Развод. Будьте моим бывшим, доктор (СИ) - Варшевская Анна

Будит меня стук в дверь. Какого чёрта, кого принесло в такую рань? Протираю глаза, смотрю на время и подскакиваю. Уже почти девять утра!

Стук повторяется.

— Да иду я… — вылезаю из кровати и открываю.

— Добрая Агния Станиславовна? — интересуется у меня молодой человек в какой-то незнакомой форме.

— Да, — киваю растерянно.

— Экспресс-доставка, получите, — мне протягивают плотный картонный конверт, в котором отправляют документы. — И распишитесь здесь! — он подсовывает мне бланк и ручку.

— Я ничего не заказывала, — говорю неуверенно. — От кого это?

И как только меня так быстро нашли здесь? Хотя вряд ли это такая уж проблема, я же пользовалась паспортом при регистрации.

— Не имею возможности знать, — вежливо говорит парень. — До свиданья, хорошего дня.

— И вам, — рассеянно киваю, закрываю дверь и торопливо вскрываю конверт.

Внутри какая-то официальная бумага. Подпись, печать… Сажусь на кровать, вчитываясь в формулировки, а потом медленно опускаю документ. Уведомление о расторжении срочного трудового договора… За три календарных дня до увольнения, без отработки…

Значит, из больницы меня выгнали. Неудивительно, если вспомнить, что главный врач там — папочка Игоря. Интересно, на что они рассчитывают? На то, что я приползу обратно и буду умолять, чтобы мне разрешили вернуться?

Вздыхаю. Я любила эту больницу. Проходила в ней практику, заканчивала интернатуру, стала ординатором… С другой стороны, сталкиваться в коридорах с бывшим и его пассией — то ещё удовольствие. Так что может оно и к лучшему.

Через три дня я забираю из кадрового отдела больницы свою трудовую, до предела возбудив любопытство сидящих там сотрудниц и не ответив ни на один наводящий вопрос. А потом начинаю искать работу.

— Агния Станиславовна, я не сомневаюсь в вашем опыте и компетентности, — осторожно говорит мне начмед уже третьей по счёту клинической больницы. В предыдущих двух местах меня даже не приняли. — Но, к сожалению, мы не сможем взять вас на работу.

— Вы можете назвать причину? — до этого момента я злилась, а теперь вдруг успокоилась. Или силы кончились, не знаю. — Хотя нет, не называйте. Я сама скажу. Эта причина — Валерий Павлович Свиридов? — называю имя своего свёкра.

— Не совсем, — аккуратно отвечает заместитель главврача. — Видите ли, мы не можем не реагировать на… некоторые слухи.

Что ещё за слухи?!

— Сволочи! Чтоб вас всех диареей прошибло подальше от унитаза! — меня душит гнев всё то время, пока спускаюсь от начмеда и выхожу из больницы.

На улице зябко ёжусь под пронизывающим ветром, добегаю до подземного перехода и ныряю в метро, чтобы не мёрзнуть.

— Аморальна и жестока! Я им покажу аморальную и жестокую! — зло бурчу себе под нос.

Понятно, что обвинить меня в чём-то конкретном — нужны доказательства, которых у моего бывшего и его семьи нет. Но они и не обвиняют. Как я только что сама убедилась — достаточно слухов. В любой больнице шепнул на одном углу — на другом повторили уже с такими леденящими кровь подробностями, что только и остаётся удивляться человеческой фантазии.

А спустя ещё неделю мне становится понятно, что если я продолжу ходить по собеседованиям, то все эти «подробности» вырастут до размеров такого снежного кома, что меня просто задавит.

Как же быстро можно подорвать доверие к человеку. Даже мои старые знакомые и коллеги, некоторых из которых я считала друзьями, прятали глаза, когда я проходила мимо в очередном отделении, куда пыталась устроиться, и не отвечали на мои сообщения. Правда, не все — но тех, кто не повёлся на слухи, можно на пальцах одной руки пересчитать.

— Агния, послушай доброго совета, — говорит мне Витька — а на самом деле Виктор Кузьмич, анестезиолог, с которым мы когда-то вместе учились в первом меде, — тебе надо уехать на какое-то время. Сейчас, пока вокруг тебя вся эта круговерть, чем больше ты стараешься доказать, что ты не верблюд, тем меньше тебе верят.

— Я знаю, Вить, — вздыхаю устало.

Последние несколько дней вымотали меня не столько физически, сколько морально. Но я продолжала надеяться, пока не раздался звонок на мобильный и мой научный руководитель, под чьим «надзором» я собирала материал для исследований и писала диссертацию, не сообщил мне, что, к сожалению, он вынужден отказаться от дальнейшей работы со мной.

Единственный плюс, который во всём этом имелся — мне больше не придётся терпеть сальные взгляды и сексистские шутки заслуженного профессора и академика. В остальном… В остальном очень хотелось пореветь. И разбить что-нибудь хрупкое — желательно, об голову бывшего мужа.

— Слушай, всё уляжется, — Витя смотрит на меня сочувственно. — Найдут другой повод для сплетен, подробности сгладятся. Нужно немного переждать.

— Да, — киваю, отводя глаза. — Да, ты прав.

Вернувшись в гостиницу, перебираю свои немногочисленные пожитки. Проблема ещё и в том, что мои накопления постепенно тают, да и было у меня их не так уж много. Поэтому нужно что-то решать, и побыстрее. Покусывая губы, завариваю себе чай, залезаю с ногами в неудобное гостиничное кресло. Хорошо хоть чайник здесь есть, можно не тратиться на такую ерунду.

Мобильный начинает вибрировать, но мне не хочется ни с кем разговаривать. Опять либо гадостей каких-нибудь наслушаюсь, либо фальшивого сочувствия. Но звонок упорно продолжается и, глянув мельком на экран, я торопливо беру трубку.

— Ганька, привет! — раздаётся в динамике весёлый голос. — Опять занята под завязку?

— Привет, Сашка, — невольно улыбаюсь, слыша голос подруги.

Мы дружим со школы, и, пожалуй, сейчас это единственный человек, которому абсолютно до лампочки все слухи обо мне — в основном потому, что Саша не имеет к медицине ни малейшего отношения.

— Куда пропала? — возмущается подруга. — Вот уже две недели от тебя ни слуху, ни духу.

— Саш, я… с мужем разошлась, — выдавливаю из себя.

В трубке воцаряется молчание, а потом эмоциональная Сашка выдаёт:

— Вот козёл-переросток!!!

Фыркаю сквозь навернувшиеся слёзы.

— И почему ты ещё не сидишь у меня на кухне, спрашивается?! — продолжает она. — Мы должны срочно перемыть кости ему и всей его семейке высокомерных снобов!

Да, Саше они тоже не нравились. Хотя от свадьбы она меня не отговаривала. Только обещала, что всегда будет на моей стороне.

— Саш, я… — начинаю было, но подруга не даёт договорить.

— Ничего не хочу слушать! Давай, садись на ближайшую электричку — и ко мне!

До Саши я добираюсь быстро. Вроде пара десятков километров от столицы — а какая разница с большим городом. Воздух чистый, красота. Правда, под ногами колдобины.

— Ну, давай, рассказывай, — заварив мне чай и разрезав торт, Сашка садится напротив.

Спустя пару часов, после того как я успеваю поплакаться подруге в жилетку и от души налопаться сладкого, она заявляет:

— Слушай, ну я всегда подозревала, что твой с-с… — сжимает губы, явно не желая материться, — но чтобы так! Что ты делать собираешься? Нельзя спускать это на тормозах!

— Саш, у меня сейчас нет никаких душевных сил с ними бороться, — устало качаю головой. — Я только работу найти хочу. Но, видимо, для этого мне нужно на Камчатку ехать, — шучу грустно.

— Ну зачем на Камчатку, — подруга задумчиво барабанит пальцами по столу, а потом уверенно кивает. — Мы тебе поближе местечко найдём! И ещё дадим твоему бывшему прокашляться!

Глава 2

Конечно, мы с Сашкой треплемся до самой ночи. Подруга умудряется меня растормошить, и мы хохочем, как ненормальные, обсуждая планы мести бывшему и его семейке.

Я, как врач, выдвигаю варианты с использованием медикаментов — от виагры до слабительного, можно одновременно. Сашка моя — товарищ куда более кровожадный, так что предлагает процарапать на машине Игоря, с которой он сдувает пылинки, определение её владельца. Причём уверяет меня, что делать это надо непременно на латыни, он ведь всё-таки тоже врач, а надпись «penis vulgaris» через весь капот будет смотреться весьма элегантно.