Лицо с обложки - Белкина Юлия

Райман поочередно пожал руки обоим мужчинам в штатском, доставившим Лору обратно в квартиру на Потсдамском шоссе. Предложил им коньяку из хрустального графина. Они выпили по рюмке, сидя в антикварных кожаных креслах, задрав ногу на ногу, по-американски, чувствуя, похоже, себя рейнджерами, охотниками за головами.

Скоты! Зоя неподвижной тенью затаилась в кресле в углу кабинета. Было у нее такое кошачье качество: могла, когда хотела, стать невидимкой, слиться с мебелью. Сейчас — именно тот момент.

— Благодарю за понимание, господа, — улыбаясь до ямочек в уголках губ, объявил Райман. — Ваше начальство оценит преданность. Вы получите благодарность по службе за проявленную находчивость. В свою очередь прошу принять от меня это скромное вознаграждение…

Он протянул каждому по толстому конверту, в котором лежала пачка банкнот. И, щелкнув пальцами, с жестом фокусника объявил:

— В любое удобное для вас время мои девочки — к вашим услугам!

Выпроводив представителей полиции, Райман брезгливо сморщился. Открыл встроенный шкаф и протер руки дезинфицирующим средством. Затем прополоскал рот коньяком, сплюнул в серебряную чашку. Проверил перед зеркалом язык — нормальный, розовый, с белесыми пупырышками. На всякий случай брызнул в рот ингалятором. Оттянул нижнее веко, проверил белки глаз — легкая желтизна. На всякий случай закапал глазные капли.

В кабинет проскользнула Май, с деревянным стуком упала перед Райманом на пол. Цепляясь за полы его рубашки. на ломаном немецком залопотала оправдания. Райман жестом отстранил ее:

— Иди, иди, Май. Я знаю, что ты не виновата.

Но она долго еще лопотала что-то, переходя с тайского на немецкий. Наконец убралась.

Райман увлекся, забыл, что не один в кабинете. Он вовсе не был доверчивым дураком, но годы безграничного самообожания наложили на его личность свой отпечаток: он утратил реальное представление о других люда. — Забыл, что все эти девушки. дышащие и шевелящиеся рядом с ним. не собаки и не мебель. Что они умеют думать. Порой он позволял себе при них много лишнего…

Райман подошел к пейзажу, висящему на степс, снял картину и отставил в сторону, Под пейзажем открылся прямоугольник встроенного сейфа. Он нажал потайной рычаг под письменным столом красного дерева — на дверце сейфа поднялось стальное «забрало», открывая доступ к кнопкам шифра. Райман быстро набрал цифровой код и ключевое слово.

Ему нравились сложные механизмы. Хороший сейф нет смысла маскировать. Его можно ставить посреди комнаты. Только в кино грабители, вися вниз головой на помочах страховки, умудряются вскрыть сейф, как консервную банку. Райман знал, что хороший сейф взломать практически нельзя. Его можно взять в охапку и унести. Только из-за этого мелкого недостатка сейфы обычно монтируются намертво в стену.

Райман медленно, скрупулезно отсчитал еще пять пачек — всем сестрам по серьгам. Каждую купюру проверил индивидуальным японским дозиметром. Две бумажки издавали подозрительный треск. Их Райман отложил в сторону — отдаст Май, чтобы разменяла в супермаркете.

Он был крайне осторожен с деньгами. Однажды он попал в крупные неприятности оттого, что доверял клиентам, принимая от них наличность… В ту пору, по молодости лет, у него имелась дурная привычка таскать с собой крупные суммы в бумажнике, во внутреннем кармане пиджака — напротив сердца. В один прекрасный день он почувствовал недомогание, чуть более ощутимое, чем обычные последствия жизни человека его размаха и масштаба. Пришлось даже обратиться к врачу.

Эскулап, проведя исследования, удивился: «В последнее время вы не имели контактов с радиоактивными веществами?» Нет, ни в последнее, ни в предыдущие времена ничего подобного Павел не имел.

Вернувшись в штаб-квартиру (а дело было еще в Варшаве), он с персональным дозиметром обшарил все утлы своего офиса, сантиметр за сантиметром. Оказалось — «светились» денежки, стодолларовые банкноты на сумму в десять тысяч. Сколько времени он таскал на себе радиоактивную бомбу и кто его так облагодетельствовал — осталось тайной. Но с тех нор Павел дел с наличностью нс имел. То есть он, конечно, как все, предпочитал получать от «гостей» живые денежные знаки, не признавая безналичных банковских расчетов, но из рук в руки наличность, больше не принимал. Это за него делали другие.

В последние годы роль казначея исполняла Май. Райман доверял ей настолько, насколько вообще мог довериться постороннему, да еще бабе. Май единолично вела расчеты с клиентами, посещавшими девушек в квартире на Потсдамском шоссе. В ее сейфе накапливалось до тридцати тысяч долларов в месяц, даже при условии «эксплуатации» только одной киски.

Постепенно Райман оценил честность Май. Да и место показалось удобным: не у себя же в доме, на глазах у полиции(а Райман знал — за ним следят), хранить всю кассу, весь доход от «ковчега». Квартира на Потсдамском шоссе официально никакого отношения к Йоргу Райману не имела, аренду подписывала Май. Постепенно сейф на Потсдамском шоссе превратился в главный оборотный фонд Павла, копилку «на текущие расходы». Из этих денег Павел оплачивал услуги вербовщиков, аренду, земельный налог на недвижимость в Потсдаме, мзду высоким покровителям, а также непредвиденные расходы — вроде сегодняшних.

Те двое полицейских, что вернули беглянку, свой кусок получили, но отблагодарить следовало всю цепочку. И самую крупную сумму получит, разумеется, тот, кто сидит в управлении и в глаза не видит ни девчонок, ни полицейских. А самую мелкую мзду получают непосредственные исполнители. Се ля ни…

Вышло, однако, скверно. Новенькая успела им чего-то наболтать, а Райман не любил, когда о нем много знали посторонние. Вдруг этим идиотам в погонах захочется под него копнуть, чтобы удвоить-утроить мзду? Одно дело — ловить девчонок, и другое — укрывать информацию об убийстве…

Он разложил деньги по конвертам, запер сейф, повесил пейзаж иа место. Положил конверты в черный, крокодиловой кожи, кейс. Щелкнул замками. Дело сделано. Подойдя к шкафчику, он снова продезинфицировал руки. Деньги и женщины — самые желанные и самые грязные вещи на свете, потому что ходят по рукам. Безопаснее для жизни облизать поручни в общественном туалете, чем одну такую бумажку.

Закрывая зеркальную дверцу шкафчика, Райман заметил в отражении точеный женский силуэт и вздрогнул, точно увидел привидение.

— Ты?! Что ты здесь делаешь?

Зоя пошевелилась в кресле, потянулась лениво, грациозно, по-кошачьи. Встала, поводя обнаженными плечами, застыла в небрежной позе Венеры Милосской.

— Ничего. Ты велел мне уйти.

Это была правда. Райман сам вызвал ее в кабинет, потом отвлекся и забыл о ней. А она все это время просидела в кабинете. Впрочем, черт с ней! Ничего она не видела, а если и видела, то хуже только для нее.

Он ткнул в ее сторону указательным пальцем:

— Я знаю, стерва, это ты настропалила новенькую дать деру! Сама она до такого не додумалась бы! У, мерзавка, шкуру бы с тебя спустить. — Он замахнулся на нес тростью, но остановился, нс ударил.

Зоя, с виду ничуть нс испугавшись, скривила губы в усмешке. Эта се всегдашняя усмешка озадачивала и пугала Раймана. Он чувствовал, что чего-то не понимает в ней.

Танцующей змеиной походкой она подошла к хозяину, закинула руки ему на плечи. Задушевно пропела голосом Валентины Толкуновой, глядя в карие, широко расставленные глаза Раймана:

— «Красивая и смелая дорогу перешла-а, черешней скороспелою любо-овь её была!» А если я приревновала тебя к новенькой, а, Павлик? Что ты на это скажешь?

Райман дернул щекой.

— Я же просил не называть меня этим именем! Убил бы суку, которая тебе растрепала… Языкастые бабы!

— Но почему? Ведь никто не слышит. Только ты… Да я…

Райман, поколебавшись, отстранил Зою тростью.

— Смотри! Если выкинешь еще раз что-нибудь похожее, не пожалею. Сделаю с тобой то же, что и с Лорой.

— Тоже со мной ты не сделаешь, потому что у меня уже нет того же. Дважды во войдешь в одну воду. Твои слова, Павлик!