Растворяюсь в тебе (ЛП) - Джессинжер Джей Ти

— Что как?

— Как ты оказалась здесь, на этой работе?

— Обычным способом.

— Как именно?

— Меня наняли.

Очевидно, раздосадованный моими короткими ответами, он громко спрашивает: — Как ты узнала, что будешь работать именно на меня?

— Я не знала.

Когда он лишь недоверчиво молчит, меня осеняет: он думает, что я специально устроилась к нему помощницей, чтобы сблизиться с ним. Мало того, он считает, что у меня на это были гнусные причины.

— Подожди, — говорю я. — Подожди минутку. Я не знала, что буду работать именно на тебя, ясно? Мне никто не сказал, как тебя зовут.

— В это очень трудно поверить.

— Мне все равно, во что ты веришь. Это правда.

Коул складывает руки на груди и смотрит на меня сверху вниз.

Вот засранец. Если бы убийство было законным, он бы уже был мертв.

— Что бы ты ни придумывал о том, почему я здесь, это все ерунда.

— Конечно, да.

В отчаянии я вскидываю руки вверх.

— Я узнала об этой вакансии от подруги!

— Какой подруги? Той же, с которой ты планируешь разделить деньги от компенсации, когда подашь на меня в суд за сексуальные домогательства?

Я уже знала, что он думает о моих мотивах что-то плохое, но не знала, насколько плохое. Это переходит все границы.

— Ты думаешь, я тебя подставила?

Когда Коул не произносит ни слова, а лишь продолжает смотреть на меня с тем же презрительным выражением лица, у меня есть ответ.

— Так ты думаешь, что я каким-то образом узнала, кто ты, последовала за тобой в бар и сделала тебе предложение той ночью, все это время планируя наняться к тебе в помощницы, чтобы потом подать на тебя в суд и забрать все до последних штанов.

— Или шантажировать меня, да.

Возмущенная таким предположением, я задыхаюсь.

— Ну, каковы шансы, Шэй? Ты и твои подруги случайно оказались именно в этом баре в тот вечер? И ты случайно решила, что хочешь потребовать от меня секса?

— Потребовать? Я не делала этого...

— А потом, ни с того ни с сего, ты появляешься в моем офисе и первым делом угрожаешь подать на меня в суд?

Он смотрит на мой наряд. Его глаза вспыхивают, а щеки краснеют еще сильнее, чем раньше.

— В блузке, которую я тебе купил?

Лучше бы я выбросила эту дурацкую блузку от Balmain на помойку. Это самая красивая вещь, которая у меня есть, и я хотела выглядеть сегодня на все сто, а теперь жалею, что не выбросила ее на помойку, куда также следует выбросить все мои приятные воспоминания о вечере, проведенном с этим придурком.

— Я не угрожала подать на тебя в суд. Я сказала, что подам жалобу в отдел кадров, если ты продолжишь относиться ко мне неуважительно.

— За этим последовала угроза подать в суд.

— Ладно, хорошо, да, но только если ты уволишь меня в отместку. А теперь, когда я вижу тебя в твоей родной среде, кажется, что ты именно так и поступишь.

Он пытается перебить, но я повышаю голос и продолжаю говорить.

— Мне не следовало удивляться твоему поведению, потому что буквально все меня об этом предупреждали, но, учитывая, что в дверях стоял ты, а не какой-то забитый старик с перхотью на плечах и галитозом⁵, способным убить верблюда, как я себе это представляла, я была удивлена. Так что ты должен простить меня за то, что я играю в твой нелепый фарс с корыстной историей, но я ни в коем случае не планировала получить эту работу.

Коул подходит ближе, опуская руки к бокам. Теперь нас разделяет всего несколько футов, и мы смотрим друг на друга.

— Хорошо, Шэй. Тогда расскажи мне. Как зовут твою подругу, от которой ты узнала о вакансии?

Я вижу, что он думает, будто это деталь, на которой я споткнусь. Он думает, что я придумаю имя из воздуха, которое он потом сможет опровергнуть как ложь, потому что должность никогда не публиковалась. Или я назову ему имя кого-то в корпорации, кто, по его мнению, сговорился со мной, чтобы заманить его в ловушку и поделить выручку.

Поэтому я с большой гордостью и чувством глубокого удовлетворения доказываю, что он ошибался.

— Ее зовут Эмери. Она владеет книжным магазином под названием Lit Happens, в который я хожу уже много лет. Она сказала, что ты был ее клиентом, и подумала, что я могу подойти для этой работы.

Губы Коула приоткрываются. Он моргает. Затем закрывает глаза, тяжело выдыхает и бормочет: — Черт.

Не такой реакции я ожидала.

— Что это значит?

— Я не клиент Эмери. Она моя невестка.

Краем глаза замечаю, что все, кто находится в кабинках, по-прежнему смотрят в нашу сторону, наблюдая за нашей маленькой драмой. Надеюсь, эти стеклянные стены звуконепроницаемы.

— Невестка?

Коул открывает глаза и смотрит на меня, кивая.

— Да. Она замужем за моим старшим братом, Каллумом.

— С какой стати она сказала мне, что ты ее клиент?

— Я полагаю, чтобы защитить меня.

Это немного задевает мои чувства. Неужели она думает, что я какая-то наемница?

— Почему тебе нужна защита?

Он проводит рукой по волосам и тяжело выдыхает.

— Это просто наша фишка. Наше семейное дело.

— Это не имеет для меня ни малейшего смысла.

Коул поворачивается и шагает по кабинету, уперев руки в бедра. Это небольшой офис, поэтому он разворачивается за считанные секунды, возвращается ко мне, затем делает еще один поворот и повторяет процесс.

Ненавижу себя за то, что заметила, как он красив. Какой мужественный. Как его темные волосы ложатся на воротник его бледно-голубой рубашки. Как выделяются вены на его предплечьях.

Как здорово его задница смотрится в этих черных брюках.

— Мы очень закрытые, — говорит он, продолжая ходить. — Нам приходится быть такими. Ты даже представить себе не можешь, какими мишенями мы являемся для всякого рода подонков, мошенников и аферистов. — Его голос понижается. — Похитителей.

Похитителей?

Вспоминаю, как все скрытно относились к этой работе, все соглашения о неразглашении, которые мне пришлось подписать, и обручи, через которые мне пришлось прыгать из-за пресловутой приверженности компании к конфиденциальности, и с замиранием в животе понимаю, о чем он говорит.

МакКорды — миллиардеры. Конечно, каждый хотел бы получить часть денег его семьи. Империи его семьи. От него самого.

Эмери просто проявляла осторожность.

То есть я знаю ее какое-то время, но мы не то, чтобы близкие подруги. Мы никогда не тусовались вместе. Она имела полное право быть осторожной. На ее месте я бы, наверное, поступила так же.

К сожалению, это понимание вытягивает из меня весь гнев, будто выдернули пробку. Я стою, гадая, должен ли кто-то из нас извиниться первым, и быстро решаю, что если он начнет, я последую его примеру.

— О. Понятно.

Он перестает вышагивать. Изучая мое лицо и, заостряет взгляд.

— Что ты поняла?

— Ничего.

Его выражение лица портится. Он складывает руки на груди и смотрит на меня исподлобья — привычка, из-за которой его могут скоро кастрировать.

— Это была просто фигура речи.

— Нет, не была.

— Да, так и было.

— Я знаю, что это неудобно для тебя, но я могу сказать, когда ты лжешь.

— Вздор.

— Это правда.

— Да? Как?

— У тебя странный голос.

— Нет, это не так.

— Да, это так. Ты становишься похожа на умирающего осла.

Коул говорит это, не меняя ни выражения лица, ни тона, но я знаю, что это оливковая ветвь. Это маленькое напоминание о нашей удивительной ночи вместе — его игривый способ сказать: ой, прости, я обвинил тебя в том, что ты расчетливая, жадная до золота шлюха, давай попробуем вести себя хорошо.

Но подождите, это может быть ловушкой. Он может пытаться проверить меня, чтобы узнать, буду ли я с ним флиртовать. Неужели он все еще думает, что я здесь только для того, чтобы его потрясти?

Или он ведет себя неуместно? Он надеется, что я буду стоять на коленях под его столом и делать ему еженедельный минет, а это его способ намекнуть на это?