Гипноз для декана (СИ) - фон Беренготт Лючия

Наконец, оторвавшись от меня, он приподнялся, осмотрел мое раскрасневшееся лицо и хмыкнул, облизнувшись, словно довольный кот.

— Обожаю видеть тебя такой — ошалевшей от поцелуев и распластанной по кровати… — его горящий взгляд под полуприкрытыми веками скользнул ниже, потом еще ниже…

Не злится, поняла я. Как минимум потому, что мы всё ещё в постели, и он всё ещё голый. Заметив, куда он смотрит, я подняла руки кверху и уперла их в изголовье, давая груди под платьем выпятиться, а самому платью задраться выше. Неудовлетворенность с последнего раза пробудила желание и заглушила все вопросы, отложив их на потом.

— Хм… — неопределенно и даже с каким-то легким удивлением произнес он, рассматривая меня, как экспонат на музейной полке. Потом медленно протянул руку и положил ее мне на грудь — легко, почти невесомо. И держал так, не двигаясь, пока дыхание мое не участилось и набухающий сосок не ткнулся ему в ладонь.

— Хочу тебя! — вырвалось у меня совершенно бесконтрольно, и тело дернулось ему навстречу.

Но он продолжал с увлечением рассматривать меня, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, и прищуриваясь. Потом медленно подцепил одним пальцем декольте моего платья, стянул его с груди. Пальцами пробежал по оголенному полушарию, заставляя меня вздрагивать под его касаниями, наклонился, всматриваясь, и зачем-то провел по груди щекой, сводя меня с ума двухдневной щетиной.

— Пожалуйста… — всхлипнула я, запрокидывая голову назад и вся выгибаясь.

— Чего ты хочешь? Скажи мне, — пробормотал он прямо мне в сосок.

— Ты знаешь… — проныла я.

— Конечно, знаю, — он усмехнулся и тихонько подул на сосок — прямо как в своей фантазии под гипнозом. — Но мне хочется, чтобы ты это сказала. Меня это… заводит.

Боже, неужели он снова «заведется»? Он вообще человек или секс-робот?!

— Хочу… хочу, чтобы ты лизнул меня… туда! — выпалила я после очередной порции прохладного воздуха, обдавшего нервные окончания в самом чувствительном месте.

Я, конечно же, имела в виду сосок, который он терзал вот уже несколько минут. Но почему-то Игнатьев понял под этим… другое.

— Запросто, — жарким шепотом выдохнул, быстро всосал-таки измученный левый сосок… и съехал вдоль по моему обнаженному телу вниз. Сильно вниз.

С запозданием поняв, что он задумал, я резко втянула ртом воздух, приподнялась на локтях и даже попыталась брыкнуться.

— Тшш… — отвлеченно шикнул он, чуть придавливая мои ноги ладонями, будто успокаивал напуганного, дикого зверька. — Не бойся, я умею это делать…

Подняв и так задравшееся платье, он потянул мои колготки вниз вместе с трусиками. И с этого момента меня будто парализовало — только и могла, что смотреть на него расширенным, остолбенелым взглядом.

О, я знала — это будет гораздо интимнее, чем всё, чем мы занимались до сих пор. В сто раз интимнее, чем моя оральная ласка ему — женщина ведь не вникает в то, что делает, когда занимается минетом. Она просто открывает рот и принимает то, что ей дают, часто закрыв глаза. Мужчина же наоборот — разглядывает женское интимное место, бесстыдно изучает его и любуется, раскрывая, словно лепестки розы, каждую складочку, каждую потаённую впадинку и выпуклость… Он — единственный, кто знает, как выглядит женский клитор — в любом его состоянии.

Именно поэтому я всегда стеснялась куннилингуса и не позволила бы Лёшику даже приблизится туда, если бы он захотел. Потому что знала — единственная мысль, которая будет одолевать меня, когда он спустится на этот уровень — а вдруг я там… страшная?! Вдруг у меня там всё сморщенное, как гриб-сморчок, или же, наоборот — всё торчит, непомерно большое, красное и распухшее?! И самое ужасное — вдруг там пахнет не так, как должно?!

Я всё ещё не была в состоянии пошевелить и пальцем, но от таких мыслей меня начало потряхивать — особенно, когда Игнатьев закончил стаскивать с меня колготки и уверенно развел мои ноги в стороны.

— Ты вся дрожишь, — заметил он, поднимая на меня удивленный взгляд. — Что с тобой? Не хочешь?

Я и в самом деле дрожала — мелкой, нервной дрожью, сжимая пальцами простынь, которую натянула на грудь. И уж точно не смогла бы сказать, хочу я, чтобы он сейчас лег между моих ног и зарылся головой туда, куда только что смотрел, или дал мне сдвинуть ноги.

Да, хочу — в идеальном мире. Нет, не хочу — там, где он начнет оценивать мои гениталии, сравнивая их с фигурно выбритыми лобками и изящными клиторами своих «моделей» в мешках.

И тут меня осенило.

— Я… ну в-в общем… мне надо в ванную… а потом уже… — пролепетала я, пытаясь выкарабкаться из-под него. Проверить, всё ли у меня в порядке самой — вот что я должна сделать! Рассмотреть себя в маленькое зеркальце из сумки, подбрить если что — благо всегда с собой ношу приборчик на случай захода в бассейн, ну и подмыться не помешает — мало ли что…

— Вот ты дурочка, — усмехнулся вдруг он, останавливая меня и укладывая обратно на спину. И, уже без промедления, гибким движением нырнул головой вниз, захватывая меня под ягодицы ладонями.

В этот раз я не успела даже пискнуть. Вцепилась в его густую шевелюру и прикусила губу, надеясь, что это поможет мне сдержать крик.

Крик сдержала. Но не тело — меня буквально подбросило от первого же прикосновения языка в самом эпицентре моего внутреннего жара. Стало понятно, зачем он так крепко держал меня за попу ладонями — если бы не это, я бы ударила его лобком в нос.

В миг пропал весь стыд и вообще все ненужные, посторонние мысли. Всё стало неважно и «не причём». Всё, кроме этого мастерки-гибкого, влажного языка, который, как заводной, крутился, охаживая все те впадинки и выпуклости, которые я до этого даже показывать стеснялась.

— О боже, да… О, пожалуйста… Да, там, там! — совершенно бесстыдно выгибаясь, я стонала и всхлипывала, купаясь в неописуемом, почти невыносимом наслаждении… Подставлялась под ласки и направляя мужчину туда, где мне больше всего хотелось, и отстранялась, когда язык попадал туда, где ощущения были слишком пронзительными… И декан — о чудо! — слушался меня, вылизывая всё, что умоляло быть вылизанным, останавливая меня только тогда, когда уж слишком подскакивала и ёрзала — коротким, властным рыком и иногда шлепком.

А потом он сделал кое-что, что не выдержал бы никто — а уж тем более я, которая наслаждалась этой лаской в первый раз в жизни — аккуратно и почти трепетно всосал пульсирующий бугорок клитора себе в рот.

И меня снесло. Сжавшаяся внизу живота горячая пружина распрямилась, выгибая так, что чуть не подняла на «мостик», изо рта вырвался тонкий, беспомощный крик… и мир мой взорвался, рассыпаясь вокруг огненным фейерверком.

Я больше… не ненавижу его — поняла вдруг, оседая и обмякая в его объятьях, пока он устраивался рядом, довольный результатом своих умений. И уже повернулась к нему — притянуть его в благодарный поцелуй, как вдруг заметила его задумчиво-озадаченный взгляд — и снова мне на грудь.

— Знаешь… мне почему-то кажется, что я это уже видел, — неожиданно сказал он, приподнимаясь на локте и захватывая одно из полушарий ладонью. — Твою грудь. Ты нигде не снималась голой? У меня очень хорошая память на такие вещи.

Глава 19

— Что? — от изумления я даже закашлялась и резко села, чуть не стукнувшись с ним лбом. — Ну знаешь ли! То, что я не была девственницей, еще не значит, что я голой фотографиру…

И запнулась, вдруг сообразив, почему ему кажется, что он видел мою грудь. Потому что он ее действительно видел! Только забыл об этом!

Растерявшись, всё ещё плохо соображая после оргазма, я замялась, залепетала что-то совершенно неубедительное — мол, понятия не имею, о чем ты говоришь, и вообще, мало ли похожих грудей на свете!

— Похожих, может и мало, — Игнатьев насмешливо сощурил глаза. — А вот идентичных, да еще и с той же самой родинкой на том же самом месте… не бывает. Я точно твою грудь где-то видел! Колись, давай, Алина-малина — где снималась? Надо же, а я и в самом деле поверил, что у тебя один мужик был…