Развод в 45. Я не вернусь (СИ) - Невинная Яна

Но знала, что он обязательно продолжит с того места, с которого мы закончили. Как будто не было скорой, не было его госпитализации. Как будто не было его матери, которая, я уверена, пришла к нему в палату и нажаловалась на меня, рассказала о нашем разговоре и выставила меня виновной во всех грехах. А дочка, уверена, стояла и поддакивала.

В общем, они создали против меня коалицию. И мне придется и дальше выдерживать натиск.

– Вообще-то, я думал, что ты останешься со мной в больнице. У меня даже вещей с собой никаких не было, – упрекнул он меня.

– Вот как? Зачем бы мне оставаться с тобой в больнице? – уточнила я. Разве Вера не должна была прийти к тебе?

Он поморщился, в глазах сверкнула досада.

– Опять начинаешь?

– А что я начинаю, Лёша? Или ты будешь отрицать, что между тобой и Верой есть связь?

Он отвернулся, а потом зажал пальцами переносицу, что-то глухо бормотал, как будто сопротивлялся признанию. Я видела, что прижала его к стенке, а так же то, что ему хочется отрицать.

Выкрутиться. Остаться в своих глазах чистеньким.

Но врать он уже не мог.

Потом Лёша вскинул на меня глаза, злые, серьезные.

– Да, Лида, я был с Верой, но сейчас это не имеет значения. Я пришел не для того, чтобы ссориться.

– А зачем же ты пришел? – поинтересовалась я.

– Нас вызывают к ректору, — объявил он.

От волнения внутри трепыхнулось сердце.

– Нас?

– Вообще-то, вызывают меня, но я считаю, что и тебе нужно пойти. Нужно, чтобы ректор услышал нашу версию событий, – с жаром заговорил он, будто хотел взять меня в сообщники и заручиться моей поддержкой.

Будто мы всё еще были одной семьей и командой и действовали сообща.

– Наша версия событий. Как интересно звучит.

Я даже головой покачала, настолько абсурдно звучали его слова.

– Лида! – прикрикнул он. – Давай поговорим как взрослые люди!

– А ты что, считаешь, что я говорю по-ребячески? Может быть, это ты ведешь себя не по-взрослому, когда путаешься с чужой женой? С женой собственного мецената? Ведь речь идет о том, что он отозвал гранты? – спросила я.

Догадаться было нетрудно. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что Фарафонов будет действовать незамедлительно. Он будет наказывать.

– Откуда я знаю? Просто мне позвонили с самого утра. Ректор сказал, что хочет видеть меня.

– Ну и зачем же мне туда идти? Ты же так прекрасно справился без меня. И работу сделал, и гранты выбил, и презентовал всё.

Муж сцепил зубы, вздохнул тяжело, а потом посмотрел на меня исподлобья, и я поняла, что он теряет контроль.

– Послушай, Лида, ты же понимаешь, что мы пострадаем, если ты не встанешь на защиту нашей семьи…

Ого, как пафосно звучит! Я даже присвистнула и поняла, к чему он ведет.

Деньги, грант, его карьера, его место на пьедестале, которое сейчас пошатнулось.

Как он считал – из-за меня.

Глава 17

– Это даже интересно… – нарочито медленно произнесла я.

При этом прекрасно осознавая, как мужа раздражает моя медлительность.

Он ведь рассчитывал, что я тут же подскочу. Начну собираться, поеду с ним к ректору, буду его выгораживать, как всегда, подставлю плечо, спасу, прикрою. Но нет. Если я и поеду, то не ради него.

А ради правды.

Ради того, чтобы наконец понять, что происходит в университете, где я проработала столько лет. Который мне до сих пор небезразличен.

Мне не всё равно.

И конечно же, я хотела выяснить правду. Хотела, чтобы Алексей сам, глядя в глаза, признался в том, что он сделал. Без увиливаний.

Пусть будет больно. Пусть это будет неприятно слышать. Пусть меня даже это раздавит. Но он должен хоть раз поступить по-мужски. А не делать что-то за моей спиной, а потом перекладывать с больной головы на здоровую.

– Что тебе интересно, Лида? – скривился он, явно показывая, что не хочет ничего обсуждать.

Что сейчас не время.

– Мне интересно, как ты быстро назвал нас “мы”. Как быстро ты вспомнил о семье, когда тебя прижало. Оказывается, у тебя есть жена! Лидочка, которая вдруг тебе понадобилась. А ведь совсем недавно ты меня не учитывал в своих планах. Ты начал жить своей жизнью. А меня оставил за бортом.

– Ты сама себя оставила за бортом, – пробормотал он, взглянув на меня тяжелым взглядом исподлобья.

Вот только я не собиралась снова слушать о том, что я себя похоронила.

– Нет, неправда, – мотнула я головой. – Я больше не позволю вам навешивать на меня вину за то, чего я не делала.

– О чем ты? – Он дернулся, сжал челюсти. Насторожился.

– О том, Лёша, о том. Меня уже просветили – и свекровь, и дочка наша. Что вы здесь жили сами по себе, бедные и несчастные. Я вас бросила, не заботилась. Да только это не так. Я не позволю вам говорить о себе неправду. Правда в том, что вы выдумали себе удобную причину, чтобы очистить свою совесть. Когда решили обманывать меня и не учитывать в своих долгоиграющих планах. Это вы исключили меня из жизни, а не я бросила вас.

– Вот как ты думаешь обо мне и о собственной дочери, да? – завелся Алексей, но в его глазах мелькнуло недоумение. Он не ожидал, что я буду говорить вот так – прямо, без обходных маневров.

Ему было непривычно видеть меня такой. Я всегда старалась сглаживать углы, шла на компромиссы. И, как выяснилось, зря. Стоит только начать уступать, как тобой начинают пользоваться. Сначала об тебя вытрут ноги, потом обвинят во всех бедах. А под конец еще и скажут, что ты сама виновата.

Больше я такого не позволю. Я дала слишком много поводов быть удобной. Хватит. Теперь я дам отпор.

– Не надо, Лёша, просто не надо, – покачала я головой. – Я тебе не какая-то наивная молоденькая дурочка, которой можно вешать лапшу на уши. Я взрослая женщина. И я отлично понимаю, где правда, а где удобная тебе версия. И знаешь, в моем поведении не было той вины, которую вы мне так упорно приписываете.

– Что ты несешь? Что тебе кто приписывает? – с раздражением выплюнул он, глядя на меня недовольным взглядом.

Он злился не только на мои слова, которые явно не хотел слушать, но и на то, что я отбираю у него время. Время, которое он планировал потратить на очередную попытку спасти свою репутацию. Но я не сдвинусь с места, пока не выскажу всё. Я это заслужила.

Он должен был понять, что если я и скорбела по матери, так уж, наверное, в своей собственной семье я имела на это право. Без того, чтобы меня обвиняли в невнимании. В конце концов, у Алексея тоже был недуг А у детей – свои детские, а потом подростковые проблемы. В которые я всегда вникала. И никогда не обвиняла никого в том, что они слишком много времени уделяют своим друзьям, увлечениям или работе.

Так почему это право отобрали у меня?

– И дочь, и твоя мама – обе сказали, что я себя похоронила. Что я бросила семью. Что им не хватало внимания. Они меня обвинили в том, что я посмела заниматься научным трудом и горевать по собственной матери.

– Лид, ты утрируешь! Ну что ты опять начинаешь? Зачем меня в эти бабские разборки тащишь?

– Бабские разборки? А ничего, что все эти претензии с твоей подачи? Или ты думаешь, мы не обсуждали тебя? Бедненький, несчастненький Лёшенька, которого Лида обделила вниманием, не заботилась… – Я нарочито смягчила голос, изображая его мать.

Алексей только поморщился, будто я говорила полную чушь.

– А ты, значит, заботилась! Ты же всегда раньше носила в сумочке ингалятор! – огрызнулся он. – Почему в этот раз его не было?

Он пытался дышать глубже – видимо, последствия приступа еще давали о себе знать.

– А тебе не приходило в голову, что ингалятор должен быть у тебя? В кармане. Наготове. Это твоя болезнь, не моя, – отрезала я. – Почему я должна была следить за этим? Почему ты перестал носить его с собой?

Алексей вспыхнул, нервно потер лоб и напрягся всем телом.

– Я… Да потому что! Черт, Лида! Я не астматик!