовна вскинула ладонь, будто перекрывая поток слов.

– Не надо. Не надо тут разборок. Я не буду в это влезать. Мне всё равно. Кто, что, у кого…

Она покачала головой, глядя на меня с презрением.

– Я верю Алине. Она не стала бы врать. Раз она сказала, так оно и было… А ты, Лида… Ты всегда задавалась. Всегда старалась поставить себя выше всех, с этой своей династией, с этими своими научными замашками. Что толку с этой твоей правды, если из-за нее твоему мужу стало плохо? Какая разница, кто презентовал проект? Главное – гранты. Чтобы деньги пришли в университет. Что ты носишься с этим авторством?

Она пожала плечами, как будто и правда не понимала суть проблемы. Или делала вид. Ведь, судя по тому, как именно она оформила свою претензию, она прекрасно знала, в чем дело.

Кто у кого что украл и как. И видимо, потворствовала сыну.

Приняла его сторону. Впрочем, я не удивлялась.

– То есть мне отказано в том, чтобы защищать свое? Так? Я верно вас понимаю, Наталья Алексеевна?

Она вскинула голову и поджала свои тонкие, накрашенные темно-красной помадой губы.

– Ну почему же? Ты можешь бороться. Но надо понимать, насколько это уместно. Ты, как всегда, пошла на принцип и ради него чуть не погубила моего сына. Не слишком ли высокая цена? – еще раз покачала она головой.

Обняла Алину за плечи.

– Пойдем, моя дорогая, посмотрим, как там папа.

У меня вдруг появилось четкое ощущение, что никто меня не понимает. Выдворяют из семьи, говорят, что я лишняя, неудобная. Изгоняют из своей жизни. И я пыталась понять, когда всё так стремительно полетело под откос.

Разве я сделала что-то не так? Разве можно было меня судить за то, что я защищала свой труд? Меня обворовали, предали, размазали, а я должна была молча смотреть и даже не бороться?

– Что ты стоишь, Лидия? – кинула мне свекровь через плечо. – Ты что, не собираешься заботиться о муже?

– А разве вам Алина не рассказала, что есть кому о нем заботиться?

Дочь вжала голову в плечи, ее взгляд забегал, и стало ясно, что эту небольшую “деталь” она упустила из виду, когда создавала для бабушки портрет нашей семьи. Портрет, в котором идеальный муж страдает от руки кошмарной жены.

– Как это понимать, Лидия? Ты отказываешься пойти к собственному мужу? Я тебя верно понимаю?

– Нет, неверно, – холодно произнесла я, – кажется, ни ваш сын, ни ваша внучка не упомянули, что мой муж, помимо того, что украл мою работу и презентовал ее перед всем университетом и меценатом, также на досуге увел у этого же мецената супругу. Имя Вера вам ничего не говорит?

– Вера? Какая еще Вера? – промямлила свекровь, прикладывая руку к груди и качая головой в неверии. – Я не понимаю, про что ты говоришь… Какая Вера? Он не мог… С замужней, да еще коллегой? Какая пошлость! Он не такой… Что ты мне голову морочишь?

– Бабушка, да не слушай ее, пойдем к папе…

Алина хотела утащить бабушку, даже за руку ее взяла, но та осадила ее одним только взглядом и посмотрела на меня.

– Нет, пусть она говорит, я должна знать, что происходит у вас в семье.

– Конечно, лучше бы вам было спросить у своего сына, – сказала я, – но я думаю, уже нет смысла ничего скрывать…

– Еще бы не было смысла! – взвилась дочь, пронзая меня гневным взглядом и глядя потом на бабушку. – Она и про это намекнула в ресторане!

– Да господи, про что? – распереживалась свекровь. – Лида!

– Ваш сын завел связь на стороне, и он не нашел никого лучше, чем коллегу и жену мецената. Замужнюю женщину с ребенком. Вера помогала ему подготавливать презентацию проекта, а также, видимо, уговорила своего мужа спонсировать проект любовника.

– Боже, какой ужас ты говоришь! Какие-то мерзости, – фыркнула свекровь. – Я не верю! Я не верю тебе, Лидия. Ты это придумала. С чего ты это вообще взяла?

– С того. Вера призналась мне сама, – проговорила я, видя в глазах свекрови шок, а у дочери – изумление. – Просила не выдавать ее перед мужем. Сказала, что не хотела этого, но любовь была сильнее их, – пропела я, закатывая глаза, не показывая, как сильно меня ранит их содержание.

Наталья Викторовна побледнела. Она посмотрела на дверь палаты, в которой лежал ее сын, втянула щеки, пожевала задумчиво губы. Видимо, какие-то подозрения у нее по поводу похождений сына всё-таки были. По крайней мере, мне так показалось. То есть она выглядела изумленной, да.

Но вроде бы признавала саму вероятность этой измены.

Знала, что ее сын может в принципе ходить налево.

– Так, – выдала свекровь, нахмурившись, – если это так… Если это правда, то ты, Лидия… Знаешь что, ты сама виновата!

– Виновата? В чем же я виновата, интересно спросить? – удивленно взглянула я на свекровь.

Быстро же она оправилась и перешла в оборонительную позицию.

– Да. Лида. Лёшенька жаловался мне, скажу тебе по секрету. Я не хотела вмешиваться! Да ты бы и слушать не стала.

– И на что же он жаловался? – поинтересовалась я, хотя прекрасно знала, что она скажет.

Вряд ли бы ее обвинения отличались бы от тех, что бросила мне в лицо родная дочь.

– А что? Ты сама не знаешь? Ходишь как тень! Вся в себя ушла! И при этом смела обвинять моего сына, что тащишь на себе деканат!

Я покачнулась, но удержалась, хотя ее слова звучали обидно. Она перекрутила. Я ничего такого не говорила. Скорее, это просто была правда, которую Алексей не хотел признавать.

Свекровь не останавливалась:

– Вот и результат, – не унималась она. – Ты всё время вся в науке, а он – вечно на втором плане. А он же мужчина, ему поддержка нужна, настоящая женщина, а не такая ледышка, как ты! Я хоть и не живу с вами, но знаю, как ты отстранилась. Семьей надо было заниматься, Лидия, а не корпеть ночами над работой. Лёшенька пахал за двоих. Он же выручил тебя, когда ты вместо мамы не захотела стать деканом. А ты и рада! Засела дома и всё пустила на самотек! А теперь тебе все виноваты?

Я посмотрела на Алину. Та отвела глаза. Но я не сомневалась, что она рассказывала бабушке про нашу жизнь. Жаловалась, как и Алексей. По коже побежал холодок, а хребет будто переломился. Я держалась только за одну мысль. За одну-единственную. Что мой сын ни в чем этом не участвовал. Что он не знал. Не потворствовал. Если еще и Егор…

Я просто не выдержу.

– Я не ждала от вас сочувствия, Наталья Викторовна, – произнесла я спокойно, – но давайте по фактам. Семью мою попрошу вас не трогать. Ваш сын украл работу, приписал себе авторство и не упомянул мое имя. Он хотел получить грант за мой счет. А наша дочь знала об этом и ничего не сказала мне. И скрыла его любовницу. Вот вам факты. Она подружилась с ней и сказала, что та лучше…

– Мама, – пискнула Алина, видимо опасаясь, что я выдам ее секрет об аборте, и она так сильно впилась бабушке в руку пальцами, что та поморщилась.