Месть женщины - Калинина Наталья Дмитриевна

Любопытство взяло верх над всеми остальными чувствами, и я одним прыжком очутилась возле двери в ванную. Задвижка здесь давным-давно была сорвана, да в ней никто и не нуждался. Я приоткрыла дверь миллиметров на пять. Наша ванная комната по прихоти матери, обожавшей смотреться в зеркала, имела три зеркальные стены. Сейчас они были матовыми от пара, и все равно я разглядела то, что так боялась и в то же время жаждала разглядеть. Оба были совершенно голые. Алеша стоял впереди. Олег крепко стискивал руками его за пояс и отчаянно вертел ягодицами. Я не видела лица Алеши — оно было закрыто мокрыми волосами. Лицо Олега показалось мне свирепым. Я поняла, что стала свидетельницей интимной близости между двумя мужчинами, о чем мне пыталась рассказать мать.

Я побрела в гостиную, машинально налила себе что-то из какой-то бутылки, положила в рот что-то безвкусное, еще чем-то запила. Потом улеглась на диван и стала задирать к потолку ноги. В детстве это было моим любимым занятием и обычно забавляло взрослых. Потом мне вдруг захотелось забиться от всех в темную глухую нору, где можно было бы остаться наедине со своими мыслями и ощущениями. Я знала, что, если сейчас кто-то обратится вдруг ко мне с самым невинным вопросом, я наброшусь на этого человека с кулаками.

Тут я вспомнила, что в диване подо мной много пустого места. Когда-то в его большом деревянном чреве лежали мои игрушки, но год назад мама отдала их дворничихе. Я приподняла плюшевый верх дивана, легла и опять закрыла его. Это место в самом деле напоминало нору — здесь парила кромешная темень, пахло пылью, паутиной и чем-то еще успокаивающе ветхим. Я закрыла глаза и, кажется, заснула. Вдруг прямо надо мной послышался Алешин голос:

— Ты мне изменил. Я уже не смогу любить тебя как прежде. Это будет стоять между нами. Всегда.

— Брось, Лелька, мы не на сцене, — Олег усмехнулся и сел на диван прямо над моими ногами. — Я здорово накачался в тот вечер, а она сама расстегнула мне ширинку.

— Боже мой, как пошло, — услышала я сдавленный шепот Алеши.

И снова Олег усмехнулся.

— Ты настоящий Треплев. А мы, друг, между прочим, должны быть сейчас на репетиции. Влетит нам от Фантика по первому разряду. Я за тебя спрячусь, можно? Старик при виде тебя млеет. Ты бы с ним потерся чуть-чуть — он тебя в любой спектакль введет.

— Какие мерзости ты говоришь. Как ты можешь… Неужели ты думаешь, что ради карьеры я бы мог пожертвовать…

И тут Олег расхохотался. Он смеялся долго, с наслаждением. Я почувствовала, как в моей душе закипает слепая ярость. Разумеется, я всецело разделяла сторону Алеши и совсем забыла про себя.

— Чем пожертвовать? Ты что, принцесса Аврора? Пожертвовать… Да ради искусства всем можно пожертвовать, слышишь? Даже жизнью. Фу, вот и я стал пороть мелодраматическую чушь. Твое влияние.

— Если бы это на самом деле было так, — Алеша громко вздохнул. — Я только об этом и мечтаю.

Я почувствовала, что он сел прямо над моей головой. Он был худой и совсем легкий, и между мной и диваном осталось достаточно места.

— Брось, Лелька, не усложняй нам обоим жизнь, — сказал Олег примиряющим тоном. — Ты ведь знаешь, я тоже тебя люблю, но мне не двадцать лет, и я чего-чего только в этой жизни не натерпелся. Тем более если учесть, что в нашем вертепе я работаю уже пятнадцать лет.

— Тебе нужно только мое тело. Я не верю в твою любовь. Не верю, — хныкающим голосом сказал Алеша.

— Любовь двух голубых? Да ты в своем уме, а? И так кое-кто уже… У нас столько завистников. Настрочат куда надо — и прощай твоя молодость и красота.

— Можно уехать туда, где нас никто не знает, — тихо сказал Алеша. — Жить в каком-нибудь маленьком городке, играть в провинциальном театре, любить друг друга…

— Ну ты, Леля, даешь. Тебе случалось жить когда-нибудь в провинции? — спросил Олег таким тоном, словно интересовался, сидел ли когда-нибудь Алеша в тюрьме.

— Мне приходилось бывать в Одессе, Риге…

— Вот-вот. Ты еще Париж с Лондоном назови. Я вырос в этой чертовой провинции и грыз зубами землю, чтобы попасть в столицу. У тебя фантазии не хватит представить себе, через какие мерзости пришлось мне пройти.

— Значит, у нас с тобой нет выхода? — срывающимся шепотом спросил Алеша.

— Выход есть всегда. Но для этого нужно жить тем, что у тебя в голове, а не прямой кишкой, ясно? А теперь давай звони Фантику. И изволь говорить с ним поласковей. Подпусти несколько ворковатых и томных вздохов. Скажи, что был на даче, а электричку, на которую рассчитывал, отменили. Я бегу в театр. У меня своя версия проработана.

Я слышала, как за Олегом захлопнулась входная дверь. Алеша какое-то время сидел на диване, потом с тяжелым вздохом встал, вышел в коридор и несколько раз меня окликнул, даже заглянул в мою комнату. Но я была вынуждена остаться в своей норе, как бы мне ни хотелось обнять и утешить его. Я слышала, как он разговаривал с Пал Семенычем — Фантиком — главрежем театра. Он говорил из кухни, я не могла расслышать слов, но интонация у него была еще та — собачонка, побитая хозяином и выскуливающая у него прощения. Потом он брился в ванной, ходил по комнатам, вздыхал и наконец ушел, бесшумно прикрыв за собой входную дверь.

Я вылезла из своего убежища. А через пять минут появилась мама в окружении друзей и цветов. Захлопали пробки шампанского, зазвучал смех, беспрерывно звонил дверной звонок и телефон, в квартире стало тесно и невыносимо шумно.

Я сидела на своей тахте в старых узеньких джинсах и ковбойке, в которой ходила в манеж — последнее время я увлекалась верховой ездой. Я смотрела в одну точку перед собой. Это был узкий туннель, входом в который служил мой зрачок — как раз напротив меня было зеркало шкафа. Тоннель казался мне унылым и бесконечно длинным. Я летела по нему, а впереди звенела и насмехалась пустота.

Внезапно я вскочила и прижалась носом к холодной поверхности зеркала. Два круглых синих глаза, длинные белесые волосы… Их обожала и лелеяла мама. Мша говорила, что во мне заложено больше сексуальности, чем в Мэрилин Монро. Еще она считала, что я похожа на нее внешне. «Кто такая Мэрилин Монро? — думала сейчас я. — Соблазнительница мужчин. Женщина, рожденная для того, чтобы удовлетворять похоть Адама, из ребра которого, если верить Библии, ее сотворил Бог. Мой Адам другой. Никакой Мэрилин Монро соблазнить его не под силу».

Я выхватила из ящика стола большие ножницы, которыми вырезала из журналов фотографии кинозвезд, и отхватила большой клок волос спереди. Он упал к моим ногам, рассыпавшись на блестящие прядки. Тут меня обуял слепой азарт, и я чуть не отрезала себе левое ухо. Ножницы щелкали над моей головой, как зубы голодной акулы. Наконец у меня свело пальцы, и я отшвырнула ножницы подальше, но дело было сделано. Из зеркала на меня смотрело лицо Мэрилин Монро, принявшей постриг. Но в ее глазах все еще поблескивал мятежный огонек обещания. Я яростно протерла глаза. Огонек спрятался куда-то вглубь, но я знала, что он не погас.

Я вышла к гостям, и их охватил буйный восторг. Меня целовали, поднимали на руки, гладили по стриженой лесенкой голове. Пал Семеныч изрек: «То, о чем я давно мечтал. Нина, — обратился он к моей матери, — я завтра же введу ее в «Строгую женщину». Эта толстожопая Березина действует мне на пищеварение».

Так была решена моя судьба. Я тоже стала актрисой. Но не потому, что любила театр, хотя я его на самом деле любила и люблю, а потому, что над всеми моими желаниями преобладало одно — завоевать любовь Алеши.

Теперь я виделась с ним почти каждый вечер. Он обожал прикасаться ко мне — нежно, как к цветку, с которого боялся отряхнуть пыльцу. Гладил по голове, целовал в затылок, сажал при всех к себе на колени. Я была травести и на сцене, и в жизни. И мне, как ни странно, очень нравилось это амплуа.

Я смирилась с тем, что Алеша влюблен в Олега, и даже страдала, если замечала, что Олег увлекается кем-то еще, не важно, был то мужчина либо женщина. Алеша был теперь очень откровенен со мной, и я стала хранительницей его любовных тайн. Он сказал мне как-то: «Ты — единственная женщина, которая меня не раздражает. Думаю, я бы даже смог заниматься с тобой любовью. Наверное, это захватывающе — ощутить себя мужчиной и завладеть женским телом. Но тебе еще рано заниматься любовью. Я не смею совращать тебя. Нам нужно немного потерпеть. Потом мы обязательно попробуем».