“Дэш Белмонт. Правда, Бруклин? Ты знаешь, что беременность сделает тебя толстой”.
Что, черт возьми, это вообще значит?
“Ты знаешь Дэша?” Вместо этого говорю я. Я не говорю с ней о том, что у нас с Дэшем будут дети.
“Все знают Бельмонтов”. Она драматично закатывает глаза.
“Мы вращаемся в разных кругах”.
“Потому что ты всего лишь невинный школьный учитель. Ты такая жалкая”.
Я живу своей жизнью, и почему-то это делает меня жалким.
“Почему это? Это потому, что я нашла кого-то вроде Дэша, ты должна найти способ принизить это? Вы можете пробовать все, что хотите. Я знаю, что он любит меня ”. Даже если мы не сказали точных слов, я чувствую это. Он любит меня, и я люблю его.
Шарлотта запрокидывает голову и смеется. “Это хуже, чем я думала. Я была уверена, что ты в этом замешана”. Она продолжает смеяться, и мой желудок сжимается. Она слишком взволнована этим. “Ты думаешь, он любит тебя? Дай угадаю. Он тоже хочет, чтобы у тебя был его ребенок?” Она перестает смеяться, смеряя меня пристальным взглядом и счастливой ухмылкой.
Она берет какую-то бумагу с кухонного стола, и я понимаю, что все на кухне притихли. Я уверена, что они ловят каждое слово.
“Взгляни”. Она подходит и кладет стопку бумаг передо мной.
“Что это?” Я смотрю вниз, думая, что это юридические документы.
“Ничего особенного, просто Белмонт Траст”.
Мои глаза просматривают первую страницу, и я знаю, что должна убрать ее, потому что у меня нет права просматривать это. Но то, как она смеется и какая самодовольная, должно быть причиной.
“Через десять месяцев он должен произвести на свет наследника, иначе он потеряет все”. Она указывает на дату на бумаге, и я вижу, что день рождения Дэша - это срок годности.
Я качаю головой. Этого не может быть. “Я думала, может быть, ты в этом замешана и заключаешь что-то вроде брака по расчету, но ты на самом деле купалась на это. Бруклин, милая, ты такая доверчивая. Тебе действительно следует знать лучше ”. Она качает головой, глядя на меня.
Она права, мне следовало бы знать лучше. Дэш действительно такой придурок, каким его считали все мои друзья. Бьюсь об заклад, когда он увидел, что я так отчаянно нуждаюсь в любви и готова доверять кому угодно, он понял, что я идеальная мишень. Почему еще я купилась на все это? Должно быть, это было написано у меня на лице в ту первую ночь, и он знал, что я была легкой добычей.
“Ты собираешься плакать? Давай, давай не будем делать это более жалким, чем оно уже есть”.
Один из официантов пытается передать мне салфетку. “Ты в порядке?”
“Возвращайся к работе”, - огрызается Шарлотта на женщину и выхватывает салфетку у нее из рук. Она бросает ее на стойку и усмехается.
“Не нужно быть грубой”. Я смотрю на женщину. “Спасибо”. Я слегка улыбаюсь ей, и она кивает мне, прежде чем взять поднос с едой и покинуть кухню. Остальные следуют за ней, оставляя меня наедине с Шарлоттой.
“Итак, ты собираешься накричать на него или выбежать отсюда в слезах?”
“Мне жаль тебя”. Я шмыгаю носом, когда беру салфетку и вытираю ею слезы.
“ меня? Это не из меня делают дурака”.
“Я бы предпочела, чтобы меня выставили дураком, чем быть тем, кому нравится наблюдать за чужой болью. Я в любой день стану дураком из-за того, кто ты есть”.
“Кто я?” - кричит она, и я понимаю, что мои слова попали слишком близко к цели.
“Несчастный человек”. Я разворачиваюсь и медленно выхожу из кухни.
Я не сбегаю отсюда, но я ухожу. Я возвращаюсь в свою квартиру со своей настоящей семьей, которая любит меня без условий и ограничений.
Глава пятнадцатая
Дэш
Я встаю и пожимаю руку отцу Бруклина, и мы прощаемся, выходя из его кабинета. Я не хотел разговаривать с ним в другой комнате, когда там все остальные. Я хотел поговорить с ним наедине, и наш разговор не занял много времени. Когда все закончится, я решаю, что мне было бы веселее сидеть на кухне с Бруклином, чем пытаться вести светскую беседу с кучей незнакомцев.
Направляясь на поиски кухни, я вижу парадную лестницу за фойе. Наверху стоит блондинка и смотрит на меня с холодным выражением лица. Ее волосы собраны сзади в строгий узел, который, похоже, призван разгладить морщинки вокруг глаз. Она одета во все черное, с темно-красными губами, и когда я подхожу к лестнице, она спускается по ней.
“Вы, должно быть, Дэш”. Ее тон не располагает к беседе, и когда она доходит до предпоследнего шага, она протягивает руку, как будто я должен ее поцеловать. “Я все о вас слышала”.
Я смотрю на ее руку, и хотя я не хочу быть грубой, у меня есть подозрение, что это мачеха Бруклина, и только за это она не заслуживает моих хороших манер.
“Не из уст Бруклин, я уверен”. Я улыбаюсь так вежливо, как только могу, но от ее внимания не ускользает легкая насмешка. “Вы, должно быть, Виктория. И я все о вас слышал.”
Если это возможно, ее лицо становится еще более напряженным, когда она поджимает губы и, наконец, решает опустить руку, к которой я не планирую прикасаться. Она не двигается с места, и у меня такое чувство, что это для того, чтобы я не мог смотреть на нее сверху вниз. Когда она на лестнице, а я под ней, у нее есть возможность смотреть на меня свысока.
“Я уверена, что Бруки рассказала вам множество замечательных историй”. Ее улыбка так же холодна, как и ее сердце. “Но, честно говоря, настоящая сплетня заключается в том, что, как мне сказали, вы ищете кобылу”.
