Поцелуй с тенью - Аллен Навесса

Бринли побледнела.

– Я думала, сегодня была особенно тяжелая ночь.

Упс. Задний ход.

– Так и есть, – сказала я. – Просто я в этот раз не видела самого страшного. Похоже, все досталось вам с Мэлори.

Она судорожно вздохнула.

– А. Ладно.

Таня заглянула ей в лицо.

– А сейчас Эли подвезет тебя домой. У нее тоже кончилась смена.

Бринли растерянно на нас посмотрела.

– Но я на машине.

Таня кивнула.

– Да, но мы не думаем, что сейчас тебе стоит садиться за руль.

Похоже, Бринли тоже сочла это разумным.

– Да, вы, наверное, правы.

– Не волнуйся, – сказала я. – Я проверила расписание, у нас с тобой завтра смена в одно и то же время, так что сюда я тебя тоже подброшу. Ты припарковалась на стоянке для персонала?

Она кивнула.

– Там с твоей машиной все будет нормально. Тебе нужно оттуда что-то забрать?

Она нахмурилась.

– Да вроде нет…

Таня выудила чашку у нее из рук.

– Тогда вам двоим нужно сваливать, пока есть возможность.

– Спасибо, – одними губами сказала ей я.

Было вполне обычным делом нарваться на несколько лишних часов работы, если слишком закопаешься после окончания своей смены. Кому-нибудь постоянно нужна была лишняя пара рук, или не хватало людей, чтобы стабилизировать пациента. Бринли была для этого в неподходящей форме, а я и так провела в больнице уже лишние четыре часа. Пора было сваливать.

Я повела Бринли к запасному выходу, чтобы больше ни на кого не натолкнуться. Она шла молча, но выглядела уже гораздо лучше, чем когда я ее только увидела. Это был хороший знак.

– Ты живешь с кем-то? – спросила я.

– С парнем.

– Он сейчас дома? – Мне не нравилась мысль оставлять ее одну в таком виде.

Она кивнула.

– Дома. Я написала ему после конца смены, но потом решила присесть и… Ну, ты видела.

– Просто поговорить очень помогает, – сказала я. – Не знаю, насколько твой парень чувствительный, но если ты ему расскажешь, через что тебе сегодня пришлось пройти, то голова немного прочистится.

– Ну не знаю… – сказала она крайне неуверенным тоном.

– Можно без подробностей. Просто в общих чертах. И я вбила свой номер вместе с телефоном доверия, так что мне тоже можно звонить.

Она взглянула на меня с облегчением.

– Спасибо. Не думаю, что стоит таким делиться… Понимаешь?

Я кивнула. Я понимала. В отличие от Бринли, у меня никого не было… ну, вроде как. Но даже когда кто-то появлялся, с парнями я о работе не разговаривала. Я никогда не заводила серьезных отношений – сейчас я была слишком сфокусирована на карьере, – а на мой взгляд, рассказы о тяжелом рабочем дне или скорбь о потерянном пациенте стоит приберегать для кого-то значимого в своей жизни. В основном я изливала душу психотерапевтам или другим медсестрам, и по выражению лица Бринли я поняла, что она будет делать так же. Гражданские, как мы называем не работающих в медицине или спасательных службах людей, обычно нас не понимают.

По дороге домой мы еще немного поболтали на более безопасные темы, типа нового сериала, который все смотрят, – просто чтобы отвлечься от впечатлений прошедшей ночи. Когда я высадила Бринли у порога ее таунхауса, солнце над городом уже начало подниматься, отражаясь в далеких мерцающих небоскребах и окрашивая облака в зловещую гамму оттенков: от насыщенно-фиолетового, как у свежих синяков, до ярко-красного, как у недавно пролитой артериальной крови.

Господи, какая я сегодня мерзкая, подумала я, отрывая глаза от неба.

Я так много времени потратила, стараясь помочь, а потом отвлечь Бринли, что не успела переварить собственную кошмарную смену. У меня был парень, которого трижды пырнули ножом, женщина со сломанным запястьем, разбитым носом и виноватого вида мужем, который не разрешал ей говорить за себя, а еще двухлетка с такой острой РС-инфекцией, что его пришлось отправлять в детскую больницу на вертолете.

Но хуже всех был бездомный мужчина с обморожением. Не то чтобы это был особо тяжелый случай – обморожение было несильное, ему даже удалось сохранить все пальцы, – просто никто в моей смене не хотел заходить к нему в палату, потому что от него отвратительно пахло, и все очень громко жаловались на это в коридоре: так, что ему явно было слышно. Это меня одновременно расстроило и взбесило, так что я отпустила остальных и отправилась к нему сама.

Именно такие случаи меня теперь задевали – не особенно страшные и кровавые, а грустные. Я циклилась на них. Где была семья этого мужчины? Пытались ли они его искать? А что с женщиной, на которую поднимает руку муж? Удастся ли ей уйти, прежде чем он снова ее ударит?

Вся дорога домой пролетела как в тумане, ведь голова была забита подобными мыслями. Я даже не заметила, как остановилась на своей подъездной дорожке. На улице еще было достаточно темно, и мой дом подсвечивали огоньки гирлянд. Уже перевалило за вторую неделю января, но у некоторых моих соседей еще оставались новогодние украшения, так что я не торопилась убирать свои. Вид весело мигающих в предрассветной хмари разноцветных огоньков меня приободрил. А именно это было мне и нужно – что угодно, лишь бы держать тоску в узде.

Я заглушила машину и вышла. Мое жилище ничего особенного собой не представляло: всего лишь двухкомнатный коттедж в деревенском стиле в полубезопасном районе. Но он был целиком и полностью мой, и я ужасно гордилась сделанным собственными руками ремонтом и отпечатком индивидуальности, который мне удалось на нем оставить. Дом был отделан состаренной вагонкой зелено-голубого цвета, плинтуса выкрашены в теплый оттенок белого, а небольшое крыльцо выглядело особенно нарядно и уютно благодаря тематическому украшению с надписью «Добро пожаловать!» на двери и праздничной елке, увешанной блестящей мишурой и игрушками.

Внутри все было так же жизнерадостно. Близких членов семьи у меня не осталось, и увешивая свой дом рождественским декором от пола до потолка, я просто отвлекала себя от мрачной мысли, что отныне праздники я буду проводить либо в одиночестве, либо на работе.

Громкое мяуканье пронзило тишину, когда я закрыла за собой дверь и скинула ботинки.

Ну, я была не совсем в одиночестве. Компанию мне составлял Фред. Наверное, он крепко спал на моей постели, когда я зашла, потому что сначала мяуканье послышалось откуда-то издалека, а потом его высота и истошность стала возрастать, как у сирены подъезжающей скорой.

Черт, он громкий, когда злится, подумала я. Если будет продолжаться в таком духе, соседи решат, что я его мучаю.

– Господи, Фред, – сказала я, когда мой длинношерстный черно-белый кот вылетел из-за угла. – Всё в порядке. Я сегодня всего на пару часов задержалась.

Когда он оказался у моих ног, я подхватила его, перевернула на спину и зарылась носом в теплый шерстяной живот. Когда я была маленькой, мама называла это «пушистой терапией». Она возвращалась домой после долгого рабочего дня и, прежде чем поздороваться со мной или с папой, сразу шла к котам и тискала их, пока они не начинали вырываться. Ей от этого всегда становилось лучше, так что я решила поступать так же с Фредом с первого дня его появления. Я обнаружила его на пороге – полумертвого мокрого котенка, жалобно умоляющего спрятать его от грозы. Может, из-за того, что я начала проделывать это с ним в самом юном возрасте, он вполне спокойно терпел пушистую терапию – урчал и мял мне волосы на голове.

Наверное, для не-кошатников я выглядела как сумасшедшая, но мне было наплевать. Я в принципе не доверяла людям, которые не любят кошек, так что они все равно не смогли бы меня осудить.

Получив свою дозу, я отпустила Фреда и пошла в комнату переодеваться. Он засеменил вслед за мной. Можно было бы подумать, что я дико устала после долгой смены, но сна у меня не было ни в одном глазу. Наверное, потому, что я умела засыпать за долю секунды и всегда могла пять минут подремать где-то в уголке во время затишья. В больнице было удивительно тихо с полуночи до часу, так что мне удалось поспать целых шестьдесят минут. Таня сказала, что одна из верхних медсестер – они работали на верхних этажах, в специализированных отделениях – пожаловалась на общую медлительность, когда забирала результаты из лаборатории. Мы были просто в ярости. Медсестра из скорой помощи никогда бы такого не сказала.