Мистер Ноябрь (ЛП) - Гудин Николь С.

— Ты сводишь меня с ума, Либби. Ты невыносимо красива, — выдыхаю я.

Мои ладони находят её бёдра, обхватывают, будто боятся отпустить. Хочу рассмотреть каждую линию её совершенства.

— Ты — моё всё, — шепчет она.

Три простых слова — и они бьют в грудь, словно удар. Проникают под кожу, в кровь, в сердце, разливаются по венам.

Когда-то она была чужой — в самом ужасном смысле этого слова. А теперь Либби — моя. Настоящая. Свободная.

Я приподнимаюсь, чтобы прижать её ближе. Мгновение — и её лифчик падает на пол. Ещё чуть-чуть — и мои рубашка и штаны исчезают, следом за ними её одежда. Всё падает у кровати небрежной кучей, как ненужные воспоминания.

Мы остаёмся обнажёнными друг перед другом. Когда я вхожу в неё, шепчу слова благодарности судьбе за то, что она здесь. Что она со мной. Что она жива.

ГЛАВА 20

Либби

Я снова читаю записку Ретта и улыбаюсь, как полная идиотка.

Наверное, я заслужила себе целую гору кармы, но всё равно каждый день щипаю себя, чтобы убедиться, что это не сон. Что такой человек, как он, действительно любит женщину вроде меня — сломанную, но живую. Ретт никогда не лгал, не подставлял, не манипулировал. Он просто делает то, что считает правильным для меня. И к этому, как оказалось, можно очень легко привыкнуть.

Сегодня у него утреннее дежурство, и впервые за долгое время он не везёт меня в библиотеку. Редкость. Мне бы уже стоило научиться быть взрослой — получить права и купить машину. Бьюсь об заклад, Ретт научил бы меня, если бы я попросила. Честно говоря, он, кажется, готов ради меня на всё.

Хватаю сумку и выхожу из дома — пора на работу. Записку прячу в боковой карман, чтобы перечитать на перерыве. Кому нужны любовные романы, когда твой парень сам пишет тебе такие?

Машу рукой Джинни, стоящей у окна в пижаме. Как ей это удаётся? На прошлой неделе видела её на видеоконференции: строгая блузка сверху, а под столом — никаких штанов. Она будто только что вылезла с кровати, но при этом настоящая «босс-стерва». И, что забавно, ей всё сходит с рук. Джинни энергично машет мне и расплёскивает кофе прямо на грудь — я хихикаю, не переставая идти.

Смех застывает на губах, когда я замечаю серебристый седан с тонированными стёклами, который замедляется и останавливается чуть впереди. Мотор гудит, машина подрагивает на обочине. И я мгновенно возвращаюсь туда — в то время, когда за мной всегда следили. Первые восемнадцать лет жизни я почти не делала ни шага без сопровождающего. Их присутствие ощущалось даже тогда, когда я их не видела.

Я сворачиваю в боковую улицу, лишь бы не проходить мимо. Знаю, что это, скорее всего, паранойя — Марко никогда бы не сел за руль такой машины. Он любит громкие внедорожники, чёрные, как его душа. И всё же я запоминаю номера автоматически — привычка, въевшаяся в кости. Узел тревоги в животе не распускается.

Хочется позвонить Ретту, но я знаю, чем это закончится. Он всё бросит и помчится ко мне. А я не могу звонить каждый раз, когда мне не по себе. Если я останусь здесь, мне нужно учиться жить без постоянного страха.

Оглядываюсь — машины уже нет. Но для успокоения захожу в небольшой магазин на углу. Среди людей должно стать легче. За дверью меня встречает знакомый парень за прилавком — улыбается, как всегда. И мне становится спокойнее: никто не нападёт здесь, под пристальным взглядом пятисот камер мистера Райта.

Машу кассиру и направляюсь по рядам, пока дыхание не выравнивается. Беру тюбик зубной пасты, потом взгляд цепляется за полку с тампонами — кладу и их, будто это самое естественное в мире. Делаю ещё пару покупок и проверяю время: я не опаздываю, но поторопиться всё же стоит.

Думаю о Ретте и о том, что было утром, — и краснею. Он сказал, что у него остался последний презерватив, а ведь мы увидимся вечером. Возвращаюсь к полке и быстро хватаю самую большую упаковку, какую только нахожу.

Кассир и глазом не моргает, пробивая покупку. А я утыкаюсь взглядом в коробку и чувствую, как щеки горят. Выбегаю из магазина, будто там пожар. Вошла с одной тревогой — выхожу с другой: теперь меня смущает то, что я впервые сама купила средства защиты.

Я, возможно, видела в жизни больше, чем многие взрослые, но в этот момент ощущаю себя подростком. И, странным образом, даже рада этому — этой простой, нормальной неловкости.

Решаю срезать путь через парк, и именно на середине дорожки начинается дождь. Люди разбегаются под навесы, раскрывают зонты. Телефон в сумке вибрирует — кто-то звонит, но вытащить не успеваю: намокнет. Хочется верить, что звонит Ретт. Я бы рассказала ему о своём эпизоде с презервативами — он наверняка посмеялся бы и назвал меня милой.

Достаю зонт, поднимаю его — и в тот же миг врезаюсь в кого-то. Телефон звенит громче.

— Ой, простите, — говорю я, приподнимая зонт, чтобы увидеть, в кого врезалась.

Но ещё до того, как поднимаю взгляд, понимаю, кто это. Запах выдаёт его раньше, чем голос. Я узнала бы его где угодно, даже через годы. Этот запах будто прописан в моей памяти.

Я поднимаю глаза и встречаюсь с электрически-голубыми, слишком знакомыми глазами. Одно слово вырывается из меня прежде, чем успеваю его удержать:

— Нет.

Колени подкашиваются. А он улыбается, и слова, подтверждающие мой худший кошмар, звучат тихо и почти ласково:

— Привет, Пенелопа. Давненько не виделись.

***

Меня грубо заталкивают в чёрный фургон с тонированными стёклами. Я ведь знала, что он вернётся к своим машинам.

Я не плачу и не кричу — бесполезно. Никто не услышит. А если и услышит, Марко убьёт их. Мне больше не нужна чужая кровь на совести.

Он плюхается рядом, и фургон трогается, не дожидаясь, пока он захлопнет дверь. Внутри двое мужчин. Может быть, у меня есть шанс? Глупая мысль. Скоро подъедут другие машины, другие люди — его верная свита. Марко не выходит в мир один. Он собирает армию, всегда.

Телефон в сумке снова вибрирует — и я думаю о Ретте. Главное, чтобы Марко не узнал о нём. Если узнает… Ретт будет следующим. Сразу после меня.

Я уже знаю, что мертва. Остается лишь дождаться, когда это произойдёт.

От таких, как Марко, не прячутся без последствий.

Антонио Флореса не сажают за решётку просто так — и уж тем более не отдают жизнь взамен. Это не про нас.

С Реттом всё казалось возможным. С ним легко поверить, что мир способен быть другим. Он наполнял мою жизнь светом, внушал, что я могу жить иначе. Но он ошибался. Моё прошлое неизменно возвращается — чтобы настичь, уничтожить, напомнить, кто я на самом деле.

— Как ты меня нашёл? — спрашиваю я, и голос звучит увереннее, чем чувствую себя на самом деле.

Марко молчит. Он ждёт, чтобы я взглянула на него, прежде чем заговорить.

Я могла находиться в бегах много лет, но правила игры не забыла. Я поднимаю глаза — даю ему то, чего он хочет: встречаю его взгляд, тратя на это все собранные силы. Если он собирается убить меня, пусть видит, что перед ним уже не испуганная девочка. Я — не его покорная жена.

Он внимательно изучает моё лицо, и в следующую секунду — резкий, хлёсткий удар.

Щелчок костяшек о кожу — и череп будто взрывается. Звон в ушах, зубы ноют, будто сейчас выпадут. Боль режет, но это ничто по сравнению с тем, на что он способен. Ничто рядом с тем, что он сделает, прежде чем лишит меня жизни.

Я закрываю лицо рукой, пытаясь проглотить металлический вкус во рту.

Фургон несётся по мокрым улицам, дождь дробит по стеклу, и от этого звука становится только страшнее.

— Телефон, — бросает он коротко.

Я едва успеваю осознать: мобильный действительно звонит. Руки не слушаются, тело будто оцепенело. Пока я сижу, словно парализованная, Марко срывает сумку с моих колен, высыпает всё содержимое на сиденье и хватает телефон.

Он подносит экран ближе: на дисплее — «частный номер». Звонков уже восемь. Я и не пытаюсь гадать. Это Малколм. Он звонит, чтобы предупредить. Но уже поздно.