Ариша хватает ее за длинные черные патлы, опрокидывая на пол, и я поражаюсь сколько силы в этом маленьком тельце.
Та тут же начинает верещать, машет руками в разные стороны, задевая длинными ногтями кожу моей дочери.
Я зверею как мама львица, которая голову готова оторвать за своего детеныша. Бросаюсь к ним в секунду.
— Доченька, — хватаю ее за подмышки, приподнимая в воздухе и отхожу подальше: — Что ты смотришь?! — рычу в сторону мужа: — Убери свою дрянь отсюда, ты видишь, что у ребенка истерика!
Марат отмирает, помогает девушке собрать ее вещи, а я крепко держу дочь в тисках своих рук, хоть она безостановочно брыкается с особой силой.
Глупая девица ноет, обращаясь к нему:
— Ты не говорил, что женат. И что у тебя бешеный ребенок…
— Я ненавижу тебя! — я не знаю, кому Арина адресовывает это.
То ли своему отцу, то ли этой незнакомке. А может сразу обоим.
Но сейчас мне очень больно.
И мое сердце должно болеть за меня, ведь это меня предал муж, но самый главный орган скручивается из-за того, что я вижу страдания своей дочери.
Еще десять минут назад она радовалась жизни, а сейчас ее собственный отец разрушил все одним действием.
— Ты больная малолетка, — эта курица решается открыть рот, поправляя свои волосы: — Вас не учили ребенка воспитывать? — и вот она уже обращается ко мне.
Я даже не хочу знать, где Марат нашел эту хабалку.
Выглядит как дешевка, не в его вкусе.
Что это? Месть?
Тогда за что? За двенадцать лет брака? За мою любовь?
Я стараюсь не терзать себя вопросами, которые лезут в голову с такой скоростью, что даже отмахнуться не получается.
Я в аду, горю и полыхаю.
— Пошла вон отсюда. Иначе я тебе еще сверху добавлю, — скалю свои зубы в недоброй улыбке.
— Тупая овца! — отвечает мне, не стесняясь в выражениях при ребенке.
— Следи за своим языком. — предупреждаю ее.
— Мам, пусти, я ударю ее! — ребенок снова рвется в бой, я уже не могу ее сдерживать.
Она настолько гибкая…
Первый раз в жизни жалею, что отдали ее на гимнастику.
— Дочь! — слегка повышаю голос: — Прошу… Успокойся…
Поражаюсь Марату…
Он потерян и никак не реагирует, а меня это приводит в дикий гнев.
— Ты долго будешь молчать?! Что ты стоишь как истукан?! — кричу на него: — Посмотри, что ты наделал…
— Мне жаль, — он пожимает плечами, берет за локоть эту девицу и выводит ее из комнаты.
Ошарашенно открываю рот, провожая парочку взглядом.
Слова мужа трогают ушки моей девочки, она трясется, а потом срывается в отчаянные рыдания, оставляя соленые разводы на моем сарафане. Я сглатываю тяжелый ком, инстинктивно поглаживая дочь по затылку.
Марат спустя минуту возвращается в комнату, опустив голову. Закусывает нижнюю губу, опирается спиной о дверной косяк и смотрит прямо мне в глаза.
— Я не прощу, — мотаю медленно головой: — Даже не надейся. Это развод. Без разговоров и обсуждений.
Он не говорит ни слова, и я не понимаю, какого черта нет хотя бы извинений…
Почему этот предатель не падает на колени и не кается.
— Мам, — жалобно скрипит Ариша: — Не надо развод! — она еще сильнее рыдает: — Я не хочу без папы…
Я молчу, потому что говорить о таком при ребенке не стоит.
Я не буду ее ломать сейчас еще больше, хоть и приняла уже решение.
Да! За секунду!
Мне хватило… Увидеть и принять решение.
Я не умею прощать предательство, я росла в детдоме, у нас предателей в унитаз макали головой и почки отбивали.
О каком прощении может идти речь…
И может, я уже далеко не та девочка со двора, но принципы у меня железные.
— Я не хотел, чтобы так вышло, — какие же банальные слова.
Как под копирку все говорят одно и то же. На одном заводе их что ли штопают.
— Это уже не имеет значения, — беру дочь за плечи, подталкивая к выходу из комнаты.
Когда мы оказываемся с ней в дверном проеме, я даже не смотрю на него, гордо выхожу, но Арина… Она срывается, летит в объятия мужа. Падает к нему в руки, а он сразу ловит.
— Папочка, почему? Папочка, я люблю тебя! Только не уходи…
И мое сердце вот теперь окончательно разрывается. Лопается как надувной шарик.
Бам!
И остались одни ошметки.
— Дарина, давай поговорим. Тет-а-тет. Как взрослые люди.
Меня смешит его уверенность в том, что все нормально.
Конечно, сейчас сядем за стол переговоров, нальем чашечку ароматного чая и поговорим…
Мы так поговорим с ним… В суде.
— Из взрослых здесь только я, — я бью по его достоинству: — А, ну и дочь наша и то умнее будет.
— Завязывай так разговаривать, — в ответ грубит пресекая.
— А ты когда детдомовку брал в жены, не знал, какие они языкастые? Марат, со мной шутки плохи. Прощать не стану. Ни один разговор не изменит моего решения. — я говорю это тихо, чтобы дочь не услышала.
Муж усмехается, закрывая дочь своим мощным телом и кидает мне:
— Посмотрим.
Глава 3
— Посмотрим…— не скрывая ехидства повторяю за ним: — Арина, собери свои вещи, мы улетаем домой.
Дочь вскидывает растерянный взгляд, и снова отчаяние портит ее красивое личико.
— Пожалуйста. Я сейчас подойду и помогу тебе.
Бросает взгляд на Марата, а он, поджав губы, отворачивается и играет желваками.
Поздно, милый, злиться.
Надо было думать до того, как засовывал ей свои руки… Останавливая мысли, прикрываю глаза, стоя к нему спиной.
Я должна держаться.
Не буду биться в истерике, не буду плакать. Я, как и всегда, сожму зубы и пойду дальше.
— Ты, — оборачиваюсь на него с беспристрастной маской на лице: — Можешь дальше наслаждаться богатствами этой страны.
Он в ответ вздергивает бровь с усмешкой.
— По возвращении сам заберешь свои манатки.
Хочу отвернуться и пойти к Арише, но его рука, которой он хватает меня у локтя, останавливает. Медленно веду глазами от места соединения, чувствуя отвращение, и дохожу, наконец, до его лица.
— Не трогай. — цежу, но он глазами так и бросает мне вызов: — Марат, отпусти.
— Дарин, ты серьезно сейчас просто возьмешь и уедешь?
Аж дыхание спирает от того, как он смеет так спокойно спрашивать этот бред.
Будто ничего не случилось…
— Да. И надеюсь, что следующая наша встреча пройдёт уже в суде. — отвечаю с фальшивой улыбкой: — Вещи свои заберешь пока я на работе, а Арина в школе.
Он в ответ лишь равнодушно хмыкает.
— Как знаешь… — выдергиваю руку: — Можешь не забирать, я вызову мусоровоз.
— Дарина…— медленно проговаривая звуки чеканит: — Хватит вести себя так. Ты уже совсем не та девчонка в школе.
— А ты не тот принц с золотой горы.
Парирую в ответ и делаю шаг от него. Размеренно дышу, чтобы не показать как, на самом деле, внутри рвет сердце.
— Я не дам развод. — уверенно летит мне в спину: — Высеки себе эти слова в голове.
— Хочешь ты того или нет….— не поворачиваясь тихо отвечаю: — Я разведусь с тобой и высеку тебя из своего сердца, Марат.
Вхожу в отдельную комнату номера, где Арина медленно складывает вещи в свой маленький чемодан. Капли ее слез оставляют пятна на ткани, а я закрывая дверь, прислоняюсь к ней лицом.
В гостиной в этот момент раздается громкий удар и хруст, судя по всему, какой-то мебели.
Душа сжимается, и я снова короткими вдохами снабжаю легкие кислородом, отчаянно сдерживая желание разреветься. Одинокая слеза все же вытекает, но быстрым движением смахнув ее, с нервной улыбкой оборачиваюсь на дочь.
— Мам…— она все видит, а я пожимаю плечами и уже чувствую, как броня спадает, а лицо искажается от боли.
За первой слезой следует и вторая, и третья, и четвертая.
Подхожу к кровати, обессиленно падая, и уговариваю себя быть сильной.
— Мамочка, я люблю тебя…— Арина тут же подходит, маленькими ручками обвивая шею.
