Неприкаянная - Шнайдер Анна

— Шах сказал, что собирался с тобой сделать?

***

Каролине никогда в жизни не было настолько тяжело говорить. Однако с каждым словом она ощущала себя так, будто вскрывает старые гнойники. Да, больно, неприятно, мерзко, но необходимо.

С кем ещё делиться всей этой гадостью, как не с Морганом?

— Возможно, он сказал бы, — произнесла Каролина, не удержавшись от всхлипа. — Но мама не спрашивала. Наверное, она боялась услышать ответ. Она тогда просто посмотрела на меня умоляюще — и я сразу поняла: не смогу не согласиться. Я, конечно, сама хотела спасти брата, но цена… Да и не простили бы меня родители, если бы я заупрямилась. Это было очевидно, и мне кажется: если бы я тогда не согласилась моментально, мама сказала бы мне это. Но хорошо, что ей не пришлось угрожать… Мне и без этого тяжело вспоминать, как я дала согласие и Шах отправил маму восвояси, заявив, что я остаюсь у него на год. Ровно через год, в тот же день и час, за мной надо будет прийти, а до этого никаких встреч. И вещей мне не приносить — всем он меня сам обеспечит.

Каролина сглотнула, вспоминая волну паники, которая накрыла её сразу после ухода мамы. Она усиливалась, стоило только посмотреть на многозначительную усмешку Шаха.

— Он не бил меня, — сказала она ещё тише, чем раньше, — но это был единственный плюс. В остальном… относился ко мне хуже, чем к животному. Ела я на полу, приборов он мне не выдавал, кормил только мусорной кашей, которую приходилось лакать из миски, будто я на самом деле собака. Иногда, очень редко, он кидал мне недоеденные куриные кости. Поначалу я брезговала, но где-то месяца через три стала обгладывать с них мясо — кашу видеть уже просто не могла… Спала я на матрасе, брошенном на пол, жёстком и вонючем. Шах никогда его не стирал. Я пыталась сама, но у меня не вышло выполоскать из него всю вонь. Одежда… Шах дал мне только одно платье на смену. Бельё не дал вовсе, сказав, что хватит с меня и одной тряпки. Я старалась стирать каждый день — всё быстро пачкалось, так как дома у Шаха я не сидела на месте, а убиралась. Только готовить он мне не позволял — я делала лишь кашу, которую ела сама. Часто болела. Шах объяснил, что всё это — и мои неудобства, и болезни, — плата за жизнь брата. Как думаешь, это правда, Морган?

Рид ответил, не задумавшись:

— Если Кристофер действительно был на пороге смерти — да, Каролина, правда. Шах должен был взять очень высокую плату. Возможно, если бы ты не была шаманом с проснувшейся силой, он поступал бы с тобой гораздо хуже. Но Шах, как я понимаю, рассчитывал оставить тебя у себя.

— Да, — с трудом кивнула Каролина, содрогнувшись от отвращения. — Я узнала об этом в день перед возвращением домой. Шах признался, что, если бы я не оказалась безнадёжной ученицей, он не отпустил бы меня, а вырастил и женился на мне. Очень ругался, говорил, что такой бездарности в жизни не видел. А я стояла и радовалась, что оказалась безнадёжной, думая только о том, что с удовольствием отказалась бы от этого шаманского дара…

— Не надо так говорить, — Морган сжал её ладони. Прикосновение было настолько приятным, что Каролине даже не хотелось заканчивать свой рассказ, но придётся. Иначе за ними прибудет патруль. — Если бы не твой дар, Шах бы тебя не пожалел. Он не из тех людей, которые жалеют маленьких девочек.

— Я тогда уже не была маленькой, — пробормотала Каролина, вспомнив то, что она предпочла бы не рассказывать, но Морган ведь сказал, что нужно рассказать всё. — На вторую неделю пребывания у Шаха у меня на фоне испуга впервые в жизни начались лунные дни. Я запаниковала, думала, что это он надо мной экспериментирует из-за Кристофера, но Шах только посмеялся. Объяснил мне, что это такое, а потом сказал, что ему нужна моя кровь. И поскольку он мне не доверяет, то будет сам её собирать.

Ладони Моргана успокаивающе погладили запястья Каролины, и она задрожала, вспомнив, как ненавидела эти моменты, когда Шах устанавливал между её ног нечто похожее на маску с трубкой и контейнером, который прикреплял к её бедру. Ходить в туалет с такой конструкцией было совершенно невозможно, поправлять её каждый раз Шах отказывался, — приходилось терпеть до вечера.

— В крови вообще много энергии, — произнёс Морган негромко, продолжая гладить запястья Каролины. — Особенно в такой. Для Шаха это было всё равно что бриллиант для нищенки.

— Я знаю, — вздохнула Каролина. — Позже он показывал мне, какие амулеты можно сделать, используя мою кровь. И какие заклинания работают только с ней. Я впечатлилась, но не в том смысле, в котором он думал, — проклятье вечного бесплодия меня ужаснуло, а не вдохновило. И отвары для прерывания беременности. Гадость! Вообще всё, что делал Шах, казалось мне отвратительным. Я не помню ни одного случая, когда он совершил бы что-то хорошее. А ведь я часто присутствовала при его встречах с посетителями. Он кидал на меня заклятье отвлечения и приказывал тихо сидеть на одном месте и мотать на ус. Точнее, так он делал первые полгода. Потом перестал. Видимо, понял, что я безнадёжна и неисправима.

— Скорее всего.

— Учиться у Шаха мне было сложно, хотя я старалась, — проговорила Каролина и, осмелев, сама погладила руки Моргана в ответ. Он замер, но она, боясь потерять настрой и мысль, быстро продолжила, предпочитая не думать о его реакции: — Ради Криса, не ради себя. Сложно не только потому, что я постоянно болела. Не припомню ни одного дня, когда у меня не ныло бы что-нибудь, а уж температура и испарина на лбу и вовсе были моими вечными спутниками. Просто то, что показывал Шах… Это было невозможно, Морган. Надеюсь, ты не станешь делать со мной ничего подобного!

— Не стану, — шепнул мужчина сочувственно, и Каролина закусила губу, чтобы не разреветься.

— Шах утверждал, что шаманы берут силу в живых людях, — проговорила девушка быстро и поморщилась. — Про природу упоминал, но вскользь, говорил, что это слишком слабая сила, только для гаданий и годится. А если нужно что-то существеннее — нет, лишь кровь или жизнь. Самое элементарное — конечно, яйца. У Шаха был курятник, он заставлял меня ухаживать за птицами. И обучение начал, показав мне, как брать энергию из яиц, обязательно оплодотворённых…

***

В какой-то момент Каролина стала задыхаться. Морган понимал почему — слишком много неприятных воспоминаний, которыми она никогда не делилась, давило на неё, и она хотела поскорее избавиться от них. Из-за этого частила, порой сбивалась, дрожала, неровно дышала и почти не открывала глаз.

Он безмерно жалел её. Жуткое испытание выпало на долю двенадцатилетней девочки, ещё и с таким характером, как у Каролины. Ей было сложно убивать животных, как того требовал Шах, — она рыдала над каждой курицей, над каждым кроликом, а уж дикие птицы, которых шаман ловил и тоже умерщвлял, и вовсе приводили девочку в отчаяние.

Она ненавидела Шаха и свой дар. Ничего удивительного, что она из той учёбы почти ничего не усвоила и не хотела быть шаманом — до тех пор, пока едва не погубила канцлера. Только тогда Каролина сообразила, что, раз уж есть дар, нужно уметь им пользоваться, дабы не натворить глупостей.

Чёрная энергия, которую использовал Шах, Каролине не давалась. Только если самая элементарная — из яиц, крови, пепла. Никакая другая, когда поначалу надо было кого-то убить, — нет. Она проходила сквозь Каролину, не замечая её, будто вода сквозь песок, и толку от обучения Шаха не было. Он злился, ругался, вновь заставлял её убивать, наполнять кровью миску, чертить руны…

Бесполезно.

— Ты не создана для чёрного шаманства, — произнёс Морган, когда Каролина тяжело замолчала. Она рассказывала про своё обучение больше полутора часов. — Шах понял это быстро, но думал, что сможет переломить тебя. Изменить. И, кстати, способ был, но он почему-то не стал им пользоваться. Даже интересно почему.

— Какой способ? — прохрипела Каролина, открывая глаза. Они слезились — то ли оттого, что она долго сидела с закрытыми веками, то ли потому что ей на самом деле хотелось плакать.