Развод: Новая жизнь в 50! (СИ) - Шамс Сур

— Прости… — тихо выдохнула, но он лишь покачал головой.

— Иногда кажется, будто мир… рушится, становится пустым, бессмысленным, — продолжил он. — Но потом замечаешь что-то… мелочь. Луч солнца на подоконнике, запах кофе, чей-то смех на улице. И вдруг осознаёшь: жизнь продолжается. Хоть и не та, что была раньше… но продолжается.

Он снова замолчал, глядя в ночь за окном. А в груди стало чуть легче. Будто на секунду боль отступила, уступая место чему-то тёплому, почти забытому.

После долгого разговора решили не спешить расходиться и отправились гулять по Риму. Воздух был тёплым, наполненным ароматом кофе, выпечки и лёгким привкусом истории, витавшей в каждом переулке. Джузеппе шагал уверенно, будто чувствовал мостовые ногами, будто сам был частью этого города. Он знал его не по туристическим проспектам, а по дыханию, по скрытым от глаз местам, которые существовали только для тех, кто умел смотреть.

— Здесь редко бывают туристы, — сказал он, свернув в узкий проход между двумя старинными зданиями.

Путь вывел в крошечный дворик, скрытый за тяжёлыми деревянными воротами. В центре журчал небольшой фонтан, вокруг стояли старые лавочки, а в воздухе пахло чем-то цветочным, свежим. Казалось, здесь время замирает.

— Красиво… — тихо выдохнула, ведя пальцами по холодному камню фонтана.

Он только улыбнулся и повёл дальше, показывая ещё и ещё: крохотную церковь, спрятавшуюся в тени высоких домов, где свечи горели безмолвной молитвой; антикварную лавку, в которой, казалось, каждую вещь можно было расспросить о её прошлом; кафе, затерянное среди улиц, где готовили гелато, от которого хотелось закрыть глаза и просто наслаждаться вкусом.

Каждый новый поворот был как очередная глава книги, прочитать которую можно было только в этот момент, здесь и сейчас.

Когда остановились у реки Тибр, в воздухе уже чувствовалась лёгкая прохлада. Волны лениво плескались у каменных берегов, отражая свет фонарей.

— Знаешь… я давно не чувствовала себя такой свободной, — призналась, глядя на мерцающую воду.

Джузеппе посмотрел внимательно, словно хотел заглянуть глубже, чем просто в глаза.

— Это потому, что ты позволяешь себе быть собой. Без масок, без ожиданий. Просто ты.

Его голос был тёплым, спокойным, но внутри всё равно что-то дрогнуло. От этих слов становилось светло, но вместе с тем и тревожно.

А что, если это просто момент? Мгновение, которое растает, как тающее на языке мороженое? А если завтра всё закончится?

Когда солнце, лениво растекаясь по крышам домов, начало растворяться в тёплом сумраке, Джузеппе, отряхивая ладони от краски, вдруг поднял голову и предложил:

— Давай вернёмся в мастерскую.

Там пахло терпким маслом, древесиной и чем-то неуловимо родным — смесью терпения, вдохновения и беспорядка. Джузеппе, ни секунды не мешкая, достал два холста, бережно положил их рядом, будто сравнивал двух старых друзей. В глазах мелькнул азарт, а голос зазвучал с лёгким предвкушением:

— Оставайся в Риме ещё на неделю. У меня идея. Давай сделаем совместную работу. Ты напишешь свою картину, я — свою. А потом объединим их. Что скажешь?

Слова прозвучали неожиданно, как раскат грома в тихий день. Сердце сначала сжалось, а потом затрепетало. Хотелось согласиться, с головой нырнуть в эту безумную затею, но что-то внутри сопротивлялось, упиралось, словно осторожное животное, не доверяющее доброте.

— Я… не знаю.

Это был не отказ, но и не согласие. В воздухе повисла пауза — такая плотная, что можно было потрогать её пальцами.

Глава 21

После слов Джузеппе в комнате повисла тишина — тишина, наполненная ожиданием. Казалось, даже воздух замер, не решаясь нарушить этот момент. Джузеппе смотрел с надеждой, но где-то в глубине его глаз уже таилась тень предчувствия. Он знал ответ, даже прежде чем услышал его.

Сердце сжалось. Ощущение, будто кто-то осторожно, но неумолимо тянет за ниточку, распуская уютное полотно тепла и гостеприимства, что он так старательно создавал вокруг себя.

— Это… это невероятно щедрое предложение, Джузеппе, — голос звучал чуть хрипло, словно слова с трудом пробивались сквозь ком в горле. — Но я не могу остаться. Моё путешествие только начинается. Впереди столько дорог, столько мест, которые нужно увидеть…

Джузеппе слегка склонил голову, задумчиво потеребил край своей потертой кожаной фартуки. Разочарование мелькнуло в его взгляде — едва заметно, как тень облака на горячей мостовой.

— Я понимаю, — кивнул он после небольшой паузы. — Жизнь слишком коротка, чтобы стоять на месте.

На секунду он отвёл взгляд, будто взвешивал что-то внутри себя, а потом снова улыбнулся — тепло, чуть грустно, но искренне.

— Но если передумаешь… — Он вытер руки о фартук и широко развёл их в стороны, будто приглашая обнять этот маленький уголок мира. — Моя мастерская всегда открыта для тебя. Всегда.

Прощание было странным — коротким, но тёплым. Он проводил до самой двери мастерской, а потом, как будто забыв обо всех словах, вдруг обнял. Это было так неожиданно, что даже сердце замерло на мгновение. Не сказав ни слова, он просто крепче сжал меня в своих руках, словно пытался втиснуть всё, что не мог сказать, в это молчаливое, но такое искреннее объятие.

Казалось, что он хотел что-то добавить, но не находил слов, как будто в его голове был настоящий хаос, полный мыслей, которые никак не могли найти друг друга. В этих руках было что-то очень важное, но объяснить это словами было невозможно. И вот это молчаливое объятие оставалось всем, что мы могли себе дать в тот момент.

Время не стояло на месте, поезд во Францию отправлялся через несколько часов. Чемодан был уже готов — не было ни одного лишнего движения, не было ни одной минуты сомнений. Он оказался в багажном отделении с лёгкостью подскользнув в нужное пространство. Вся эта суета с чемоданами как-то не имела значения.

В поезде, устроившись у окна, я смотрела в пустую, бесконечную даль, а мысли всё больше уходили от реальности. Итальянские пейзажи, яркие, живые, насыщенные, оставались позади, а на их месте, как по волшебству, начали появляться французские равнины — ничем не примечательные, скучные, серые. Взгляд скользил по ним, но ум был занят совсем другими вопросами, которые не давали покоя.

«Что я вообще делаю? Почему так трудно принимать решения?» — мысли путались, одна за другой, образуя сплошной клубок, который никак не хотел распутываться. Время шло, а она всё больше терялась в этих переживаниях.

Чем дальше уносила поездка, тем сильнее становилось ощущение, что сама не уверена в своём выборе. Но разве это не нормально, когда ты стоишь на пороге перемен и не можешь точно сказать, что ждёт тебя дальше?

Когда поезд подъехал к Парижу, город встретил холодным серым небом, наполнившим воздух звуками, которые были знакомыми, но чуждыми одновременно. Шум улиц, спешащие люди, свет фонарей — всё это казалось таким громким и хаотичным, словно Париж никогда не знал, что значит "отдых". Этот город не спал. Он был живым, бешеным, полным жизни, но какой-то странной, беспокойной. И как-то так совпало, что она сама чувствовала себя точно так же — в этом новом городе, среди этих новых людей.

Когда-то казалось, что Париж будет совсем другим. Мечтала, что именно здесь всё изменится, что этот город станет чем-то особенным, каким-то ключом, который откроет перед нами двери счастья. Представляла себе, как мы вдвоём гуляем по его улицам, как сидим в маленьких кафе, держимся за руки, наслаждаемся каждым мгновением. В голове были только романтичные картины: яркие огни, запахи выпечки, смех, легкий дождик, который не мешает, а наоборот, как бы добавляет волшебства.

Но теперь Париж уже не тот. Он стал для меня чужим, как и всё, что было связано с ним раньше. Муж, который вот так, за моей спиной, с любовницей летал сюда, проходил эти улицы, смотрел на те же красивые витрины, но не со мной. Мечты, которые раньше казались такими реальными, теперь рассыпались, как карточный домик. Все эти картинки, которые я рисовала себе в голове, были просто иллюзиями. Мы с ним никогда не были счастливы в том смысле, в каком я это представляла себе тогда.