Гусеница в стиральном порошке: повесть о любви и страсти - Флайт Танита

Позже Эрик зашел ко мне в комнату высказать все, что у него накопилось. Сказал, что я живу только для себя, вместо того чтобы жить для него и его сына. Спросил, почему он один должен кормить Айзака, играть с ним. Но это не так. Я постоянно играю с ребенком, пеку ему блинчики.

Вопрос: Он не замечает, как я стараюсь для них. Он не чувствует, что я люблю их обоих? Или не хочет видеть?

Одиннадцатое марта.

Утром позавтракали свежими булочками. Потом мне стало нехорошо. Эрик привез нурофен. Мы приготовили вкусное ризотто. Затем посидели на скамеечке во дворе. Вышло солнце. Покормили осликов. Поели вкусное манго. Эрик поехал за Айзаком. Время тянулось каким-то странным образом – одновременно быстро и медленно. День, как день. Снова ничего не произошло. Продолжила наблюдать.

Вывод: В Грассе день похож на кисель. Поели, поспали, поиграли. Я так долго не протяну, без творчества и общения.

Двенадцатое марта.

Утром Эрик проснулся очень злой, потому что я ушла ночью спать в марокканскую комнату. А он ненавидит, когда я сплю отдельно. Злой Эрик устроил мне допрос с пристрастием. Задавал дурацкие вопросы типа: «Что я делала?». Ну что я могу делать такого, что может помешать безопасности двоих мужчин?

Хотя он и был зол, завтрак оказался прекрасным, настоящим итальянским, с каким-то нежным сыром и тоненько нарезанными ломтиками буженины. Затем я пошла на третий этаж – читать. Потому что там больше света. Но через пять минут он прибежал ко мне и рявкнул, что чем дальше я от него, тем счастливее.

Я попросила ему остаться со мной, но он развернулся и пошел прочь. Позже, несмотря на ссору, он предложил куда-нибудь съездить. Перед этим мы покормили осликов. Я пошла переодеться, и он сказал, что я выгляжу как казак. Он, наверное, имел в виду казачка. Откуда он знает столько русских слов? Пушкин. Казак. Распутин.

Мы пошли прогуляться в Грасс. Там он сподобился сделать то, что давно обещал. Эрик купил мои любимые духи «Шанель» – «Мадмуазель». Вернулись домой. Поели вкусные миоки. И завалились поспать. Затем мы съездили за Айзаком. Айзак изъявил желание остаться на несколько дней в отеле в Монте-Карло. Но Эрик стал искать лыжный отель в Италии. А мы с Айзаком пошли играть в настольный футбол. Нормальный футбол он не любит: с его точки зрения, это глупо. По его словам, каждый может пинать ногой по мячу.

Перед сном я приняла ванну. Эрик, как всегда, неожиданно ворвался в ванную комнату. А я, как всегда, испугалась и заорала от неожиданности. Он заявил, что имеет право заходить в свою ванную когда ему вздумается. Я ответила, что и я такое же право имею на эту ванную, раз я здесь живу. Затем он прочитал небольшую лекцию о том, как важно контролировать себя в обществе. И он не может быть с тем, кто так пищит. Я ответила, что в приличном обществе принято стучаться и не пугать людей. Мы поспорили, а потом даже подрались. Напоследок я сказала, что лучше бы он Айзака учил убирать за собой тарелки и игрушки, а меня перестал дергать по любому поводу. На что он ответил, что Айзак не нуждается, в отличие от меня, в советах. Тогда и живи с «мистером Совершенство», а не со мной. Что я тут делаю?

Вывод и вопрос: Он меня ничуточки не любит. Только и делает, что обижает. Только зачем я обижаюсь?

Тринадцатое марта.

Суббота. Утро. Благодаря пожеланию Айзака мы едем в Монте-Карло. Шикарный отель «Монте-Карло Бэй». Классный номер с двумя огромными кроватями и видом на город. Идем гулять по отелю. Большая территория. Нам всем дают ключи-кредитные карты. То есть теперь каждый из нас сможет расплатиться в отеле и за его пределами по этой карте. Залогом послужила карта Эрика “American Express”. Я на эти дни чисто номинально, конечно, оказалась богаче.

Поели шикарно, затем пошли в бассейн. Я захотела заняться перед этим фитнесом. Эрик не разрешил. Сказал, что я должна ходить вместе с ними. Мы же – семья.

Затем мы переоделись, потому что вечером собирались посетить ночной клуб. Айзак нарядился в смокинг и надел бабочку. Эрик тоже был одет очень стильно.

Но тут Эрик зачем-то залез в мой фотоаппарат и нашел кадры с моего дня рождения и со съемок. Начал говорить гадости вроде того, что я его обманывала. Говорила, что мне было трудно на съемках, а на самом деле “you are have fun”. Обидно, когда тебя несправедливо обвиняют. Я встала и пошла. А он вдогонку:

– Я тебе этот фотоаппарат подарил, а ты на него всех мужчин фотографируешь.

– Это же не мужчины! Это актеры со съемок! – ответила я ему.

Вернулись в отель, Айзак пошел спать, а мы направились в ночной клуб. Он в минуте ходьбы. Уже двенадцать ночи, а мы оказались первыми посетителями. Настоящие тусовщики приезжают после часа. Зато я потанцевала совсем одна, как я люблю. Как только мы пришли в номер и легли спать, у Эрика начался аллергический приступ. Мы позвонили на ресепшн, чтобы узнать, где можно купить таблетки. Оказывается, чтобы купить таблетки ночью, нужно вызвать полицию, а уж те направят тебя к фармацевту, если посчитают нужным. Ночью в Монако лучше не болеть. Вот тебе и самое безопасное место.

Утром пошли на завтрак-буфет. Там было все! Все, что только можно себе представить.

Мы рассчитались за номер и поехали в больницу к папе Эрика. Нам с Айзаком пришлось ждать в машине.

Пока мы сидели в машине, мой маленький семилетний друг поведал мне, что в Канаде люди гораздо тактичнее, чем во Франции. И он сам хотел бы жить в Канаде. Там чистота, красота, трава зеленая и дороги прямые. Сказал, что во Франции официанты грубияны и что они тебя пошлют, если спросишь что-то лишнее, а также что смотреть меню надо повнимательнее. Канадские же официанты очень обходительные.

Прошел еще один день.

Вывод и снова вопрос: Эрик мне совсем не доверяет. Что-то случилось с нашим восхищением друг другом. Может, любовь превратилась в привычку?

Пятнадцатое марта.

Проснулась я не в очень хорошем настроении. Опять Грасс. Все это время я считала дни, когда вернусь в Москву. Очень соскучилась. Но Эрик придумал, как меня задержать. Мы едем на отдых в Марокко. Какое Марокко? Я так скучаю по моим любимым друзьям и родителям. Только в разлуке осознаешь, как ты их любишь.

Поели в ресторане высокой кухни под названием «Трафл», чтобы отметить наш отъезд. Но то ли розовое вино, то ли высокая кухня так на меня подействовали, что я почему-то стала рассказывать о своем детстве.

По словам мамы, я никогда ничего у родителей не просила. Только один раз попросила купить куклу, обливаясь при этом горючими слезами. Как сейчас помню этот момент. Это произошло под елкой в театре. Видно, то, о чем я так долго не спрашивала, копилось, копилось и вырвалось наружу. Это было первый и последний раз.

Хотя нет… был и второй раз, когда я о чем-то попросила, намного позже, в подростковом возрасте. Я попросила магнитофон. А затем почему-то меня пробило на то, чтобы рассказать о своей заветной мечте. А мечтаю я петь в маленьком ресторанчике, но уже поздно. Мой поезд ушел. Эрик успокоил меня, сказав, что никогда и ничего не поздно, даже если тебе восемьдесят лет. А это ведь мои слова! И ведь действительно никогда ничего не поздно. Мы вернулись домой. Забрали Айзака. И вот сейчас я сижу и немного волнуюсь по поводу предстоящей поездки. Но надеюсь, что с божьей помощью все пройдет успешно.

Я совсем забыла рассказать о замечательной женщине, помогающей Эрику по хозяйству. Маленькая, худенькая, хрупкая семидесятилетняя Жаклин держит на себе весь трехэтажный особняк. А какая у нее прекрасная душа! Нам так и не удалось пообщаться побольше. Она совсем не знает английский. А я французский. Я ее очень часто вспоминаю. Невероятной теплоты человечек. На самом деле простая француженка ничем не отличается от простой русской женщины. У всех женщин одни и те же радости, одни и те же горести, одни и те же печали.

Вот такая получилась сухая хроника моего французского быта. На первый взгляд она может показаться неплохой: в красоте, в комфорте, с любимым человеком. Но во всем этом нет главного для меня – творчества, общения, свободы передвижения, свободы выбора, Москвы, самовыражения. А для меня это как воздух. Смогу ли я отказаться от того, что для меня по-настоящему важно для ради человека, которого очень люблю? И принесет ли это нам обоим счастье?