На грани фола (СИ) - Орлова Настя

Мы садимся обедать, а после часы за разговорами с мамой обо всем и ни о чем летят будто на перемотке. Еще кучу времени «съедает» просмотр турецкого сериала по телевизору. А когда на улице уже темнеет и в окна начинает барабанить дождь, из гаража вдруг возвращается папа.

— Викуль, там к тебе гости, — как мне кажется, удивленно говорит он.

— Ко мне? Я же никому не говорила, что приеду.

Отец пожимает плечами.

— Машина явно не местная.

— Тогда с чего ты взял, что это ко мне?

— Потому что парень, который там у калитки трется, прямым текстом сказал, что приехал к Виктории Огневой.

— Как он выглядит? — спрашиваю я, ощущая, как в груди разгоняется сердце.

— Как, как? Как обычный парень. Высокий только очень.

Боже. Мой.

Вскочив с дивана, я подбегаю к окну. Во дворе темно, но неоновый свет фар, бьющий мне в глаза, не оставляет никаких сомнений — у калитки нашего дома припаркован пижонский автомобиль Арсения Громова.

Глава 24

Тори

Громов правда приехал. Я не сплю, и мне это не привиделось. Он стоит прямо перед моими воротами, подперев своей идеальной задницей капот, и смотрит куда-то в сторону. Одет так необычно: я привыкла видеть его либо в баскетбольной форме, либо выряженного, как денди, а сейчас он в простой вязаной шапке коричневого цвета, теплой толстовке под горло и объемных спортивных штанах. Хотя у меня самой наряд не по моде, а сверху я еще и мамины шерстяные леггинсы натянула, потому что папа начинает топить в доме, только когда температура, как сегодня, стремится к нулю.

— Что за прикид? — вместо приветствия с ходу нападаю я на Громова и тут же защищаюсь от его пронзительного взгляда, скрестив руки на груди.

— Сливаюсь с местной толпой, — парирует он, так и оставшись на месте, просто рассматривая меня с головы до ног с хитрой улыбкой.

Я пропускаю мимо ушей его подкол про дань районной моде и изо всех сил стараюсь игнорировать, как горят мои губы, на которые он пялится.

— Что тебе нужно? — Мой голос наяву звучит совсем иначе, нежели в голове. В нем нет и намека на строгость, которую я пыталась изобразить.

— Ты.

Я нервно сглатываю, стискиваю зубы в испуге. Я его правда боюсь. Это кажется слишком просто, как сыр в бесплатной мышеловке.

— Я серьезно, — повышаю тон. — Зачем ты приехал?

— С отцом твоим познакомиться, — рикошетит Арсений. — Если не хочешь, чтобы я и маму твою очаровал, бери свою задницу и помчали со мной.

— Куда?

Боже, это и правда происходит? Он что, проехал ради меня больше ста километров?

— Кукурузу с полей воровать, — смеется Арсений, — понятия не имею, куда у вас тут можно пойти. Навигатор повел меня через какой-то заброшенный завод, так что местные клубы я заценить не успел.

— В местные клубы тебя в таком виде и не пустят. У нас их два, но они ненамного хуже городских. Для кукурузы не сезон, а поля отсюда далековато. У нас не село и живет больше шестидесяти тысяч человек. И, кстати, как ты нашел меня?

— Геолокация на фотографии рыжих котят, которых родила твоя Мурка. — Мурка не моя, а соседская, но я решаю, что этот факт не стоит уточнений, а Арсений уже, кажется, светит всеми тридцатью двумя зубами. — Ну и без помощи друга не обошлось.

— Веня — предатель, — догадываюсь я и злюсь.

— Будем откровенны, Булочка, я не оставил ему выбора.

Мир сошел с ума. Как дошло до того, что я сержусь на Балашова, а Громов защищает его?

— Арсений, я и правда не понимаю, зачем ты приехал, — выдохнув, я опускаю плечи, руки, да вся будто становлюсь меньше и сдуваюсь, как воздушный шарик. — По-моему, мы все выяснили, и я считаю, что нам лучше…

— Кому лучше, если мне хуево, а ты бежишь к родителям? — Громов произносит это слишком серьезно, чтобы я могла отшутиться. И слишком резко, чтобы быть безразличным.

— Я давно планировала эту поездку.

Арсений закатывает глаза и двумя размашистым шагами подходит ко мне. Нависает надо мной грозовой тучей. Теперь я вижу темные круги у него под глазами (такие же, как у меня) и усталость в заломе между бровей. Видимо, не одной мне было плохо, но как же тяжело это признать.

— Огнева, ты меня с ума сводишь, — шипит сквозь зубы, как самый настоящий змей-искуситель. — Твоя задница шикарна даже в этих гамашах. Она мне снится по ночам, прикинь? Ни о чем другом думать не могу, кроме… — Он поджимает губы. — Слушай, я до сих пор не верю, что ты со всеми, — Громов облизывается, — своими сочными формами ни разу не… да блять!

— Тише ты! — нахмурившись, шикаю я на него. — Папа за такие слова язык тебе перцем натрет.

Мы оба застываем, глядя друг на друга, а потом на пару начинаем смеяться в голос. Сильнее и громче с каждым вздохом. Все это дико странно и запредельно непонятно, но я не хочу прогонять Арсения, если он сам ко мне с повинной пришел. Особенно после того, как он наклоняется и больно стучит лбом о мой лоб — таким Громов милым и потерянным кажется.

— Поехали. Может, перекусим где, а то я жрать хочу, лады? Сорвался, как увидел фотку, боялся не успеть.

— К чему?

— Да мало ли что тебе бы в голову взбрело.

Он отступает на шаг, прячет руки в карманах и взгляд в земле.

— Ты подумал, я уехала домой, чтобы переспать с каким-нибудь Ванькой-трактористом на сеновале? — догадываюсь я, поражаясь ходу его мыслей. — Так сейчас похолодало, можно сочную, как ты выразился, задницу отморозить. Так уж и быть, подожду весны.

Он взглядом мечет в меня молнии и вдруг притягивает к себе за талию, рычит куда-то в шею, разгоняя мурашки по всему телу.

— Попросила бы, организовал тебе сеновал. Недалеко от универа есть ипподром, уверен, там нашлось бы что-нибудь подходящее.

— Дурак ты, — вроде бы и ругаюсь я, а сама неожиданно обнимаю его, скрепляя руки за спиной, и вдыхаю запах, прижавшись щекой к груди.

— Покажешь дураку, где ты тут училась, гуляла или чем ты там в этой дыре занималась?

Я прыскаю от смеха и пихаю Громова в грудь, а у самой щеки лопаются от счастья.

— Хорошо, родителей только предупрежу.

Ага, и переоденусь, а то выгляжу, как чучело.

Когда я залетаю в дом и почти сношу на пути в комнату ведро с водой, которой должна была мыть пол, родителям все становится ясно без слов. Они даже, скорее всего, подглядывали в окно, судя по тому, как изображают бурную деятельность на кухне. А я запираюсь в спальне и, быстро нырнув во флисовый теплый костюм красного цвета и накинув сверху дутый жилет, спешу на улицу.

— К ужину вернусь! — кричу я папе с мамой, обувая кроссовки.

— И мальчика своего зови, — летит мне вслед.

— Это не мой мальчик! — возражаю.

Этого уж точно не хватало! Думаю, у Громова сегодня и так будет достаточно впечатлений, чтобы еще с моей причудливой семейкой знакомиться.

— Так и куда держим путь, мой юный девственно-чистый штурман? — спрашивает Арсений, когда я сажусь к нему в машину. Конечно, он не мог смолчать по этому поводу. Удивлена даже, что так долго продержался.

— Ну, если ты хочешь прочувствовать местный колорит…

— Я хочу поесть и не загреметь в больничку, — продолжает Громов слишком уверенно, когда мы выезжаем на дорогу, и я явно никуда не денусь от него как минимум до следующего светофора.

— Ха-ха, не смешно. Поехали тогда на площадь, здесь налево. Там много кафе, выберем что-нибудь без медового соуса.

Уголок рта Арсения ползет вверх, и на щеке появляется милая ямочка, которая совсем не характеризует своего хозяина. Громов какой угодно — красивый, дерзкий, сильный, самоуверенный и бесячий, но уж точно не милый. Хотя, может быть, и милый немного, когда сам этого хочет.

Мы передвигаемся по городу с моими подсказками, и я радуюсь, что ехать нам останется недолго. Долго находиться в тесном салоне, пропитанном полюбившимся мне запахом, невыносимо.

— Сверни здесь, срежем по дворам, — диктую я самый быстрый путь. Я все эти дороги знаю наизусть.