Разумеется, мы встретились не при банальных обстоятельствах, но бывает что одного взгляда на человека хватает, чтобы понять: эта птица высокого полета. И Дамир Бахметов именно из таких людей.
Нажав на кнопку чайника, подтягиваю чашку к себе, насыпаю чай и обыденным тоном интересуюсь:
— Сахар?
— Без, — коротко отрезает.
Я спиной чувствую его изучающий взгляд на себе. Во мне тлеет крохотная надежда, что Бахметов меня все же отпустит, когда подавят бунт. Он ведь не насильник, в самом деле! Мы наедине уже какое-то время и до сих пор он не совершил ничего предосудительного.
Когда закипает чайник, наливаю воду в чашку и отзываюсь:
— Готово.
— Зачем ты полезла сюда? — когда я оборачиваюсь, спрашивает с непроницаемым лицом. Черт разберешь, о чем он думает!
— Я случайно, — поджав губы, напряжено отвечаю.
— Случайно оказалась в тюрьме, в которой происходит бунт? — недоверчиво вскинув бровь, уточняет таким тоном, точно разговаривает с душевнобольной.
— Я хотела заснять побольше, но потерялась в дыме! — эмоционально восклицаю.
Боже правый, как же это глупо звучит…
— Ты понимаешь, что с тобой могло произойти, если бы не я?
— Ждешь благодарности? — огрызаюсь, сама не понимая, какая муха меня укусила.
И без него знаю, что редкостная идиотка.
— Было бы неплохо, — невозмутимо хмыкает.
— Ты меня отпустишь? — понятия не имею, откуда во мне нашлось столько смелости, но на подсознательном уровне я не чувствую угрозы от Бахметова. Впрочем, как вы заметили, с инстинктом самосохранения у меня проблемы.
— Ты правда не осознаешь, куда попала?
— Осознаю, но ты же не можешь держать меня тут вечно.
Дамир отталкивается от стены, возле которой стоял все это время. Делает несколько медленных шагов, подходя вплотную. Он возвышается надо мной на целых две головы. Я дышу ему куда-то в грудь, поэтому смело запрокидываю голову, чтобы встретить хищный взгляд.
— Что мешает мне держать тебя здесь вечно?
— Закон, — моментально отвечаю, на что Бахметов издает скептический смешок.
— Здесь живут по другим законам, пташка, — взяв прядь моих волос и задумчиво ею повертев, произносит. — Скорее всего, тебя объявят безвести пропавшей.
После этих слов я действительно чувствую себя запертой в клетке пташкой. В клетке с хищником. И он намного страшнее тех, что хотели поиграть моим телом. Этому зверю тела будет мало. Он завладеет душой и разумом.
— Зачем я тебе? — сиплым голосом выдавливаю.
— А может, это судьба? Разве не забавно, что ты оказалась там, куда сама меня отправила?
Глава 3
Женя
Нет, мне не забавно. Чего не скажешь о Бахметове, на лице которого расплылась кривая ухмылка.
Мы стоим слишком близко. Чувствую, как сбивается его дыхание, становясь более прерывистым и тяжелым. На ум почему-то приходит тот поцелуй, я качаю головой, словно пытаясь выбросить эти глупости. Дамир, заменив это движение, усмехается, точно читает мои мысли.
Это так неправильно, что воздух между нами наэлектризовался, что от нас буквально летят искры. Он — преступник. Держал в заложниках людей. Дамир Бахметов — не хороший парень, который будет нести на свидание цветы, а после провожать домой. Такой не знает, что такое «свидание». Он возьмет свое, стоит только дать слабину. Воспользуется тобой и моментом, а потом уйдет и вряд ли вспомнит имя.
— Твой чай уже остыл, — немного отодвинувшись от Дамира, нервно изрекаю.
— Я все еще жду ответ, пташка, — он говорит таким повелительным тоном, что у меня проходит мороз по коже.
— Нет, не забавно, — потупив взгляд, выдавливаю.
— Я не про это.
— А… — запнувшись, судорожно сглатываю: — про что?
— Что и кто мне помешает держать тебя тут вечно?
Вечно? Как минимум — смерть. Моя или его это как повезет.
— Бунт подавят, и меня начнут искать, — уверенно заявляю.
Бахметов смотрит на меня как на неразумное дитя, которое искренне верит в то, что по небу летают единороги и едят радугу. И это, знаете ли, напрягает.
— Откуда они узнают, что ты тут? — с непроницаемым выражением лица интересуется.
— Я была с оператором. Он наверное догадался, что я побежала не в ту сторону, — логически предполагаю. — И по камерам увидят.
— Камеры давно не работают. Их отключили как только начался бунт.
Вот черт!
— Значит, найдут у тебя в камере. Нельзя же скрыть живого человека! — негодующе восклицаю. — Когда подавят бунт, будут досмотры!
— Обязательно, — не впечатлившись моими доводами, хмыкает Бахметов, и теперь я совсем не уверена в своих предположениях.
В конце концов кто сказал, что я вообще доживу до того момента, как подавят бунт? У этого мужчины есть весомая причина отомстить мне.
Внезапно чувствую себя уязвимо. Чувство безопасности рядом с Дамиром оказалось ложным. Обхватываю себя руками за плечи, словно пытаясь отгородиться от него.
Бахметов обходит меня, берет со стола чашку с чаем и отпивает. Мы молчим какое-то время, погрузившись в раздумья. Я о своей дальнейшей судьбе, а Бахметов… Черт знает, о чем он вообще думает! Этот парень был бы отличным игроком в покер. На его лице не проскальзывает ни единой эмоции, словно и не лицо вовсе, а гипсовая маска. Он смотрит в маленькое окошко с железной решеткой под самым потолком и неспешно пьет чай.
В отличает от Бахметова, я не могу стоять на месте. Наворачиваю круги по камере, словно надеясь найти дыру в стене через которую ужиком смогу протиснуться в коридор.
Неожиданно раздается громкий звук взрыва. Кажется, даже здание немного встряхнуло. В ужасе оборачиваюсь к Бахметову. Тот только безразлично пожимает плечами, бросая:
— Не договорились.
— Не договорились? — шокированно переспрашиваю.
— А ты как думала, пташка? Что всех перестреляют, и на этом все закончится?
И снова этот снисходительный тон! Я что, по его мнению, тюремный эксперт? Откуда мне знать, как это все проходит?
— Были переговоры. Заключенные выставили список требований. Если произошел взрыв, значит власти не согласились их выполнить.
Боже правый, с этими зэками еще и ведут переговоры? С людьми которые убивают, грабят и насилуют? Нет, конечно, мы живем в современном мире, где процветает толерантность и все в таком духе… Но преступник — это преступник. Тюрьма — это не курорт.
— Но ведь бунт затеяли воры в законе…
— Здесь, пташка, вопрос не об условиях, а о том, кто будет держать власть в своих руках. Что ты знаешь о красных и черных тюрьмах?
Что это цвета их стен…? Это первая мысль, и она явно неправильная, поэтому я предпочитаю промолчать.
— Забудь, — заметив мой растерянный вид, произносит. — Тебе это не нужно. Просто делай, как я говорю.
— И ты оставишь меня в живых? — с каким-то отчаянием в голосе бросаю.
Брови Дамира в удивлении взлетают вверх. Хоть какая-то эмоция.
— Я не убийца, пташка. И ты это знаешь.
— Это было несколько месяцев назад, — недоверчиво фыркаю. — За это время многое могло измениться.
— И изменилось.
И нет, он не пытается похвалиться или показаться «крутым». Просто констатирует факт.
— Но я свое слово держу, в отличие от некоторых, — бросает на меня резкий взгляд. — Я никогда не убивал и не собираюсь начинать.
Я знаю, что это его «в отличие от некоторых» камень в мой огород.
— Тогда зачем я тебе? — снова спрашиваю, но Бахметов отвечать явно не намерен.
Снова звучат звуки выстрелов, взрывов и голос полицейского в громкоговорителе.
Я вздрагиваю, когда в железную дверь камеры начинают тарабанить.
— Баха, открывай!
Испуганно замираю, напряженно следя за Дамиром, который медленно ставит чашку на стол и неспеша подходит к двери.
— Чего тебе, Лысый? — не открывая, спрашивает Бахметов.
— Пошла молва, что ты журналисточку словил и к себе забрал. Нехорошо. Делиться нужно!
— Так я вроде ее по-чесноку забрал.
