Отмель - Крейг Холли

Я вгрызаюсь в круассан и говорю с набитым ртом, на самом деле не желая ни глотать, ни вообще есть.

– Нам с тобой повезло. Чудесные у нас мужья. Согласна. Никто, кроме него, тебе не нужен.

Представив, что пришлось пережить моей соседке, я чувствую, что у меня совсем пропал аппетит. Конечно, я всеми силами притворяюсь, что согласна с тем, какой Матео замечательный, но это непросто. Перед глазами проносятся воспоминания о том, как он заходит в мой дом, высмеивает мою профессию, «хватит подслушивать», «сосет как дышит». Я вздрагиваю и отпиваю горький кофе.

Иногда охранники прохаживаются по саду, курят и чешут языками, и в эти драгоценные интимные минуты я стараюсь успеть как можно больше рассказать Ариэлле. Наклонившись ближе к соседке, я наконец открываю ей самую постыдную свою тайну, чтобы уравнять наши позиции.

– Мы живем в браке без любви, – говорю я. – Я сразу пожалела, что вышла за Чарльза. Мои родители по-прежнему вместе, но они ненавидят друг друга. Мама всегда говорит: «Ты сама сделала выбор». Так меня воспитывали.

Я рассказываю ей, как моя мать постоянно изменяла отцу, а он – ей. Как они исчезали по выходным, трахаясь каждый со своим любовником дни напролет. И делаю вывод, что это единственный выход. Только так можно сбежать от тяжелой жизни. Жизни, в которой нет любви.

Ариэлла шепчет, что вышла замуж еще в восемнадцать: слишком молода, слишком наивна. Я обещаю помочь ей всем, чем могу. А сейчас пора прекращать разговор, потому что охранники уже идут обратно. Я встряхиваю салфетку, и крошки от выпечки разлетаются в утреннем воздухе.

Но прежде чем уйти, я должна взять записку, спрятанную у меня под тарелкой. Разумеется, я тоже оставила соседке послание. Око за око, слово за слово, жизнь за жизнь.

Ариэлла пишет:

Быть несчастной значит быть эгоисткой. Да как я посмела ненавидеть свою жизнь? С материальной точки зрения у меня есть всё. Всё о чем только можно мечтать. Заглянув ко мне на бранч, вы сразу поймете, в какой роскоши я живу. На тележке будет разложен кофе – причем любых сортов, какие только существуют на свете. Фрукты всех мыслимых и немыслимых видов будут поданы на тарелках из дорогого костяного фарфора. Мы пропустим по бокальчику эспрессо-маргариты, закусив клубникой со взбитыми сливками. А захотите урок по здоровому образу жизни – развернем коврики для йоги, нанесем на лицо маску с ретинолом и займемся растяжкой, пока суставы не станут гибкими, как у младенца.

За трапезой можно будет вдоволь насладиться видами на реку. Мне-то они давно наскучили – как старая картина, что моментально всплывает в памяти, стоит только переступить порог дома, где живут твои бабушка с дедушкой. Единственное, что может там измениться, – это цвет неба, отражающегося в воде. Остальное статично. Гости всегда нахваливают наши пейзажи, а я соглашаюсь и ловлю себя на мысли, что даже не заметила, как выросли деревья на противоположной стороне дороги и как в парке оборудовали новую площадку для барбекю.

Моя жизнь благополучна до тошноты. Настолько, что я даже джакузи заказываю из Парижа. Нанимаю шеф-повара на все званые ужины, которые мы устраиваем. Каждую неделю делаю укладку феном и завивку локонами, как у Златовласки. И как я посмела ненавидеть свою жизнь? У меня нет никакого морального права строить из себя жертву. Я даже бизнесом занялась лишь потому, что жутко не хотела превратиться в домохозяйку.

Мне и впрямь повезло. Пресытившись ролью типичной мамаши – той, кто днями напролет сидит дома, носит спортивную одежду, в жизни не занимавшись спортом, покупает кофе навынос, а потом, придя с ним домой, листает соцсети или смотрит, как лодки скользят по реке, – я занялась частной практикой, заплатила маркетологу, пригласила знаменитостей на открытие центра и тотчас окружила себя великосветскими особами.

А еще повезло, что я, открыв свое дело, сумела остаться заботливой матерью. Той, что собирает детям школьный обед из полезных блюд и находит повод для гордости в разнообразии: сегодня в ланч-боксе аппетитные рулетики с ветчиной и сыром, а завтра – вкуснейшие маффины. Когда Джорджии нет рядом, я становлюсь мамой-пекарем, мамой-прачкой. Да-да, той самой, которую моя мать высмеивала всю свою жизнь.

Но, куда бы я ни пошла, будь то спальня с большим гардеробом или пенное джакузи с ароматом Парижа, всюду меня неотступно преследует горечь. Карма – жестокая сука. Знаю, она дышит мне в спину. Все из-за этого ребенка. Из-за Джека. Давно пора платить по счетам. Но если я помогу Ариэлле, возможно, мне отпустят грехи.

Сейчас

Мы сойдем на берег во что бы то ни стало. Увы, я ни разу не управляла яхтой, тем более такой большой. К тому же Скотт будет сторожить мостик, как велел Чарльз. Мобильный покоится на дне моря, а с техникой я, прямо скажем, не в ладах, поэтому на рацию рассчитывать не стоит. И все-таки я твердо намерена сбежать от мужа и забрать с собой детей.

Я смотрю в большие окна мастер-каюты. Чарльз направляет плавбазу к мысу, рассекая небольшие, но сильные волны. Я сбегу сразу после того, как он пришвартуется, сойдет на берег и покинет пирс. Дети не должны ничего знать, и действовать придется быстро, пока Скотт не заметил, что мы исчезли. Кики и Купер проснутся с минуты на минуту и наверняка спросят, где мы и почему не пришвартовались к берегу.

Метрах в двухстах стоит большой прогулочный катер. Время от времени на палубу выходит женщина. Она все, что у меня есть, моя единственная надежда. Странно осознавать, что незнакомка совсем рядом, но даже не догадывается о происходящем.

Скотт сидит на мостике, слушает грохочущий из колонок хип-хоп и листает смартфон, водрузив ноги на противоположное сиденье. Обогреватель разгоняет вокруг него горячий воздух. Занятый своими делами, шкипер не видит, что я стою у лестницы и наблюдаю за ним. Это хорошо.

Снаружи дует ледяной ветер, от которого мерзнут руки. Я не могу ни согреться, ни одеться потеплее. Не знаю, удастся ли мне доплыть до катера. Тяжелый живот может потянуть меня вниз. И все-таки надо попытаться. Это судно, эта женщина послужат мне маяком. Но вода темная, страшная, а я не любитель поплавать в океане.

Спустившись по ступенькам, подхожу к кормовому транцу и касаюсь воды пальцами ноги. Какая же она холодная. При одной мысли о заплыве меня бросает в дрожь. Женщина снова выходит на палубу, и я размахиваю руками в надежде, что она посмотрит в мою сторону. Она что-то несет к столу. Наверное, кашу, кофе и тосты – завтрак, который приготовила для себя и мужа, пока тот собирался на рыбалку. Причалив к этому мысу, они поставили на палубу две удочки, перекинув их за борт, словно карамельные трости. Я снова машу руками, и волосы подхватывает порыв ветра. Пожалуйста, посмотри сюда! Тщетно. Женщина меня не замечает.

Чарльза на мысе не видно.

Я ныряю в воду прямо в джемпере и спортивных штанах. Обжигающе ледяная вода мгновенно пропитывает одежду и тянет меня на дно. Я с яростью пробиваюсь сквозь волны, отчаянно пытаясь не думать о том, что ждет меня внизу. Как холодно! Прикосновение океана обжигает кожу головы, больно жалит соски, парализует руки. Катер. Мне нужно доплыть до катера. Все остальное неважно. Женщина на палубе. Скорее всего, она слышала всплеск. И наверняка заметит, как я барахтаюсь.

Почему я не надела спасательный жилет? Почему не продумала план как следует?

Я загребаю руками воду, пытаясь двигаться вперед, но это очень трудно. Особенно в одежде. Как будто к моему телу привязали гири, и с каждой минутой океан все сильнее засасывает меня внутрь. До чего глубоко там, внизу…

Волна приподнимает меня и снова швыряет вниз. До суши очень далеко, и я вдруг понимаю, что меня затягивает глубже и глубже, унося все дальше от катера. Оказавшись лицом к лицу со свирепой стихией, ложусь на спину и пытаюсь отталкиваться одними ногами, чтобы поберечь силы. Облака набухли дождем. В лицо хлещет соленая вода, заливаясь в рот и в глаза. Нахлебавшись, кашляю и отплевываюсь. От соленого привкуса меня сейчас стошнит. Я снова переворачиваюсь на живот и моргаю.