Я стараюсь сесть настолько далеко, насколько это возможно, но в следующую секунду Захар придвигается ко мне вплотную, пальцами хватает прядку моих светлых волос, отчего я замираю, точно кролик перед удавом.
— Так что, Евгения, когда ты успела перейти дорогу Бахе, ммм?
Смотря прямо перед собой, невнятно бормочу:
— Я не переходила… Случайно… Снимала…
— Опять случайно? — хохотнув, перебивает. — В такие случайности, — делает акцент на последнем слове, — слабо верится.
— Но я правда случайно… — совсем жалко выдавливаю.
— И сдала ментам случайно? — схватив мой подбородок указательным и большим пальцем, поворачивает мою голову к себе, заставляя посмотреть ему в глаза. — Предпочитаю видеть лицо собеседника. Особенно, когда оно такое симпатичное, — ласково проводит большим пальцем по щеке. Он бы меня еще похлопал как собаку! Впрочем, сейчас он здесь хозяин, повелитель и сам Бог. Хотя Сатана, надо сказать, подходит ему больше. — Мне интересны подробности, пташка. Как вас свела судьба?
И я погружаюсь в воспоминания, которые пыталась тщетно заблокировать на протяжении нескольких месяцев…
Флэшбэк Несколько месяцев назад
— Женя, вы точно готовы? — в который раз переспрашивает меня психолог, которого прислали с группой спецназа.
Заторможенно киваю головой, отвечая:
— Конечно.
— Вы не обязаны этого делать, — взяв меня за руку и сжав, мягко говорит.
— Я понимаю…
И тем не менее от моего выбора зависят судьбы шестерых матерей и их детей. Двенадцать жизней против одной… Ответ очевиден. И он очевиден не только для меня, но и для всех. Особенно, для полковника Яковлева, который как только преступник объявил свое последнее требование, зыркнул на меня так, точно это по моей указке мерзавцы решили ограбить банк и взять заложников. И чего ему злиться, спрашивается? Он освободит часть женщин и всех детей. Скорее всего за это получит звездочки на погоны и премию.
— Мы вам очень благодарны, Женя. Поверьте моему опыту, если преступник вышел на контакт, и тем более так быстро согласился обменять заложников, то есть шанс, что вас всех скоро отпустят.
Шанс из скольки? Один из ста?
— То есть преступники одумаются и сдадутся? — скептически замечаю, и психолог виновато отводит глаза.
Сама же понимает, что это бред сивой кобылы. Если меня согласились обменять, значит им нужен журналист. Для чего? Это хороший вопрос. Возможность узнать у меня будет, хочу я того или нет.
— Женя, подойдите сюда, — зовет меня Борис Петрович.
— Все обязательно будет хорошо, — напоследок шепчет мне психолог, ободряюще улыбаясь.
Кивнув, выдавливаю из себя кислую улыбку в ответ и иду к полковнику, который ждет меня в фургоне.
— Женя, я не психолог, — сходу начинает он, — не буду тебя успокаивать и говорить, что все будет в порядке. Мы не можем знать, что тебя там ждет. Для чего-то им нужен журналист. Тебе уже выдали инструкции, как себя нужно вести?
— Да, — киваю головой.
Самое основное, не допускать действия, которые могут спровоцировать преступников открыть огонь. Проще говоря, не нарываться. Также не смотреть в глаза, выполнять требования, не истерить и спрашивать разрешение на любое действие будь это даже естественная нужда.
— Хорошо, не пренебрегай ими. Вообще-то я позвал тебя сюда, чтобы попросить об одолжении… — неожиданно мнется полковник.
И это меня настораживает, учитывая, что мягкость этому человеку не свойственна. Что ему нужно?
— Ты бы нам очень помогла, если бы разрешила нацепить на себя прослушивающие устройства.
То есть рискуя жизнью, я делаю все равно недостаточно? Удивительные конечно у нас правоохранительные органы. Впрочем, разве можно судить полковника? Это его работа. А моя работа снимать и вещать новости. Сама нарвалась.
— А если они заметят?
— Не должны, — уверенно отрезает. — А если заметят, то снимут и все.
Ага, вместе со шкурой и скальпелем. И тем не менее, несмотря на всю опасность, я соглашаюсь. Через десять минут я увешана жучками, точно новогодняя елка.
— Готово! — довольным тоном изрекает специалист по прослушке. — У них могут быть заглушки, поэтому не факт что поможет. Но попытка не пытка, — подмигивает мне парень, стараясь разрядить обстановку.
Не то чтобы это помогает, учитывая, что от страха я трясусь, как осиновый лист на ветру.
Да, я трусиха. И мне за это не стыдно. Я из тех людей, которые никогда в школе не поднимали на уроке руку, чтобы не привлечь лишнего внимания. Даже странно, что при всей своей замкнутости и стеснительности, я журналист. Но эта профессия, которая мне по душе.
— Осталось пять минут, — посмотрев на свои часы на запястье, произносит полковник Яковлев. — Ждем звонка.
Эти пять минут длятся вечно. То и дело вздрагиваю от каждого шороха. Я совру, если скажу, что у меня нет мыслей отказаться. Инстинкт самосохранения буквально вопит: «Опасность! Беги!», но я игнорирую его. Я им нужна. Меня не убьют.
Когда звонит телефон, все затихают. Борис Петрович снимает трубку, отвечая:
— Полковник Борис Яковлев на связи. Слушаю.
— Ну что, полковник, готовы к обмену?
— Да, — ровным голосом отвечает.
— Предупреждаю, не вздумайте дурить. У нас в заложниках еще тридцать четыре человека. Не отдадите журналистку, будут жертвы. Я ясно выражаюсь?
— Предельно, — недовольно поджав губы, коротко кидает Борис Петрович.
— Пусть журналистка идет к главному входу. Оттуда сейчас будут выходить женщины и дети, а она зайдет.
— Понял.
Связь обрывается. Начинается суматоха. Меня выводят из фургона, что-то говорят, какие-то наставления, желают удачи, успокаивают, но я пропускаю это все мимо ушей. Сосредотачиваюсь только на том, чтобы не разреветься.
Я сильная. Сильная.
Боже, кому я вру? Я та еще слабачка! Да я от одного вида крови чуть ли в обморок не падаю!
— Женя! Женька! — кто-то хватает меня за руку и разворачивает к себе.
Фух, это Тема. Хоть одно знакомое лицо.
Он смотрит на меня обеспокоено и тараторит:
— Брось это! Это не твоя работа! Ты не обязана жертвовать собой!
— Молодой человек, отойдите, — грубо рявкает ему один из полицейских. — Вы мешаете нашей работе.
— За вас половину работы уже сделала Женя! — огрызается. — Вы же ей пользуетесь!
— Тем, все в порядке! Я сама захотела, — чтобы хоть немного успокоить парня, произношу.
— Черта с два!
— Молодой человек, мы сейчас вынуждены будем применить силу, — уже начинает угрожать полицейский.
— Все будет хорошо! — заверяю парня с такой уверенностью, что сама себе поражаюсь, после чего разворачиваюсь и топаю к полковнику Яковлеву.
— Готовы? — спрашивает полковник.
— Готова, — расправив плечи, смело отвечаю.
Он подает какой-то знак. Поначалу ничего не происходит. И я уже думаю, что грабители передумали, но нет. Огромные двери банка открываются, выходят заплаканные женщины с детьми. Меня бросает в пот, когда Борис Петрович командует:
— Пора.
Делаю первый шаг, и слышу его тихое:
— Удачи, Женя… И спасибо.
Каждый шаг, как приговор. Поднимаюсь по ступеням, считая их про себя, чтобы хоть как-то взять под контроль эмоции. Я не оборачиваюсь, когда делаю последний шаг и переступаю порог банка. Дверь за мной закрывается, и дыхание перехватывает.
Из-за углов выходят несколько парней в масках и с автоматами наперевес. Самый высокий и крупный выступает вперед, он сканирует меня своими серыми глазами, что виднеются в прорези маски, и, лениво растягивая слова, произносит:
— Добро пожаловать, пташка.
Женя
Наше время. Исправительная колония
До сих пор помню первое пересечения наших взглядов. Холодок, пробежавший по спине, страх и, как ни странно, притяжение. Я только переступила порог банка, и сразу же нарушила одно из правил поведения рядом с преступниками: не смотреть в глаза. Впрочем, это было только началом всех нарушений…
