Мой идеальный смерч. Дилогия (СИ) - Джейн Анна

— Точно?

— Точно.

— Смотри, не сиди голодной. Тебе нужно беречь желудок. — Строго сказал отец. — Тут еще мать спрашивает, хорошо ли ты запираешь квартиру на ночь. Помни, в нашем районе повышенная преступность. Эти наркоманы совсем уже обнаглели, того и гляди тебя из собственной квартиры ссохатят! — И он принялся рассказывать дочери историю из жизни его приятеля Петрова, к которому любители легкой наживы умудрились забраться на третий этаж едва ли не по стене. А потом надавал кучу советов о том, как в случае чего защититься от местных хулиганов. Кларский слышал и это. Улыбался, как довольная куропатка.

— И не пересчитывай мелочь на улице, эти придурки могут выхватить ее, слышишь, Николетта?

— Ага…

— Перед тем, как открыть дверь, обязательно спроси, кто это. А если они представятся милиционерами…

Несчастная Ника скосила голубые глаза на Никиту. Тот стоял напротив нее, скрестив руки на груди, продолжал слушать и одновременно рассматривал картины-пейзажи на стене за спиной девушки. Картин было много по всему ее дому — больших, в тяжелых рамах, с изображением бескрайних полей, неба, лесов, рощ, воды.

Кларский смотрел на эти пейзажи, и ему вспомнился вдруг один разговор с Ольгой, очень хорошо разбирающейся в живописи. Ему вообще нравилось разговаривать с ней, действительно достаточной умной, разбирающейся во многих вещах и понимающей многое девушкой-ангелом. Ему нравилось даже просто слушать ее.

Тогда он тоже почти все время слушал ее, в тот странный день, когда они с ней впервые поцеловались — на мосту. Оля рассказывала о выставке современного искусства, на которой недавно побывала. А Нику было все равно, о чем она говорит — ему хотелось слышать негромкий красивый голос девушки, изредка тревожно посматривающей на парня — Кларский всегда принимал это за ее некоторое смущение.

— Я люблю живопись, Никит. Странно, да? Картины меня успокаивают, даже подбадривают. Они как молчаливые собеседники, вроде бы молчат, но одновременно и всегда так много могут рассказать.

— О чем рассказать? — не понял парень. Все его внимание занимали ее легкие блестящие волосы.

— Обо всем. В первую очередь — о художнике.

— А ты сама рисуешь?

— Я не умею. Я могу только оценивать картины, но не создавать их. Я совсем не сенсорик… Эстет.

Тогда он засмеялся и подумал, что хорошо бы было поцеловать эту малышку, желательно внезапно, и потом его желание осуществилось — только Ольга сама поцеловала его, в тот момент, когда он готов уже был убить этих чертовых Nзапрещено цензуройN, смевших приставать к нему на мосту. Один из представителей нетрадиционной сексуально ориентации, помниться, даже назвал его Никки — а так парня называли только брат и «его команда». И отец — он первым придумал это дурацкое прозвище.

А эта больная Ника назвала его еще похлеще — Укропом. Привлекательная психованная девка из когорты «бейби для всех».

— Да, папа, — не подозревая о мыслях парня, говорила Ника. — Я поняла, папа. Хорошо, пап. До завтра.

— Закончила, Николетта? — хмуро посмотрел на нее Никита. — Папочка заботиться о тебе?

— Заботиться.

— А обо мне не заботился.

— Почему? — на самом деле девушке было безразлично, почему.

— Он, знаешь ли, в тюрьме сидит, — с удовольствием объяснил ей Ник.

«Да и брат твой уголовник… И тебе недалеко до зоны, сволочь», — недовольно посмотрела на него снизу вверх Ника. Но она только спросила:

— А мама?

Парень смерил Нику тяжелым взглядом.

— Не упоминай ее при мне.

— Маму?

— Я же сказал тебе. Закрой ротик. — Рявкнул на бедную Нику Кларский. А потом вдруг негромко добавил:

— Да, ее. Интересно, почему? Я ведь знаю, что тебе интересно. Она бросила меня и свалила куда-то с каким-то мужиком. Отец через пару лет попал к ментам, сел по 210-ой статье. — Он нехотя усмехнулся. — Вокруг все здраво кудахтали, отец умел казаться окружающим совершенно другим. Никто и не думал, что он замешен в таких веселых делишках, как организация преступного сообщества. Его считали едва ли не интеллигентом. Соседи — старикан и старуха были понятыми при его задержании, они всем разнесли чудную весть — Кирилл Кларский — отпетый бандит и рэкетир.

— А что стало с тобой? — спросила Ника, вдруг подумав, что парня отправили в приют.

— Я остался с дедом и бабушкой. У Андрея была другая мать. Они жили отдельно. По-моему в их квартире было несколько картин. Не помню. Мать Андрея заботилась о нем, пока не умерла. — Сказал Никита самым обычным своим голосом: спокойным и размеренным, глядя не на девушку, а на картину с изображением светло-зеленого лиственного леса и высоких гор, над которыми высились тонкие белые, кое-где чуть розоватые пористые облака. — Потом откинулся с зоны отец, забрал нас к себе. — Его глаза смерили молчавшую от удивления девушку подозрительным взглядом. — И это я тебе говорю, не потому что мне хочется пожаловаться, а потому что ты должна знать мою биографию. Ясно, детка-конфетка?

— Да…

— Собирайся в темпе, и поедем.

— Да, хорошо, сейчас. — Ника направилась в свою комнату, со смесью страха, ненависти и нагрянувшей жалости взглянув на парня. А он аккуратно изъял у нее мобильный телефон.

— Не вздумай меня надуть. Наш договор уже в силе. Завтра будут деньги — Сказал Кларский ей. — Даю тебе десять минут.

— Как все бесит, — пробурчала Карлова. Ник сделал вид, что не слышит. Девушка скрылась в своей комнате, плотно заперев дверь. А Никита продолжал ходить по квартире с задумчивым видом, все разглядывая картины, которые издалека выглядели, как настоящие фотографии, наполненные неяркими пастельными оттенками. В его доме никогда не было картин. И не будет.

Около двери, ведущей в комнату, в которой заперлась дурочка, парень остановился и вдруг неожиданно улыбнулся, и в его голове появились мысли, которые в присутствии Ольги он старательно подавлял.

Ник потер переносицу.

Они были только вдвоем в этой уютной квартире со светлыми обоями и белоснежными потолками, и он был намного сильнее ее. А сейчас Ника наверняка натягивает на себя какое-нибудь коротенькое платье, обнажающее плечи и ножки. Или подкрашивает малиновые капризные губы. Она все-таки ничего…

Парень вновь потер лицо, заставив себя не думать о таких глупостях.

— Быстрее! — прикрикнул он.

— Сейчас! — отозвалась из-за двери Ника.

— Минута или я войду. Выламывать двери я умею. — Сказал он просто из вредности. — Засекаю время.

Кажется, она выкрикнула что-то нецензурное.

Ровно через сорок секунд из комнаты вылетела юная хозяйка квартиры в обтягивающих новеньких голубых джинсах и яркой, насыщенной теплыми оттенками, многоцветной тунике из легкого материала. В одной руке у нее была косметичка, в другой — утюжок для распрямления волос. Выглядела Ника нарядно, но открытых плеч и ног не демонстрировала.

— Я почти все, — косясь на Никиту, как озлобленная гиена, прошипела девушка, — подожди немного! Мне нужно прическу подправить. Ну, пожалуйста, — добавила она, видя, как он качает головой.

— Три минуты. У тебя дома много картин. — Вдруг сказал он, наблюдая за тем, как девушка распрямляет волосы. — Зачем?

— Просто так, — устало откликнулась она, кляня себя на чем свет стоит, что решила хорошо выглядеть для своего «парня». Дядя Укроп раздражал все сильнее.

— Вежливее отвечай, — сжал он пальцы на ее локте тут же.

— Для красоты. — Выдавила Ника, чуть не уронив ему на ногу утюжок. — Отпусти меня.

— Больно?

— Да.

Он ослабил хватку.

— Картины — это совсем неплохо. Надо бы тоже прикупить парочку. Где ты их берешь?

— Нигде.

— Я не понял, ты мне опять хамишь?

«Вот мерзавец уродский!»

— Нет. Я тебе отвечаю: я не покупаю их. — Увидев его удивленно-скептический взгляд, девушка добавила. — Я их рисую.

— Ты и рисуешь? — явно не поверил ей Никита и совсем отпустил ее локоть. Такие как она, не могут рисовать так красиво.

— Рисую. — Стала перед зеркалом подводить розовым блеском губы Ника.