Потому что, на первый взгляд, у нее не было причины, только глупейший повод. На самом деле причина была — именно то скопившееся за долгое время раздражение, которое мы пытались гасить в постели.
* * *
сентябрь 2014 года
— Не знаю, Саш, — с сомнением говорит мама. — Странно просто. Все ссорятся. Живые ведь люди. С недостатками.
— Ну а мы нет, — с нелепым гонором вскидываю подбородок. — С недостатками, конечно, но все можно решить. Ну да, бывает, что-то бесит. Но… правда, все решаемо.
— Это очень хорошо, что вы умеете разговаривать. Мало кто умеет.
Я прикусываю язык. Потому что разговаривать мы как раз терминально не умеем. Все попытки решить что-то, как говорят, через рот, упираются в тупик. У нас замечательно получается складывать слова в предложения, когда это касается наших научных интересов, но оказываемся совершенно беспомощными, если проблема в нас самих. Даже самая пустяковая проблема на бытовом уровне.
Зато у нас все прекрасно в постели. И если до секса мы иногда готовы вцепиться друг другу в глотку, выясняя, кто должен вынести мусор, то после это становится ничего не значащей ерундой.
Ну правда, не все ли равно? Кто-нибудь да вынесет. Кому больше действует на нервы завязанный мешок у входной двери.
Мы оба уверены, что это универсальное решение конфликтов, от мелких домашних, до тотально-вселенских. Поэтому первая крупная ссора становится такой же неожиданной и ошеломительной, как Перл-Харбор для американцев.
Стыдно сказать, но происходит это из-за… лука в супе.
Повариха из меня та еще. Кому-то дано, кому-то нет. Получается, вроде, съедобно, но не более того. Я не могу импровизировать, мне нужны строгие рецепты, где все расписано по минутам и с точностью до грамма. Если уж освоила какой-то салат или суп, изменить алгоритм уже не могу. Иван хоть и жил с первого курса один, готовить тоже толком не научился. Но не будешь же вечно заказывать доставку или ходить в кафе или рестораны. Приходится мириться с моей стряпней. Нам обоим, потому что я и сама от нее не в восторге.
— Саш, а ты не можешь лук порезать мелко, обжарить и положить в суп? — спросил он, когда мы еще только начали жить вместе. — Зачем кидать целую сырую луковицу? Она же разваливается, плавают сопли мерзкие.
— Не выношу жареный лук, — отрезала я. — И вообще в рецепте написано, что надо целую.
С тех пор прошло два года. Я по-прежнему клала в суп целую луковицу. Ванька безропотно вылавливал скользкие лохмотья и вешал их на край тарелки. До сегодняшнего дня.
Мы оба на взводе. У него какие-то терки с научруком, меня ставят на замену к первокурсникам-заочникам. Сессия установочная, контакта с группой не получается. Девицы дружно меня игнорируют, занимаясь кто чем, парни хихикают и отпускают пошлые шуточки. Плюс ПМС во всей красе. Суббота, занятия с утра. Возвращаемся домой к обеду, садимся за стол. Иван традиционно возит ложкой в тарелке супа, вылавливая лук.
— Вань, ну что ты копаешься? — внезапно бомбит меня. — Смотреть противно!
— Противно? — его аж подкидывает. Тарелка едет по столу, расплескивая суп, и останавливается на самом краю. — А мне противно, что я тебя два года прошу не класть в суп это дерьмо, а тебе похер! Потому что тебе вообще похер на то, о чем я говорю, и на меня тоже похер.
— Да ты вообще ебанулся? — ору я, кулаком спихиваю со стола тарелку, она летит через всю кухню, разбивается о стену, заливая ее потеками.
Мы вопим друг на друга так, как, наверно, никогда не кричали, ссорясь, мои родители. От всего этого мерзко, но… я с удивлением и испугом ловлю себя на том, что испытываю среди прочего и какое-то мрачное удовлетворение. Как будто выдавила прыщ. Да, завтра будет красная блямба на полморды, но сейчас я от него избавилась.
Наоравшись, мы уходим в разные комнаты, громко бахнув дверями. Какой уж там секс! Впервые спим врозь. То есть не спим, конечно. Я ворочаюсь на диване до утра, он выходит на кухню, пьет воду из-под крана, снова возвращается в спальню. Утром, так и не сказав ни слова, одеваюсь и еду к родителям. Отец с друзьями на рыбалке, мама все понимает по моему лицу и говорит, качая головой:
— С почином. Все бывает в первый раз. Ничего, помиритесь. Из-за чего хоть?
— Не из-за чего, — бурчу себе под нос. Стыдно признаться, с чего все началось. — На пустом месте. Слово за слово.
— Ну так всегда и бывает. Накопится, накопится, а потом одно слово — как спичка к пороху. И понеслось.
«Накопится» — мама кратко и емко определяет настоящую причину, но я слишком взвинчена и пропускаю мимо сознания. Она кормит меня завтраком, мы пьем чай, болтаем о чем-то нейтральном, и я чувствую, что потихоньку отпускает.
И правда, с чего нас вдруг так вштырило? Наверно, все-таки надо поговорить. И лук… да черт с ним, с луком. Не буду вообще его в суп класть, никакой. И без лука сойдет.
Еду домой с твердой уверенностью, что теперь все будет иначе. Захожу в квартиру — Ивана нет. Жду его до самого вечера. Пытаюсь писать статью для сборника, но не могу выжать из себя ни строчки. Готовлю ужин — умудряюсь обжечь руку. Оттираю засохший суп с обоев — только размазываю пятно.
Хожу по квартире с телефоном в руках. Позвонить? Самолюбие и упрямство не позволяют. Снова поднимает голову обида, за ней вылезает злость. Потом приходит страх: а вдруг что-то случилось? К десяти вечера он переходит в настоящую панику. Набираю номер и слышу голос робота, докладывающего, что абонент вне зоны доступа. Раз за разом.
Наконец лифт останавливается на нашем этаже. Шаги, поворот ключа в замке. Облегчение, злость и обида сплетаются в тугую косу, когда я выхожу в прихожую.
Иван стоит на пороге с букетом роз, смотрит исподлобья. Ждет.
— Вань… я… волновалась, — выдавливаю из себя совсем не то, что хочется сказать.
— Прости, — он протягивает мне цветы.
Я вспоминаю о них только утром, когда уже собираюсь в универ. Подрезаю, ставлю в воду — слегка подвядшие, поникшие. И настроение у меня точно такое же. Разговора, как я надеялась, не получилось. Нет, не получилось — это не то слово. Его просто не было. Был совершенно крышесносный секс.
Ничего не изменилось…
________________
*цирковой велосипед с одним колесом и без руля
Глава 12
Иван
июль 2022 года
Сука, этот кисель…
Я построил крепость — как мне казалось, совершенно неприступную извне. Да, говорил я себе, Ваня мудак, с этим не поспоришь. Но добила наш брак именно она. Последним смертельным ударом. Добила, когда переспала с Магничем, да еще и призналась в этом. С эдаким вызовом, задрав нос: на, мол, тебе, скотина, получи и распишись.
Блядь, ненавижу!
Я твердил это себе как мантру и в конце концов поверил. Стало легче? Пожалуй. А может, просто прошло время, и все уже было не так остро. Не так больно. Ведь к любой боли привыкаешь, если она не убивает сразу.
Ее неожиданное появление — это был как раз удар извне. Но у меня оставалось две недели — укрепить стены и спалить ко всем херам подъемный мост. Вот только не учел одного: чтобы крепость пала, чаще всего достаточно предательства изнутри.
Тело — вот слабое место в обороне. Оно ничего не забыло. Оно с радостью открыло бы ворота и сдалось на милость победителя. Победительницы…
Но я не собирался сдаваться вот так просто. Попасться в эту ловушку, поддаться означало обеспечить себе боль еще сильнее, еще дольше. Нет уж, с меня хватит. Поэтому говорил себе: это только желание, ничего больше. Ничего другого и не было, а этим я сыт по горло. Одной постелью брак не вывезешь, даже если с сексом все шикарно.
Доверие? Смешно. Доверие мы убили первым.
Уважение, поддержка, забота?
Я пытался вспомнить хоть что-то, но из глубин памяти лез исключительно мразотный вареный лук, который два года пришлось вылавливать из супа, хотя не раз говорил, что меня тошнит от него. Понадобился отвратительный скандал, когда я едва не надел тарелку Сашке на уши, только после этого лук из супа исчез.
