Измена. Пепел прошлого - Вестова Лея

– Мам, я опоздаю! – раздался из комнаты звонкий, но раздраженный голос Леры. Моя дочь, пятнадцать лет и целая вселенная противоречий внутри. – Где моя синяя кофта? Та, с капюшоном!

– В шкафу посмотри на верхней полке, – ответила я, не оборачиваясь, чувствуя, как уголки губ сами собой поднимаются в улыбке. – И не забудь сменку. Вчера физкультура была, ты её стирать собиралась.

Я услышала тяжелый вздох и топот босых ног по деревянному полу. Лера ворвалась на кухню вихрем, на ходу завязывая свои длинные каштановые волосы в небрежный хвост. На щеках её еще виднелись следы подушки, а в глазах плескалось то особое подростковое раздражение, которое я научилась принимать как часть взросления.

– Папа меня отвезёт? – спросила она, метнув взгляд на настенные часы, которые безжалостно отсчитывали минуты до начала занятий.

– Он ещё не вышел из душа, – объяснила я, наливая в её любимую кружку с единорогом ароматный чай с бергамотом. – Дай ему пять минут. Садись, я уже наливаю тебе чай. И есть блины, с твоим любимым малиновым джемом.

Лера недовольно засопела, но всё же плюхнулась на стул и, как всегда, моментально погрузилась в телефон. Я видела, как её пальцы быстро скользят по экрану, а брови то поднимаются, то хмурятся в ответ на сообщения друзей. Мой собственный телефон лежал рядом на столе, экраном вниз, ожидая моего ежедневного ритуала – просмотра социальных сетей за утренним кофе.

Через пару минут на кухне появился Пётр – свежевыбритый, с еще влажными волосами, в тёмно-синем джемпере, который я подарила ему на день рождения в прошлом году. Этот цвет всегда подчёркивал ширину его плеч и делал глаза почти синими. Высокий, уверенный, с легкой полуулыбкой на губах – он входил в комнату, как актёр на сцену: с полным осознанием того, что на него смотрят. Даже дома, даже перед нами, своей семьей, он всегда немного играл. Я замечала это годами, но принимала как его особенность, его способ взаимодействия с миром.

– Доброе утро, мои девочки, – произнес он бодрым голосом, целуя меня в висок, а Леру в макушку. Его дыхание пахло мятной зубной пастой, а кожа – парфюмом с нотами кедра. – Прекрасно выглядите как всегда.

Я ощутила знакомое тепло от его прикосновения и привычную гордость от того, что он мой. Пятнадцать лет вместе, а он всё ещё умел заставить мое сердце биться чуть быстрее.

– Ты, как всегда, опаздываешь, – буркнула Лера, отпивая чай и не отрываясь от телефона. – У меня первая контрольная сегодня.

– Не ной, принцесса, я довезу тебя за семь минут, – он подмигнул ей с той отцовской нежностью, которую приберегал только для неё. – На первой паре всё равно химия, я тебя от неё спасаю.

– Привет, родной, – сказала я чуть тише, подавая ему тарелку с блинами, на которую выложила маленький узор из малинового варенья – наша давняя традиция…

Глава 2+

«Стендаль… «Красное и чёрное»… любовный треугольник…» – мысленно проговорила я, выстраивая в голове план лекции, по дороге в университет.

Зарядивший дождь барабанил по крыше моей машины. Дворники монотонно скрипели, размазывая капли по лобовому стеклу. Я раз за разом пыталась сосредоточиться на предстоящей лекции о французской литературе XIX века, но мысли упрямо возвращались к увиденному фото. Браслет… чертов браслет на запястье Лены.

Светофор загорелся красным, и я резко затормозила. Слишком резко – сумка съехала с пассажирского сиденья, рассыпав содержимое. Ручки, блокнот, помада, ключи от кабинета… И телефон, который тут же завибрировал с новым уведомлением.

@lenasavelskaya выложила новую историю.

Моя рука дрогнула, но я не открыла уведомление. Не сейчас. Не здесь. Сначала нужно было найти доказательства. Что-то более существенное, чем браслет на фото. Что-то, что убедило бы меня окончательно.

В аудитории было непривычно шумно. Студенты второго курса обсуждали предстоящий зачёт, кто-то листал конспекты, кто-то доедал бутерброд. Обычное утро в университете. Я поставила сумку на стол, достала папку с материалами и заметила, что мои руки дрожат.

– Доброе утро, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. – Сегодня мы продолжим тему романтизма и реализма в европейской литературе.

Я начала говорить, механически произнося заученные фразы. Мои глаза скользили по лицам студентов, но не видели их. В голове крутилось одно: «Как я могла быть такой слепой?»

– Профессор? – раздался голос с первого ряда. – Вы уже третий раз говорите о символизме цвета у Стендаля.

Студенты переглянулись. Кто-то хихикнул.

– Простите, – я встряхнула головой. – Давайте вернёмся к основной теме.

Я продолжила лекцию, но чувствовала, как слова теряют смысл, а мысли разбегаются. И когда прозвенел звонок, я испытала невероятное облегчение…

Вернувшись домой, я первым делом пошла в кабинет Петра. Сейчас, когда ни его, ни Леры не было дома, я могла спокойно начать поиск. Хотя что именно искать, я не знала.

Ноутбук был защищён паролем. Раньше меня это не беспокоило – мы всегда уважали личное пространство друг друга. Теперь каждая запароленная вещь казалась тайной комнатой, куда мне вход воспрещён.

Я открыла ящик стола. Аккуратно сложенные документы, счета, какие-то договоры. Ничего личного. Ничего, что могло бы выдать двойную жизнь.

Затем я перешла к прикроватной тумбочке в спальне. Всё там было аккуратно, почти стерильно – будильник, зарядка для телефона, какая-то деловая книга, которую он всегда начинал читать и никогда не заканчивал. И его личный блокнот в кожаной обложке.

Я взяла блокнот в руки, ощущая его тяжесть и фактуру кожи под пальцами. Этот блокнот всегда был с ним, но казался почти пустым – только сухие списки: дела на день, звонки клиентам, встречи с поставщиками. Пётр не любил записывать личные мысли, не вёл дневник.

Я начала листать страницы – ничего необычного. Даты, имена, телефоны, схематические наброски каких-то проектов. Но на одной из страниц, ближе к середине, я остановилась.

Короткая запись, сделанная его аккуратным почерком: «18:00 / L. – кафе на Пр. Мира, не забыть про серьги».

Никакого года. Никакого месяца. Только время, инициал и украшение. Л. Лена? Кто ещё?

Я провела пальцем по этим буквам, как по шраму. Во рту пересохло.

«Я не помню, чтобы получала от него серьги в этом кафе», – мелькнула мысль. Деловые партнёры в блокноте всегда были обозначены полностью – имя, фамилия, компания, должность. Это была личная запись. И я наконец-то получила то, что искала – ещё одно доказательство. Ещё один кусочек паззла.

Я положила блокнот на место и медленно опустилась на край кровати. Нашей общей кровати. Вспышками перед глазами проносились воспоминания.

Серьги с сапфирами – «под цвет твоих глаз». Платье, которое я никогда не надела – слишком облегающее, не мой стиль. Крем для рук «в твоем любимом запахе» – только это был не мой любимый запах, а какая-то приторная ваниль. Я сказала, что нравится, из вежливости, чтобы не обидеть.

Он стал приходить позже. Раньше возвращался к семи, потом – к восьми, а теперь часто и к десяти. Встречи, командировки, клиенты…

Он часто бывал в командировках. В Москве, в Питере, однажды даже в Праге. Всегда показывал билеты, всегда писал из гостиниц, звонил перед сном. Безупречное алиби. Или безупречная ложь?

Он отворачивал экран телефона, когда получал сообщения. Особенно вечером. Особенно когда мы вместе смотрели фильмы.

Он… стал холоднее в постели. Я списывала это на возраст, на рутину пятнадцати лет брака, на стресс от работы.

Столько мелочей, которые не были явными сигналами. Всё – «в пределах нормы». Всё объяснимо. Если не хочешь видеть правду.

Я открыла телефон и снова увидела уведомление из соцсетей. Пальцы словно сами коснулись экрана.

Фото в кафе. Два бокала на деревянном столике у окна. Один – с чёрным кофе без молока, второй – с ярким апельсиновым фрешем. На столе – белая накрахмаленная салфетка. Сложенная в виде сердца.