Коник-остров. Тысяча дней после развода (СИ) - Рябинина Татьяна

И все же, все же… Осадочек от этих двух семейных встреч остается не самый приятный, у нас обоих.

— Забей, — говорю ей, когда мы возвращаемся домой. — Главное — это мы с тобой. Все остальное неважно.

— Твои наверняка думают, что это я тебя заставила, — делает «бороденку» Саша. — Или уговорила. Чтобы потом развестись и захапать половину имущества.

— Шурик! — уворачиваюсь от летящей подушки, толкаю ее на диван и перекатываю на спину, как черепаху. — Даже если у тебя есть такие планы, ты обломалась. Квартиру, машину и акции они мне подарили, а больше делить нечего. И вряд ли появится в ближайшей перспективе. Так что еще есть время передумать.

Она с шипением запускает руку под пояс моих джинсов и впивается когтями в задницу. На что я расстегиваю молнию и передвигаю ее пальцы по дуге в более интересном направлении. Когти втягиваются, кошка мурлычет, гладит, ласкает. Потом рывком стягивает мои джинсы, свои. По большому счету чисто технически все эти предварительные ласки нам вообще не нужны, разгон с нуля до ста километров в час за три секунды, как у Феррари. Но это же такой кайф!

«Тебя как, сразу прикончить, или желаешь помучиться? — Лучше, конечно, помучиться»***.

Сладко помучиться мы любим, растягивая удовольствие надолго, пока кто-нибудь уже не может терпеть. Но иногда, ничего не говоря, ни о чем не спрашивая, резко идем напролом. На абордаж! Ради результата, а не процесса. Ради быстрого и яркого, как вспышка, оргазма. Ну а процесс — потом, вдогонку, второй серией.

— Нет, — смеется Саша, когда я говорю ей об этом, и изгибается под моими руками, крадущимися к стратегическим объектам. — Это был рекламный трейлер. А теперь будет сам фильм. С ума сойти, как хорошо! Да, вот так… сильнее… Хочу, чтобы так было всегда.

— Так и будет, — обещаю я, потому что сам этому верю. — Всегда. А когда станем совсем старыми, будем вспоминать. Сядем на веранде чай пить из самовара, и я тебе скажу: а помнишь, как мы?..

— Ты знаешь, у старых вообще склероз, они ничего не помнят. Поэтому надо очень-очень много и очень-очень часто. И по-всякому. Чтобы как следует запомнить.

— Обязательно запомним… обязательно…

______________

*луда — каменистая прибрежная мель; подводный или выступающий из воды камень

**égalité (фр.) — равенство

***Известная фраза из кинофильма В. Мотыля «Белое солнце пустыни»

Глава 11

Александра

июль 2022 года

Баня? Какая там на фиг баня, и так парилась весь день. Разве что обмыться немного.

Дурища, надо было слушать, что люди говорят. Может, и не самые умные, но уж точно знающие реалии. Мне пока не приходилось целый день проводить в резиновых штанах, да еще летом по жаре. И вообще я никогда не делала забор на такой огромной площади, чтобы с утра до вечера. А это только первая серия из четырнадцати! В экспедициях вся работа делится на несколько человек, и там обычно есть лаборанты или подсобники. А тут тема моя — и все делать приходится тоже самой. Я просто плохо себе представляла масштаб. И если бы Ванька не помог…

На картошку с тушенкой желудок отозвался изжогой и ноющей болью.

Прекрасно! И это всего лишь третий день. Как-то надо будет еще завтра продукты забрать из деревни. Там овсянка и молоко. А пока омез и кисель в помощь. Как бы снова язва не открылась — от такой диеты и от психа.

Закончила я возню с пробами в первом часу. Сполоснулась в бане из ковшика, прокралась на цыпочках к себе: Иван уже спал, выключив свет. Легла, но уснуть не смогла. Желудок ныл все сильнее. Терпеть в надежде, что пройдет само, было чревато. Встала, достала из сумки таблетки и банку киселя. Нужен был кипяток. Не просто горячая вода, а именно кипящая.

Оставив свет в своей комнате включенным, я вышла в большую комнату, осторожно поставила чайник на плиту, насыпала в кружку две ложки сухого киселя.

— Включи свет, — абсолютно не сонным голосом сказал Иван. — Кисель? Что, желудок?

— Да, прихватило, — поморщилась я. — Извини.

— Я не спал.

— Тебе сделать?

Это вырвалось само. По привычке, на рефлексах. Гастритом мы оба обзавелись еще в студенческие годы, а поездки «в поле» все только усугубили. На желудочный кисель с травками подсели где-то года за полтора до развода. Покупали целыми коробками, пили каждый день на ночь, даже без обострений.

— Не надо, — помолчав, ответил Иван.

— Если вдруг понадобится…

— Свет выключить не забудь, — он отвернулся к стене.

Приготовив кисель, я ушла с кружкой в комнату, а банку оставила на столе. Если он будет делать себе, мне на месяц точно не хватит, но… ладно, черт с ним. Раз уж вырвалось. Перебьюсь таблетками.

Уже после первых глотков стало легче. Бабушка умерла еще до моего рождения, а вот прабабушку Наталью я помнила. И некоторые ее забавные фразочки прямо врезались в память. Когда она ела или пила что-то вкусное, всегда говорила: «как ангелочек в бархатных штанишках по горлу прокатился». Вот и кисель так же — как ангелочек в желудке.

Вот только слово «штанишки» вызвало ненужные ассоциации. И флеш — как сидела в катере… без штанишек, стараясь смотреть куда угодно, только не на спину Ивана. Потому что пробило еще посильнее, чем вечером в бане. И даже зуд в натертой промежности не спасал, а словно, наоборот, подстегивал. Впрочем, холодные брызги, летящие из-за кормы, очень скоро меня остудили. А вместе с этим в голову пришла довольно неожиданная мысль. Как будто под серым суровым небом, среди бескрайней воды встали на свои места кусочки головоломки, которые раньше валялись россыпью.

Удачный брак не может строиться на чем-то одном, иначе это как ехать на моноцикле*: чуть потерял равновесие и тут же упал. Наш был настолько густо замешан на сексе, что все прочее оказалось чем-то… не то чтобы неважным, но гораздо менее существенным. Секс четко стоял у нас на первом месте, потом шла работа, а все остальное плелось где-то сзади, в пыли от копыт. Когда мы разводились, я подумала, что, несмотря на семь лет вместе, знаю Ивана не намного лучше, чем в самом начале.

И именно с этой стороны пошла трещина недоверия — тонкая, как волосок, потом больше, больше… пока все не разлетелось на осколки. Нам просто некуда было поставить подпорки, когда этот домик, построенный на влечении и желании, покосился. А уж когда его начали расшатывать извне, катастрофа стала лишь вопросом времени.

Но при этом мы настолько срослись — в первую очередь именно телом, — что даже сейчас, когда разрушили, убили все светлое и доброе между нами, не могли находиться рядом без этого темного, идущего откуда-то из глубины волнения. Я ведь почувствовала ответный всплеск. Как раньше. Мы всегда его чувствовали. И сейчас это было хуже всего. То, о чем я вчера подумала. То, чего боялась, но надеялась, что обойдется.

Нет, не обошлось…

И как теперь?

Я вертелась с боку на бок, сетка подо мной жалобно звенела, где-то надсадно зудел комар, и даже фумигатор было некуда воткнуть. И так же надсадно зудели в голове мысли. Почему-то вспомнилось, как говорила маме, чуть ли не с гордостью: мы вообще не ссоримся. С полускрытым намеком: не то что вы.

У них с отцом был на редкость удачный брак, они нежно друг друга любили, и когда два года назад папа умер от инфаркта, мама очень тяжело это пережила. Но ругались они так, что только перья летели во все стороны. Уже потом, став взрослой, я поняла, что они просто сбрасывали напряжение. Отец был пожарным, затем перешел в МЧС. Служба тяжелая, опасная, нервная. И мама, разумеется, за него переживала. Но в детстве меня их ссоры очень сильно пугали. Казалось, что еще немного — и они разведутся, как родители некоторых моих подружек.

Я думала, что так, как у нас, — это очень даже разумно: уж лучше трахаться, чем ругаться. И только потом поняла: то, что казалось тактически правильным, обернулось в итоге стратегическим провалом. Мы не обсуждали наши проблемы, не учились их решать, а просто сбивали на лету. Как будто глушили боль анальгетиками, пока не докатились до терминальной стадии рака. И наша первая настоящая ссора это подтвердила.