Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя

Нет ничего страшного в том, что теперь мы практически работаем плечом к плечу. За этот месяц Юля ни разу не обратилась за какой-то протекцией или помощью, наоборот — хвастается, что перечитывает кучу материала, переучивает английский и Гречко настолько начала ей доверять, что иногда поручает решать какие-то небольшие, сугубо личные вопросы. Юля как будто собирается покорять еще одну вершину, под названием «Лучшая Помощница года».

Пока я туплю с ответным комплиментом, подруга подвигается ближе и заговорщицки шепчет:

— Я, кажется, поняла, про какого механика ты тогда говорила.

Меня словно током простреливает.

Черт.

Я же тогда просто так сказала, потому что настроение было дурацкое. Мне и в голову не могло прийти, что через месяц с небольшим Юля тоже будет вариться в этом котле. И уж конечно ей не составить труда вычислить того самого автомеханика, после того, как я более чем подробно его описала.

— Пару раз пересекались, — продолжает шептаться Юля, потягивая шампанское с видом типа_случайно проболтавшейся разведчицы. — И сегодня он тоже здесь, с остальной командой.

Выразительно тычет взглядом в перекрытую баннерами часть зала.

— Ты же знаешь — это вообще не мой тип, но, блин, он реально горячий!

Мне отчаянно хочется сказать, что я видела его, тискающим красотку явно на пару лет его младше, настолько эффектную, что даже я засмотрелась. Хочется обломать Юлькины слова. Так сильно хочется, что во рту становится горько от этого необоснованного приступа желчи.

— Ну, удачи тебе с ним, — бросаю слишком отрывисто. И через секунду уже жалею, что поддалась импульсу.

— Майка, совсем что ли сдурела? — Юля смотрит на меня широко распахнутыми офигевшими глазами. Тычет под нос безымянный палец с кольцами. — Я вообще-то замужем, Май. Просто пошутила, чего ты взъелась?

А точно еще замужем, Юль?

Она до сих пор ни разу, ни единым словом не обмолвилась о том, что они с Сашей разъехались. Она ведет себя так, будто ничего не случилось — все так же нахваливает сына, который совершенно спокойно принял тот факт, что теперь у мамы меньше времени на него, восторгается Сашей, который сейчас ее главная опора и поддержка. Снимает все же бесконечно красивые ролики своих быстрых красивых завтраков (теперь обязательно с какими-то мотивационными цитатами) и пишет посты о работе (в рамках допустимого, тут вообще не к чему придраться). Единственное, что хоть как-то подтверждает слова Саши — в Юлькиных сторисах он практически отсутствует. Появлялся там пару раз, как-то мельком, одетый и обутый. Но если бы не тот наш с ним разговор — я бы даже значения этому не придала, потому что вся Юлина «красивая жизнь» осталась ровно на том же месте, где и была.

С одной стороны я понимаю, что она не признается до последнего. Для нее развод — то все равно, что подпись под раскаянием в совершении всех смертных грехов.

С другой — возможно, я чего-то не вижу, потому что как-то автоматически приняла Сашу версию событий?

Мне было бы гораздо спокойнее, если бы Юля сама завела разговор на эту тему, но лучше бы когда-то потом. Когда меня перестанет так жутко дергать то, что из моей лучшей подруги-домохозяйки, Юля вдруг стала лучшей подругой-карьеристкой.

— Прости, — я осторожно пожимаю Юлькину ладонь. В самом деле — чего я так? Какая разница, с кем будет Дубровский, если существует аксиома «Со мной он не будет точно»? — У меня была тяжелая неделя. До сих пор подтягиваю хвосты по аудиту.

Юля не лезет в бочку — широко улыбается в ответ и тут же сбегает под крыло к Гречко, на ходу подшучивая, чтобы я не смела выходить замуж до конца вечера, по крайней мере — без ее одобрения.

— Она милая, — озвучивает свой вывод Амина, все это время стоявшая неподалеку. Не хочу ломать голову еще и над тем, слышала ли она о чем мы шептались. — Такая… бойкая.

— Всегда такой была, — констатирую факт.

Не могу сказать, что мы с Юлей когда-то напрямую конкурировали. Просто так получалось, что там, где я медленно и упрямо долбила гранитную скалу на пути к моей цели, Юльке каким-то образом всегда удавалось ее перескочить. И если уж быть до конца честной, то она могла бы быть сейчас на моем месте, если бы не сошла с карьерной дистанции.

Ненавижу себя за это мерзкое чувство раздражения.

Я не завидую.

Мне просто… ужасно не по себе.

О том, что начинается официальная часть, сначала объявляет ведущий, а потом, как по взмаху волшебной палочки, начинает медленно гаснуть свет.

Начинается официальная часть.

На сцену выходит глава отдела разработок «элианов», коротко говорит о будущем электромобилей, о важности инноваций и представляет команду, работающую над проектом. Среди них — Вячеслав Дубровский. Он выходит вместе с группой инженеров, и, пока ведущий рассказывает о технологических особенностях Falcon, мои глаза невольно цепляются в этого красавчика, как будто именно для этого и созданы. Сегодня он, как и остальные, в черном пиджаке, но без галстука, волосы завязаны не в бандитский хвост, а в аккуратную петлю, но несколько непослушных прядей все-таки выбились наружу. Он держится уверенно, но как будто слегка отстраненно, пока все остальные наслаждаются шоу.

Проводит взглядом по залу — пристальнее, но тоже без интереса.

На экране загорается первый концепт Falcon.

Плавные переходы слайдов показывают эскизы кузова, аэродинамические расчёты, 3D-моделирование деталей. Камера приближает изгибы будущего спорткара, подчёркивает тонкие световые линии, эффектные вентиляционные отверстия, инновационные материалы. Гармония технологии и дизайна.

Зал на секунду замирает, а затем раздаются аплодисменты.

Я чувствую, как рядом Амина восторженно охает.

— Боже, какая красота…

— Да, — соглашаюсь я. Но на будущую, наверняка, такую же продаваемую тачку, как и «Горгоны», мне в этот момент абсолютно наплевать, потому что на этой сцене лично для моих глаз есть что-то несоизмеримо более офигенное.

Хорошо, что в ту минуту когда мне кажется, что взгляд Дубровского, после очередной «прополки» зала, натыкается на мой откровенный интерес, у меня хватает сил и реакции отвернуться.

Делаю маленький глоток шампанского, чтобы просто смягчить внезапно полностью пересохшие губы. Я уверена, что Дубровский не поймал мой взгляд, но так же уверена и в том, что в эту минуту ощущаю его внимание где-то между лопатками. Это настолько очевидно, что непроизвольно веду плечами, пытаясь сбросить некомфортный и слишком пристальный интерес. Даже если мозгом понимаю, что это не так. С чего бы вдруг я стала центром Вселенной его интереса, если до этого он меня игнорил даже после того, как я переступила через гордость и первой проявила инициативу.

Хочется оглянуться, убедиться, что сама себя накручиваю.

Они уже, судя по всему, спустились в зал — официальная часть закончилась, можно уделить внимание инвесторам и просто поболтать с желающими. Здесь много важный людей из мира автопрома — никогда не поздно завязать полезные знакомства.

Я все-таки допиваю шампанское, ставлю бокал на высокий столик, мысленно себя одергивая себя.

Хватит, Майя, ты взрослая женщина, а не школьница, влюбившаяся в звезду школьной рок-группы. Этот парень не в твоей зоне интересов.

— Как поживает раненая «Медуза»? — раздается ровно у меня над головой, и по коже пробегает едва ощутимый разряд тока.

Слишком близко. Слишком знакомо.

Я поворачиваюсь, стараясь заранее собраться с мыслями.

Ни черта не получается.

Дубровский. Стоит напротив, держа в руках стакан с прозрачной жидкостью, в которой плавает один большой квадратный кусок льда. Взгляд серебряных глаз четко сфокусирован на мне, как и весь его интерес. Вот теперь уже точно — пристально.

— «Медуза» в порядке, не болеет, — говорю первое, что приходит в голову.

И кажется, что большую глупость даже сморозить нельзя. Дубровский молчит и тупо смотрит на меня сверху вниз, с высоты своего роста. Он выше моего папы. Твою мать. И вот так вблизи, кажется очень крепким, поджарым, как очень породистый скаковой жеребец.