Семь лет между нами (ЛП) - Постон Эшли

Прошлое — это прошлое и его не изменить. Даже если бы каким-то чудом я встретила её здесь, в этой квартире, за семь лет до её смерти, это бы ничего не поменяло. Она все равно бы умерла. И я все равно оказалась бы на полу в два часа ночи, плача в темноте.

А потом появился Нейт, через три месяца, и, кажется, решил, что сможет меня починить. Стоит только приложить немного любви в нужные места.

Но мне не нужно было, чтобы меня чинили.

Я пережила самый худший день в своей жизни одна. И я выбралась из него.

Я выжила.

И это не то, что требовало исправления.

Мне не нужно было, чтобы меня починили. Мне просто… нужно было напоминание, что я еще человек.

И ужин с незнакомцем, который не смотрел на меня, как на сломанную, оказался неожиданно хорошим началом.

11

Гори, Детка, Гори

В конце концов я перестала рисовать и набрала себе ванну.

Опустилась в горячую воду, вдыхая мягкий, успокаивающий аромат лаванды и ромашки от мыла, которым пользовалась, и уставилась на лепнину на потолке — замысловатые завитки и позолоченные узоры, характерные для Монро. Должно быть, я задремала, потому что следующее, что я услышала — это как открылась входная дверь, и кто-то вошёл в квартиру. Шаги были тяжёлыми. Я потерла глаза сморщенными от воды пальцами.

Я села в ванне.

Айван.

Я потянулась за телефоном, лежащим на табурете. Уже пять вечера?

— Лимон? Я вернулся, — раздался его голос, шаги приблизились.

— Здесь! — ответила я, стараясь не запаниковать. — Я… эээ… в ванне!

Шаги резко остановились.

— О-о!

Я поморщилась. Отлично, Клементина, подумала я. Надо было просто сказать, чтобы он не входил. Уши вспыхнули от смущения.

— Не делай из этого что-то странное!

Он фыркнул.

— Это не я делаю странным, а ты!

— Это ты сделал странным первым!

— Я вообще ничего не сказал!

— Ты сказал «О-о»!

— Мне нужно было сказать что-то другое?

Я закрыла лицо руками.

— Просто… просто забудь. Я пойду утоплюсь в ванне. Прощай.

Он усмехнулся.

— Ну, только не слишком надолго. Я опять готовлю ужин, — добавил он, уходя на кухню.

Я быстро схватила полотенце и выбралась из ванны. Слышала, как он расставлял продукты на кухне, пока вытиралась, и вдруг вспомнила, что не выбрала одежду.

— Чёрт, — пробормотала я, открывая шкафчик в ванной в поисках хотя бы халата.

Вместо этого нашла великолепный чёрный атласный халат с отделкой из перьев марабу. Совершенно нелепая вещь — из тех дорогих халатов, что носят богатые дамы в старых фильмах, непременно с длинным мундштуком и трупом в прихожей. Я фыркнула, снимая его с вешалки. Почти забыла, что он у неё был. Несколько лет назад халат загорелся из-за её свечи с изображением Святой Долли Партон, и в панике она вышвырнула и то, и другое в окно. Квартира потом неделями пахла горелыми перьями.

Ну, лучше, чем просто полотенце.

Я натянула халат. Он всё ещё пах её духами. Red от Giorgio Beverly Hills. Такой узнаваемый, насыщенный запах. Она пользовалась ими почти тридцать лет.

Когда я вышла из ванной, Айван взглянул на меня. Волосы у меня были влажные, кожа пахла лавандовым мылом. Он открыл рот, закрыл, моргнул… несколько раз. А потом, совершенно серьёзно, спросил:

— Мадам, у меня к вам очень важный вопрос: вы убили своего мужа?

Я встряхнула боа и перешла на ужасный псевдо-аристократический акцент:

— Простите, офицер, я не помню, как умер мой муж. Должно быть, это был мальчик из бассейна! Придётся завести нового.

Он приподнял бровь, стоя у плиты, где медленно разогревал большую кастрюлю. На столе лежало с полдюжины лимонов.

— Нового мальчика или нового мужа?

— Не уверена, а какие у вас рекомендации?

Он быстро окинул меня взглядом с головы до ног.

— У меня довольно внушительное резюме, — ответил он своим мягким, тянущимся южным акцентом. — И много рекомендаций.

Я цокнула языком.

— Надеюсь, по части характера.

Краешки его губ дрогнули, превращаясь в самодовольную ухмылку. Он явно считал себя чертовски обаятельным, пока небрежно прислонился к плите… и резко вскрикнул:

— Ах, твою ж…!

Он мгновенно подбросил руку вверх, но уже успел обжечь палец, сунул его в рот.

— Ты в порядке? — встревоженно спросила я, сбросив свою нелепую манеру говорить.

— Всё нормально, — ответил он, держа палец во рту. — Всего лишь пустяк.

Я бросила на него многозначительный взгляд и подошла ближе, вытягивая его руку, чтобы осмотреть ожог. По внутренней стороне мизинца расплылось злое красное пятно.

— Надо намазать сливочным маслом.

— Сливочным маслом? — Он посмотрел на меня, как на сумасшедшую.

— Да! Моя мама всегда так делает.

Он засмеялся, мягко высвобождая руку из моей. Затем включил кран и подставил мизинец под прохладную воду.

— Так сойдёт, не хотелось бы испортить Échiré твоей тёти.

Мне понадобилось пару секунд, чтобы осознать.

— У её дорогого масла есть имя?

— Если у чего-то нет имени, значит, оно недостаточно дорогое, — галантно ответил он, выключая воду, пока я искала пластырь в аптечке. Когда он вытер руку, снова протянул её мне, и я заклеила ожог пластырем с Диснеевским принтом.

— Хочешь поцеловать её? — спросил он. — Чтобы быстрее зажило?

— Это не работает.

— Примерно так же, как масло, я полагаю, — усмехнулся он.

— Ну, в таком случае… — Мне не понравилось, насколько самодовольно он это сказал, а в боа моей тёти я вдруг почувствовала себя храбрее, чем обычно. Я взяла его руку и мягко поцеловала пластырь.

Его лицо тут же стало приятного розовато-красного оттенка, покраснело от шеи до самой макушки, а веснушки на щеках будто засветились. И это было ещё и странно привлекательно — его растрёпанные после дня в городе кудри, ослабленный и сбившийся в сторону галстук, белая рубашка, которая была чуть велика ему, и чёрные брюки, которым, судя по слегка потрёпанным краям, было уже несколько лет. Каждый раз, когда я вглядывалась в него внимательнее, он напоминал мне калейдоскоп — постоянно меняющийся, полный красок и форм, которые не должны сочетаться, но почему-то складываются в нечто идеальное.

Возможно, он был самым красивым мужчиной, которого я когда-либо видела.

Но особенно когда краснел.

Он сглотнул, его кадык дёрнулся, выдавая замешательство.

Я отпустила его руку.

— Кстати, масло действительно помогает.

— Я… эм… — Он посмотрел на забинтованный палец.

— Тебе же стало легче?

Его взгляд скользнул к моим губам. Задержался. Он медленно наклонился ко мне, миллиметр за миллиметром, и чем ближе оказывался, тем больше деталей я замечала — длинные ресницы, веснушки, казалось, их становилось всё больше. У него были мягкие губы. И приятный рот — добрый. Сложно было объяснить, почему он казался добрым, но это было именно так.

Но потом что-то заставило его передумать. Он чуть отклонился назад, явно засомневался, и у меня внутри что-то болезненно скрутилось от сожаления. Он прочистил горло.

— Ладно, ладно. Может, масло и правда помогает, — пробормотал он, торопливо возвращаясь к готовке, отмеряя сахар, что-то вроде кукурузного крахмала или муки и соль. Покрасневшие уши остались последним напоминанием о том моменте, который почти случился.

Ты хотел меня поцеловать? — хотела спросить я. И не была уверена, хотела бы услышать отрицательный ответ.

Но вместо этого я спросила:

— Что у нас на ужин?

— О, это десерт, — ответил он, кивнув на лимоны на столе. — А на ужин… как насчёт пиццы?

— Думаю, на холодильнике есть номер доставки…

— Я имел в виду замороженную.

Я рассмеялась, но даже мне самой этот смех показался пустым.

— Ты точно повар?

— Я полон сюрпризов, Лимон, — сказал он, снова улыбнувшись мне, на этот раз озорно.

И мы вернулись к тому, что было раньше. Было глупо расстраиваться, что он меня не поцеловал. Это вообще на меня не похоже. Да и на него, похоже, тоже.