Все. Игры закончены.
— Нет! Нет! — оглушено кричу, срывая голос. — Не трогайте меня!
Оцепенение спадает. В меня словно вселяется демон, и я начинаю отбиваться, царапаться до крови и бросаться на каждого, кто тянет ко мне свои мерзкие лапы.
— Дикая кошка! — даже как-то довольно комментирует Хмурый.
Он, по всей видимости, тут за главного. Ну или пользуется авторитетом, я не разбираюсь во всей этой тюремной иерархии.
И только когда во всем этом сумбуре и истерике, я перехватываю кровожадную ухмылку, то осознаю, что мной играют. У этих зверей, по ошибке заключенных в человеческом теле, нет жалости и сострадания. Никто меня не спасет. Чуда не случится…
В следующий момент мне заламывают руки и силой принуждают встать на колени. Из последних сил бросаюсь в бок, отчего моя рубашка рвется по шву.
— Тише-тише, кошечка, — похлопывая меня ладонью по лицу, произносит Хмурый, глядя на меня сверху вниз. — Сделаешь, дяде приятно? И только попробуй укусить, — грозит пальцем, — жалко будет выбить твои зубки.
Крепко сжимаю зубы, готовая бороться до последнего вздоха, но только не делать всякие гнусности.
— Открой рот, — надавливая на щеки и приспуская свои штаны, требовательно кидает.
Хмурый еще сильнее надавливает на мои щеки, отчего я протестующе мычу, пытаясь вырваться из цепкой хватки.
— Ах ты, дрянь! — взбешенно рявкает, после чего дает мне хлесткую помещичину.
Он снова замахивается, и я зажмуриваюсь, ожидая удара, но он почему-то не следует.
— Остынь, Хмурый. Для тебя эта птичка слишком хороша, — раздается где-то рядом ленивый голос, почему-то кажущийся мне знакомым.
Повисает напряженное молчание, а потом Хмурый язвительно бросает:
— И для кого же она тогда? Не для тебя случайно?
В ответ он получает дерзкое:
— А может, и для меня.
Сглотнув ком в горле, распахиваю веки и, клянусь богом, если бы я уже не стояла на коленях, то непременно бы на них рухнула.
Не может быть…
Знакомый молодой мужчина на меня не смотрит. Он буравит своими серыми, точно сталь глазами Хмурого. Подавляет, заявляет права. На меня.
— Да что ты? — не спешит согласиться Хмурый. — Не много ли на себя берешь, Баха?
— Столько, сколько считаю нужным, — твердо чеканит, бросает на меня безразличный взгляд и хмыкает.
Узнал? Нет? В его лице я не вижу ни капли узнавания. Впрочем, должно быть, я сейчас так жутко выгляжу, что меня и родная мать не признает.
— Ладно, — на удивление быстро отступает Хмурый, после чего заявляет: — после того как мы с ней закончим — заберешь. Если, конечно, от твоей птички что-то останется.
Тревожно смотрю на мужчину. Он же не оставит меня на растерзание этим сволочам, правда? С другой стороны, с чего бы ему заступаться за меня? Мы не друзья. Едва ли знакомы. К тому же, он преступник. Преступник, который слишком хорошо целуется…
Черт! И зачем я это опять вспомнила?
— Сейчас, — тоном не терпящим возражений отрезает, а затем мертвой хваткой впивается пальцами в мое плечо и рывком поднимает на ноги.
— Да кем ты себя возомнил? — бешено орет Хмурый, кидаясь на моего неожиданного защитника.
Мужчина отталкивает меня к стене, ловко уворачивается от кулака и наносит несколько четких ударов по Хмурому. В переносицу, челюсть и живот. Тот мешком падает на пол, и Баха наносит удары до тех пор, пока Хмурый не теряет сознание.
Остальные в драку не вмешиваются.
Закончив, он обводит холодным взглядом толпу и интересуется:
— У кого-то еще есть вопросы?
Ответом ему стает гробовая тишина.
Черт побери, кто этот парень?
Кинув на меня мрачный взгляд, Баха дергает меня за руку, разворачивает в сторону выхода и толкает в спину, отдавая приказ:
— Иди вперед.
На ватных ногах добираюсь до лестницы и поднимаюсь наверх. Я смутно помню по каким коридорам добежала до лестницы, но если я попытаюсь… То смогу найти выход, выбежать во двор и при большой удаче добраться до безопасного участка. И, словно подслушав мои мысли, Баха отрезает:
— Даже не думай. Ты не выберешься отсюда. Здесь повсюду ходят такие как Хмурый, выйдешь во двор — есть вероятность получить пулю в лоб. Ты слышишь перестрелку?
И действительно, только сейчас осознаю, что за стенами здания звучат выстрелы.
— Я журналист…
— Я помню, — коротко усмехается.
— Я имею в виду, что в меня стрелять не будут. Меня пропустят, — не очень-то уверенно звучит мой голос.
— Да, если поймут, что ты журналист. И если сможешь добежать и тебя опять не перехватят зеки.
Проклятье!
— В любом случае, пташка, я тебя не отпускал, — неожиданно притянув меня к своему крепкому телу, обжигающе шепчет на ухо.
Так же быстро отстранившись, он снова подталкивает меня в спину.
Дальше мы идем молча. Потом заходим в какую-то комнату, и Баха закрывает за нами железную дверь. Резко обернувшись, натыкаюсь на знакомые глаза цвета стали.
— Ну здравствуй, пташка, — наклонив голову, с мрачной ухмылкой произносит. — Узнала?
Я молчу, точно в рот воды набрала.
— По глазам вижу, что узнала.
И сейчас я не знаю, радоваться неожиданному спасителю или же плакать, потому что я та, кто его сдал. Из-за кого он оказался тут — в тюрьме.
Глава 2
Женя
Флэшбэк Несколько месяцев назад
— Извините… Простите… Можно, пройти? Спасибо… Извините…
Я пробираюсь через толпу к самому ограждению. Мы с Темой прибыли самыми последними, и все эксклюзивы уже расхватали другие каналы! Но я все же не теряю надежду взять короткий комментарий у полковника. Мы уже записали подводку на фоне банка, а также взяли комментарии у случайных прохожих, которые оказались свидетелями ограбления одного из самых крупных банков страны. Но мне этого, разумеется, недостаточно.
— Жень, да нафиг оно надо? — недовольно ворчит за мной Серединский. — Это ограбление уже по всем каналам крутят…
— По всем, но не по нашему, — упрямо возражаю.
С преувеличенно печальным вздохом Тема тащится за мной. Наконец-то мы прорываемся к огражденной части, за которую нельзя проходить даже журналистам. Исключение только для правоохранительных органов. Среди толпы сразу вычисляю полковника — Бориса Петровича. Он стоит возле ограждения, рядом с небольшим фургоном. Мы с ним уже встречались на других менее громких делах. Это мой первый такой большой репортаж.
Обычно меня посылают снимать всякую чепуху вроде первого снега, выяснять в ЖКХ почему старый фонд в таком чудовищном состоянии, а также прорвавшуюся канализацию. Ага, последнее мое самое «любимое». Поэтому сейчас, когда по счастливой случайности, никого в офисе из более опытных журналистов не оказалось, отправили меня.
— Борис Петрович! — выкрикиваю, привлекая внимание полковника. — Можно вас, пожалуйста, на секунду? — сложив руки рупором, кричу мужчине.
Тот от звука моего голоса вздрагивает, раздраженно щиплет себя пальцами за переносицу, что-то бормоча под нос.
Ладно, я не гордая. Сама подойду!
— Борис Петрович! — снова выкрикиваю, пробиваясь ближе. — Пожалуйста, всего один комментарий!
— Сегодня без комментариев, — сурово отрезает мужчина, качая головой.
— Ну может хоть…
Меня перебивает громкий звонок телефона.
— Звонит! — выкрикивает кто-то из фургона. — Сейчас будут требования!
А вот это интересно… Вовремя я однако.
Навострив ушки, старательно не замечаю знаки, которые мне подают несколько полицейских, мол, отойдите.
— Девушка, попрошу вас…
Только начинает отгонять меня полицейский, как главный ему шикает:
— Тихо!
Удача определенно на моей стороне!
Знала бы я, чем это все обернется, то сделала бы ноги, но… Все пришло к тому, чему пришло.
— Говорит Борис Яковлев. Старший полковник отделения полиции центрального района, — представляется грабителям в телефон.
— Здравствуйте, полковник. Боюсь, что не могу представиться в ответ, — отвечает ему наглый голос по громкой связи.
