— Итан не сделал ничего плохого. Даже несмотря на то, что у него столько же прав на эту маленькую шлюшку, сколько и у тебя.
— Нет, у него нет прав. Еще нет.
— Я просто посмотрел. Я не прикасался к ней, Себастьян. Я этого не делал.
Блядь.
Я сажусь, поднимаю брови, когда одна из девушек с кухни ставит мне виски.
— Что именно я просил тебя сделать, мачеха? - она ненавидит, когда ее так называют. Она может ненавидеть это больше, чем когда я называю ее по имени. Но она ответит, потому что только она несет ответственность. Ее губы поджимаются.
— Она должна усвоить во время своего первого наказания, что непослушание дорого ей обойдется.
— Что именно я просил тебя сделать? - повторяю я, осушая свой бокал. Девушка снова наполняет его.
— Осмотр.
И это правда. Я действительно хотел, чтобы она прошла повторное обследование по той простой причине, что хотел понизить ее на ступеньку ниже.
— И?
— Она ослушалась, как мы все и предполагали.
— Сколько я приказал ударов, если она ослушалась?
— Один или два удара.
— И ты это сделала?
— Я не порвала кожу!
— Сколько ударов ты нанесла?
— Ты сам видел. И если ты хочешь, чтобы она уважала тебя, ты сделаешь еще девять сейчас. Это ее научит.
— Это сломает ее.
— Разве не в этом суть? - она шипит.
— На моей временной шкале, Люсинда, не на твоей. Она принадлежит мне. Ты делаешь так, как я диктую в этом гребаном письме, или ты будешь тем, кого отправят обратно. Все ясно? - ее левый глаз дергается. Так всегда бывает, когда она хочет сказать кому-нибудь пойти нахуй.
— Все ясно? - я повторяю, мое лицо каменное.
— Да.
— Хорошо. А теперь убирайся с моих глаз.
Это занимает у нее минуту, и я знаю, что она проклинает меня до чертиков и обратно, но мне все равно.
Она входит в дом, когда официанты приносят ужин: жареную курицу с картофелем, овощами и салатом.
Я смотрю на Итана, пережевывая свой первый кусочек курицы.
— Ты должен был остановить ее, - он смотрит на меня.
— Я не хотел, и когда придет моя очередь, я не буду этого делать.
— Твоя очередь еще не пришла, брат. Держись подальше от девушки, или я рассержусь на тебя, понял?
— Мама говорит, что она тоже будет у меня. Она говорит, что ты хочешь оставить ее при себе. Но я тоже получу свою очередь, - он съедает курицу и запивает ее глотком вина.
— Как прошла встреча? - спрашивает Грегори, откидываясь на спинку стула.
Я не знаю, не интересуется ли он Хеленой или что-то в этом роде. Может быть, он просто достаточно умен, чтобы не высовываться, потому что ему нужно ждать два года.
Черт, может быть, он достаточно умен, чтобы понять, что между Люсиндой, Итаном и мной может не так много остаться, когда придет его очередь.
Встреча была с нашими банкирами. Я подтвердил первый взнос платежа, который должен быть отправлен семье Уиллоу, и просмотрел все счета. Мне нужно держать Люсинду и Итана в ежовых рукавицах, потому что даже если Хелена будет передана ему по истечении моего года, я все еще контролирую семейные фонды. Вот как я планирую держать его под контролем, когда она будет у него.
Интересно, как много Небеса знают о деньгах, которые переходят из рук в руки после жатвы, и на протяжении многих лет Девочка Уиллоу является собственностью семьи Скафони. Интересно, как бы она отнеслась к своей драгоценной семье, если бы знала.
— Хорошо, - говорю я, бросая взгляд на Итана, - Все идет своим чередом.
После ужина мы все расходимся, Грегори уезжает с острова на какую-нибудь вечеринку, Итан удаляется в свою комнату. Я отправляюсь на прогулку, направляясь на восточную сторону острова, где находится мавзолей семьи Скафони.
Эта тропинка не освещена, и я клянусь, что трава здесь более коричневая. Здесь больше ничего не растет, как будто пепел умерших заражает здешнюю землю смертью. На этой стороне острова тоже всегда прохладнее, и это не имеет никакого научного смысла.
Вот почему какая-то часть меня соглашается с этим безумным делом с Девочками Уиллоу.
Я не верю ни в какого бога, но я верю в призраков. Я верю, что эти Уиллоу мстительны, но еще больше я верю в проклятие Мэгги Скафони, матери Анабель, наложенное на нас столетия назад.
Иногда женщины в нашей семье могут быть такими же свирепыми, как и мужчины, потому что дважды Девушка Уиллоу не была «востребована». Два поколения, которые оставили прошлое в прошлом, которые позволили совести взять верх над семейными традициями и обязательствами.
Именно тогда семья Скафони начала терять своих первенцев, и эта потеря привела к междоусобицам среди нас, потому что изменила правила наследования.
Нарушение традиций и недовольство наших предков дорого нам обошлись.
После этого, независимо от того, была ли заявлена Девочка-Уиллоу или нет, каждое поколение теряло по одному мальчику — некоторые во время беременности, некоторые в течение нескольких дней после рождения. Всегда первенец, так что вместо четырех сыновей в каждой семье было только три.
Мягкий свет лампы горит внутри мавзолея днем и ночью, триста шестьдесят пять дней в году, как лампада святилища на каждом алтаре в каждой христианской церкви.
Я толкаю скрипучую калитку и вхожу внутрь. Я не использую свой телефон, чтобы пролить больше света на пространство. Мне это не нужно, и я не боюсь этих призраков. Они здесь, да, но они не хотят причинить вреда. Не мне.
Оно большое, место последнего упокоения семьи, и его скоро нужно будет расширить. Стены уже заполнены.
Я иду к самому свежему, к моему отцу. Я отслеживаю даты. Он умер молодым, ему было чуть за пятьдесят. Он не был злым человеком, по крайней мере, по отношению к нам, но он был слаб.
Избиения палками не начинались до тех пор, пока Люсинда не появилась в нашей жизни. Она объявила себя сторонником дисциплины — по крайней мере, моим сторонником дисциплины. Клянусь, как бы это ни было отвратительно, она получила от этого удовольствие.
