Круассан с любовью - Сахра Зейнеп

Очередной из бесчисленных случаев, когда меня вывел из мечтательности его запах – тот, что заглушал все ароматы мира.

– Наша ведьма снова заставляет тебя ждать, да?

Хотя я выросла, постоянно видя его лицо, каждый раз при взгляде на него сердце у меня заходилось, точно впервые. Он наклонился завязать шнурок, а я, прислонившись к садовой калитке, пыталась контролировать дыхание, чтобы привести пульс в норму.

Вдох носом, выдох ртом…

Но ритмичные вдохи не помогали успокоиться, а лишь сильнее наполняли мои легкие его запахом. Я неловко улыбнулась и кивнула. Он поморщился, показывая, что слегка недоволен. Выпрямившись, ухватился за дверную ручку и крикнул в глубь дома:

– Эрва! Сахра тут уже одеревенела! Не выйдешь через десять секунд – уйдем без тебя!

Договорив, он подмигнул мне. Пока он, повернув голову, слушал ответ Эрвы, я уже мысленно прокручивала в голове его подмигивание в замедленном повторе.

Спустя несколько секунд он перепрыгнул через пять ступенек крыльца и направился к садовой калитке. Его темная рубашка развевалась на теплом летнем ветерке, и, будь за спиной еще красный плащ, он выглядел бы как настоящий супергерой. Хотя для меня он был таким и без плаща. Мое прижатое к калитке тело напрягалось все сильнее с каждым его шагом, и я снова скомандовала себе: «Вдох носом, выдох ртом…»

Он остановился, прежде чем пройти мимо, и повернул ко мне голову. Ярко-зеленые глаза мигом развалили едва обретенное мной внутреннее равновесие.

– Хоть раз уйди, не дождавшись ее, и она перестанет заставлять себя ждать. Понимаешь?

Он был прав. Куда бы мы ни шли, Эрву всегда приходилось дожидаться – в школу, за покупками, в кино, на прогулки, даже в магазин. Я жаловалась, но всегда ждала, потому что она была самой лучшей подругой, которая только могла достаться мне в этом мире.

– Ты знаешь, я не уйду без нее, Ахмет-аби [4].

Голос мой звучал тихо, как писк котенка. Он покачал головой:

– Я-то знаю, а вот ей знать необязательно.

Затем его лицо снова приняло милое выражение. Он сделал шаг ближе ко мне и с лукавым видом, словно делясь секретом, прошептал:

– Кроме того, раз уж мы ее балуем, хотя бы ты должна уметь говорить ей «нет».

Я невольно улыбнулась. Но вздохнуть не могла. Приходилось ждать, пока он отойдет, чтобы снова набрать в грудь воздуха. Он бросил короткий взгляд на часы и, быстро пройдя в садовую калитку, громко сказал, обращаясь и ко мне, и к той, которая оставалась в доме:

– Вы опоздаете, как всегда. И я сомневаюсь, что нашим родителям это понравится.

Затем он быстрым шагом направился прочь по темной улице. Я наблюдала, как он шагает, пока позволял свет фонаря. Через несколько метров он смешался с группой друзей, ожидавших его на углу, и исчез из виду.

Ахмет…

Тот, чье имя высечено на моем сердце с самого первого удара. Воплощение фразы «Я открыла глаза и увидела его». Храбрый принц из сказок, чьи зеленые глаза согревали мою душу. Имя, которое обжигало мои губы каждый раз, когда я произносила его, добавляя к нему обязательное слово. «Аби»… Ахмет-аби…

Называла ли я его так, потому что он был старше на пять лет? Или потому, что он заботился обо мне, будто я выросла у него на руках? Или потому, что он до сих пор не делал различия между мной и своей сестрой? Не знаю. Эта привычка осталась с детства, и, хоть она и причиняла боль моим губам и сердцу, я все равно продолжала так говорить. Может, для того, чтобы напоминать себе о невозможности чего-то другого, – не знаю.

Когда я снова повернула голову к дому, Эрва торопливо запирала дверь. Увидев меня, она на мгновение обрадовалась, но затем приняла самый смущенный вид.

– Я подумала, что ты ушла, и перепугалась, – тяжело дыша, объяснила она.

Видно, спускалась с верхнего этажа бегом.

– Спустилась бы ты на две минуты позже – точно ушла бы!

Я старалась говорить строго. Ахмет был прав: немного припугнуть ее не повредит. Чтобы показать, как я бешусь, я даже скрестила руки на груди.

Но Эрва тут же подошла ко мне с надутыми губами, как провинившийся кот, и, несмотря на мою попытку увернуться, крепко меня обняла:

– Прости, Сахрам [5]. Обещаю, это в последний раз.

Несколько секунд я хмурилась. Но злиться, глядя на эту умильную мордашку, было невозможно. И мы обе знали, что последним этот раз не будет. Так что я разбила лед легкой улыбкой, взяла ее под руку, и мы быстро вышли из сада.

Когда наши каблуки застучали по дороге, Эрва спросила:

– Думаешь, наши мамы заметили, что нас нет?

– А ты как думаешь? – откликнулась я.

То, как Эрва беспокойно покусывала нижнюю губу, ясно показывало, что ответ ей известен. Наши мамы, оказываясь вместе, превращались в двух роботов с общей программой – поддерживать друг друга в любом вопросе. Особенно если дело касалось какой-нибудь мелкой оплошности, которую совершили Эрва или я, – тогда они, объединившись, могли устроить настоящую бурю.

Да мы и сами понимали, что права опаздывать сегодня у нас просто не было. Весь квартал собрался в старой мечети на площади. В нашем маленьком мире произошла большая потеря. Ушел из жизни самый старый торговец района, и мы как единое сообщество должны были почтить его память молитвами в мечети.

Наверное, сейчас стоит рассказать о мирке, в котором я жила.

На склонах Ускюдара [6] находился, наверное, самый маленький квартал Стамбула. Он состоял всего из девяти длинных улиц, все они были тупиковыми, и почти все застроены двухэтажными домами с садиками – старинными и уютными, но не слишком помпезными. Свободные концы всех улиц сходились на площади, где были расположены старые, неподвластные времени лавки, величественная мечеть, фонтан и кофейни, – все это создавало очаровательную атмосферу. Как и в любом маленьком сообществе, здесь все знали друг друга, поддерживали и любили.

Это место было в точности таким, о которых с ностальгией рассказывают в фильмах и сериалах. Люди тут жили обеспеченные, но никто не роскошествовал. Квартал у нас был маленьким, но важным: когда-то он даже подарил миру двух известных политиков. Мы жили по своим правилам, и совет старейшин, состоящий из мудрых и опытных людей, строго следил за порядком. Даже малейшие перемены обсуждались целыми днями.

Наш квартал так и называли – Чыкмаз [7]. Тупиковые улицы, тупиковые разговоры, тупиковые люди, тупиковые слова. Мы не пускали в свой мир чужаков. И свое никому не отдавали.

Тем временем Эрва и я быстро шагали к мечети, но вдруг запыхавшаяся подруга дернула меня за руку:

– Я же забыла тебе рассказать! Помнишь Ясмин?

Я сдвинула брови, пытаясь сообразить.

– Ту, что живет на девятой улице? Наша ровесница?

У улиц в Чыкмазе не было каких-то красивых названий. Вместо этого на каждом углу висели таблички с номерами от одного до девяти: 1-я Тупиковая улица, 2-я Тупиковая улица и так далее. Чтобы запомнить человека, достаточно было знать, на какой улице он живет.

– Ага, ее. Как тебе кажется, какая она?

– Не знаю, Эрва, мы с ней особо не общались. Я просто слышала о ней.

– Еще бы не слышала: ее называют самой красивой девушкой в Чыкмазе.

В голове подруги прозвучала неприкрытая зависть, и я не смогла сдержать улыбки.

– Правда? Что, так и называют? – Я попробовала немножко ее подколоть.

– Вот именно так и называют, да. Знаешь, меня раздражает, когда люди навешивают на кого-то ярлыки на всю жизнь! А вдруг она подурнеет, попадет в аварию и будет изуродована до неузнаваемости? Или у нее огромный прыщ на лице выскочит? Откуда им знать?

Я сжала губы, чтобы не рассмеяться.

– Или же ты болтаешь все это просто потому, что тебя называют самой разговорчивой девушкой в Чыкмазе.

Она отбросила мою ладонь, которую держала в своей, и, как капризная девчонка, скрестила руки на груди.