Главное – ты - Шеридан Миа

– Она действительно хорошая девочка, Брэд. Видишь, какая она красивая? И к тому же умная. Она очень милая и хорошо воспитана.

– Чего ты хочешь, Синтия? Денег? У меня нет денег. У меня для тебя ничего нет.

– Мне не нужны деньги. Мне нужно, чтобы ты забрал ее. Я… Я умираю, Брэд. – Она понизила голос, так что я почти ничего не слышала. – У меня четвертая стадия рака. У меня так мало времени – несколько недель. Может быть, всего несколько дней. Нас выселили из квартиры. Я думала, что Элли заберет соседка… Но она умерла, а у меня больше никого нет. Ты – все, что сейчас есть у Элли в этом мире.

Сердце сжалось у меня в груди. Комната закружилась, по щеке скатилась слезинка. Нет, мама, нет! Я не хотела этого слышать. Не хотела, чтобы это было правдой. Не хотела, чтобы моя мама улетела на небеса, как птица. Пусть она останется здесь! Со мной.

– Что ж, мне жаль это слышать… Но забрать ее? Черт возьми, я не хотел ее семь лет назад и не хочу сейчас!

Я скривилась, покусывая кожу вокруг ногтя, чувствуя себя маленькой и уродливой, как тощая уличная кошка, которую мама не позволяла мне кормить.

– Пожалуйста, Брэд! Я…

Я услышала шарканье и скрип кровати, как будто мама села. Она попросила стакан воды, и папа с сердитым видом вышел из комнаты. Он бросил на меня раздраженный взгляд, и я еще глубже вжалась в диван. Мне показалось, что я услышала, как открылась и закрылась дверь в задней части дома, но я не была в этом уверена, а потом папа вышел – должно быть, из кухни – со стаканом воды в руке и пошел назад по коридору.

Я слышала, как он выругался. Слышала, как он звал мою маму по имени, а потом выбежал в гостиную и швырнул стакан с водой в стену. Стакан разлетелся вдребезги. Я закричала и свернулась калачиком.

– Ну разве не прелесть? Эта шлюха просто взяла и ушла! Выскользнула через заднюю дверь. Сучка!

Я моргнула. Мое сердце бешено заколотилось. Мама? Нет, мама, не оставляй меня здесь! Пожалуйста, не оставляй меня здесь!

Я вскочила и помчалась по коридору, где нашла заднюю дверь, распахнула ее и выбежала в переулок за домом. Там никого не было.

Моя мама ушла.

Она даже не попрощалась.

Она даже не попрощалась!

Она меня бросила.

Я упала на колени и зарыдала.

Мама, мама, мама…

Брэд подхватил меня на руки, и от резкой пощечины я подавилась собственными слезами.

– Заткнись, мелочь! Твоя мать ушла.

Он затащил меня обратно в дом, где снова бросил на диван. Я крепко зажмурилась – страх прошил мое тело, словно булавочные уколы, которые я ощущала, когда слишком долго сидела, подобрав ноги под себя. Когда я открыла глаза, Брэд пристально смотрел на меня. Выражение его лица напугало меня еще сильнее. Он издал отвратительный горловой звук, а затем повернулся и ушел, как мне показалось, на несколько часов. Я так и осталась лежать, свернувшись калачиком на диване, медленно покачиваясь, пока день не сменился ночью.

Мама никогда не оставляет меня надолго. Я хорошая девочка и всегда делаю то, что мне говорят, а она никогда не уходит надолго. Мне не нравятся здешние запахи. Мне не нравится звук капающей воды. Мне не нравится этот колючий диван. Мне страшно. Мне страшно! Мама, пожалуйста, вернись и забери меня!

Когда Брэд наконец вернулся и включил свет, заставив меня зажмуриться от внезапной яркости, он выглядел еще более взбешенным, чем перед уходом. Он сел, закурил сигарету, затянулся и выпустил дым, отчего у меня заслезились глаза.

– Что мне с тобой делать, мелочь? Что, черт возьми, мне делать?!

Я отвернулась, пытаясь подавить рыдание, которое так и рвалось наружу.

Миссис Холлифилд рассказывала мне, что сердце должно биться постоянно, чтобы поддерживать в нас жизнь. Миссис Холлифилд рассказывала, что, когда твое сердце перестает биться и ты попадаешь на небеса, больше не чувствуешь боли. Сердце миссис Холлифилд перестало биться. Сердце моей мамы тоже перестанет биться. Мое сердце все еще билось, хотя мне казалось, что оно рассыпается в груди. Я больше не хотела испытывать боль. Я хотела, чтобы мое сердце перестало биться, чтобы я могла улететь на небеса и быть с миссис Холлифилд. И с мамой.

Я велела своему сердцу перестать биться.

Я велела ему больше не болеть.

Я сказала своему сердцу, что больше не позволю ему страдать.

Никогда.

Глава первая

Наши дни

Ему здесь не место. Я не могла понять, почему эта мысль пришла мне в голову, едва я увидела этого человека. Дело не в том, как он выглядел, – мне и раньше доводилось встречать здесь красивых, аккуратно подстриженных, приятных на вид парней. Пара капель алкоголя, чувство общности с толпой, объединяющее эмоции – и эти посетители начнут вести себя точно так же, как любые пьяные придурки, жаждущие расстаться со своими деньгами и порядочностью. И дело не в том, что он чувствовал себя не в своей тарелке или был напуган. Нервные, возбужденные, бегающие по сторонам взгляды мне тоже доводилось видеть. Нет, мужчина, сидевший в одиночестве за столиком в дальнем конце зала и потягивавший «Миллер Лайт» [1], выглядел скорее любопытным. Он медленно поворачивал голову, осматривая комнату, и я невольно проследила за его взглядом.

Мое собственное любопытство смутило и растревожило меня. Мне несвойственно интересоваться приходящими сюда мужчинами, и я никак не могла найти этому объяснение. Я закрыла глаза, отогнала эти мысли и впустила в сознание громкую музыку. Когда мое выступление закончилось, раздались аплодисменты, и я изобразила улыбку.

Энтони прохаживался позади толпы, следя за тем, чтобы никто не позволял себе вольностей, и, не слушая протестов, оттаскивал от меня тех, кто терял берега. Пять минут спустя, повернувшись, чтобы уйти, я встретилась глазами с мужчиной в конце зала. Он по-прежнему сидел за тем же столиком и наблюдал за мной. Я выпрямилась. Что-то в его лице не давало мне покоя. Он не приходил сюда раньше. Я его знаю? Поэтому он привлек мое внимание?

Уйдя за кулисы, я вытащила из карманчика трусиков наличные и расправила купюры, собрав их в толстую пачку.

– Отличная работа, милая! – похвалила Черри, подходя ко мне по дороге на сцену.

– Спасибо! – Я улыбнулась и нежно сжала ее руку, когда она проходила мимо.

Я открыла свой шкафчик в холле и сложила чаевые в сумочку, прежде чем отправиться в гримерку, которую делила с двумя другими девушками. У них сегодня выходной, так что в кои-то веки я оказалась предоставлена самой себе. Я опустилась на стул перед маленьким туалетным столиком, заваленным коробочками, тюбиками и декоративной косметикой, баночками с колд-кремом, флакончиками лосьонов и духов. Здесь было тихо, и в голове всплыли звуки, издаваемые в зале мужчинами, которые только что наблюдали за моим танцем: возгласы, вопли и свист, которые в жутких подробностях описывали, что они хотели со мной сделать. Я до сих пор ощущала пропитанное пивом дыхание, тяжелый одеколон и запах потных тел. Этот букет ошеломлял меня всякий раз, когда я наклонялась навстречу кричащим мужчинам и их протянутым рукам.

На мгновение я представила, как одной рукой смахиваю все со столика на пол и наблюдаю, как все, чем наполнен этот вечер, разбивается вдребезги и рассыпается, смешиваясь в кашу из липких теней и ароматов. Покачав головой, я уставилась на себя в зеркало, охваченная внезапным желанием схватить полотенце и начать тереть и размазывать косметику, запекшуюся на моем лице. Боже, что со мной не так? К горлу подкатил ком, и я встала. Слишком быстро. Стул, на котором я сидела, опрокинулся назад и с грохотом упал на пол.