Порочные цели (ЛП) - Кейн Мила

— С подросткового возраста. Вообще-то, это практически спасло ему жизнь. Он скатывался по… — она выдохнула, — темной дорожке.

— А сейчас?

— О, он по-прежнему на той же дорожке, но теперь у него есть компания, — пошутила она и скрылась в кабинке.

Я воспользовалась туалетом и помыла руки. Прохладная вода помогла немного прояснить голову. Я опьянела, мне было жарко и некомфортно в пиджаке, а моя бдительность притупилась благодаря веселой атмосфере вечера и компании.

Я все время была на взводе. Моя привычка прятаться и оставаться невидимой подвергалась здесь испытанию каждый день, и, возможно, так было даже лучше. Это действовало на нервы, но мне нужно было привыкнуть.

Я посмотрела на свое отражение в зеркале и сняла пиджак. Сегодня под ним была простая черная майка, заправленная в юбку. Я не планировала его снимать, но стало чертовски жарко.

Салли присвистнула, присоединившись ко мне у зеркала.

— Отлично. Определенно больше подходит для бара. Кстати, пока мы одни… будь осторожна с Уэйдом. Знаю, он красив, умен и слегка самоуверен…

— Слегка? — вырвалось у меня.

Салли рассмеялась.

— Ладно, возможно, очень, но некоторые женщины находят его очаровательным... Он уже отметился с кучей наивных студенток английского факультета, так что всерьез воспринимать его нельзя. Этот мужчина – бабник.

— Он спал со студентками? — спросила я.

Салли кивнула.

— Неоднократно.

— Сколько ему лет?

Она сморщила нос.

— Не уверена, лет тридцать пять - сорок с небольшим, может? Он на пути к профессуре, так что точно старше нас.

— Почему его не увольняют?

— Ни одна из его пассий никогда не жаловалась. На занятиях он никого не выделяет, и оценки не зависят от того, насколько хороша студентка в постели. Этого достаточно, чтобы администрация закрывала глаза, когда ты состоятельный, привлекательный белый мужчина в таком городе, как Хэйд-Харбор.

Я смотрела на нее в зеркало, чувство вины жгло изнутри. Она даже не догадывалась, что я поступала так же.

— Не пойми меня неправильно, он мне нравится, но за ним тянется шлейф из разбитых сердец. Я бы рассуждала так же, если бы мы работали в офисе и он вел себя там подобным образом. Это неуважительно.

Я кивнула и сглотнула комок напряжения в горле. Салли, казалось, не видела такой проблемы в отношениях между студентом и профессором, как я. Возможно, потому, что она не имела ни малейшего понятия, что я совершила ту же ошибку, что и Уэйд, в этом самом баре менее недели назад.

Салли чмокнула губами и протянула мне еще одну помаду, на этот раз темно-красную.

— Попробуй. Думаю, тебе отлично подойдет.

Я нанесла помаду, даже не пытаясь спорить с ней. Салли, похоже, всегда добивалась своего, и я уже смирилась с этим. Вечер с ней был в миллион раз лучше, чем сидеть в «Ночной сове» перед зернистым телевизором и тревожиться о завтрашнем дне.

Телефон Салли зазвонил, она ответила и жестом показала, что возвращается назад. Затем ушла, а я закончила с помадой, отступила от зеркала и внимательно себя осмотрела.

Мои щеки раскраснелись, а глаза сияли. Цвет был ярким, смелее всего, что я наносила раньше, но мне нравилось.

— Красивая, как картинка, именинница… жаль, что всё это сейчас размажется.

Я вздрогнула от низкого голоса Маркуса. Мой взгляд метнулся к двери, в которую он, по-видимому, только что вошел и закрыл за собой, прислонившись к ней для надежности.

— Что ты здесь делаешь? Это женский туалет, — неубедительно указала я, словно правила могли защитить меня от него.

— Я мог бы спросить тебя о том же… что ты здесь делаешь? Ты должна была ждать меня после занятий. — Он надменно двинулся вперед.

Я попятилась, быстро наткнувшись спиной на сушилку для рук.

— Нет. Ты попросил меня об этом, но я не соглашалась, — возразила я.

Он медленно кивнул.

— Так значит, все те заверения в том, что ты сделаешь всё необходимое, чтобы помочь мне пережить травму от того, что мной воспользовались, были ложью? Хорошо, что ты сразу призналась и всё прояснила… Почему бы тебе не быть со мной честной, Ари?

— Это не была ложь, и что значит «быть честной» с тобой? — взвилась я.

Он оттеснял меня к открытой кабинке, и я не знала, что делать.

— Признай, что ты хочешь меня сейчас так же сильно, как хотела той ночью… и вся эта долбаная история про неуместность отношений между студентом и профессором – лишь способ держать себя в узде, притворяться правильной.

Я покачала головой.

— Я не хочу тебя.

Я была гребаной лгуньей. Находясь так близко к нему, я чувствовала его опьяняющий запах – чистая ваниль с легкими нотками кожи и пряностей. Что-то уникальное, присущее только этому мужчине, от чего у меня кружилась голова. Это была чистая химия. Что-то в нем отзывалось во мне на примитивном уровне, и это было совершенно неприемлемо.

— Не ври мне, иначе я буду вынужден доказать, что ты ошибаешься, — сказал Маркус, продолжая приближаться.

Тревога и злость, которые я сдерживала весь день, подступили к горлу, и я потеряла контроль.

— Ладно! Я вру. Я – чертова лгунья, но еще и чертова трусиха – я боюсь. Я боюсь все время.

Мое жалкое признание остановило Маркуса на секунду. На его лбу залегла хмурая складка.

— Чего ты боишься? — спросил он.

Я горько рассмеялась.

— Всего. Тебя, себя… людей из прошлого. Будущего. Назови что угодно, и я этого боюсь. — Я провела рукой по волосам. Проклятье. Эффект выпитого за ужином быстро исчез, оставив только усталость и полное отсутствие фильтра. Я больше не могла делать вид, что все в порядке. Я была далеко не в порядке.

По моей щеке скатилась слеза. Отлично, теперь я еще и плакала.

Я покачала головой, пытаясь взять себя в руки, но я падала в бездну, и ничто не могло меня остановить.

— Я не хочу попасть в беду или быть осмеянной за то, что сделала что-то не так. Я не могу потерять эту работу. — Мой голос дрогнул от сдерживаемых эмоций. — Я не могу потерять ее, потому что мне больше некуда идти и нет денег, чтобы уехать, ясно?

— И все же ты предлагала уволиться и уехать из города, если я этого захочу, — заметил Маркус.

Он придвинулся почти вплотную, не останавливаясь, пока я отчаянно цеплялась за остатки рассудка.

— Потому что ты студент, а я преподаватель. На мне лежит ответственность. Я пыталась поступить правильно, — пробормотала я.

Его палец коснулся моей щеки, стирая слезу.

— Даже такой дорогой ценой?

По щеке скатилась еще одна слеза, и он поймал ее.

— Именно тогда и нужно поступать правильно, когда это трудно. В такие моменты это имеет наибольшее значение, — прошептала я.

Его грудь прижалась к моей, а открытая кабинка была прямо за моей спиной. Я качнулась к нему. Он был таким сильным, широкоплечим и чертовски притягательным, что было трудно отвести взгляд. Он убрал прядь волос за мое ухо, и в этом простом жесте было столько заботы, что мое сердце болезненно сжалось.

— Я не хочу быть одной из тех профессоров, которые пользуются доверчивостью своих студентов. Они мерзкие, отвратительные…

— И ты не такая, так что брось.

— Но именно так это будет выглядеть! Все так подумают, — возразила я. — Я бы и сама так о себе думала.

Маркус покачал головой.

— Ты никогда не даешь себе ни малейшей поблажки? А как же то, чего хочешь ты? Почему это не имеет значения? Скажешь еще хоть одно плохое слово о моей любимой преподавательнице, и я перекину тебя через колено и заставлю кричать.

— Ты должен отпустить меня, — прошептала я.

Снаружи послышалась суета – это было единственным предупреждением о том, что кто-то вот-вот войдет. Мои глаза расширились. Быть пойманной вот так – в слезах, в женском туалете, со студентом – было худшим, что могло случиться. Уловив мой страх, Маркус втолкнул меня в кабинку и сам протиснулся следом. Дверца хлопнула ровно в тот момент, когда дверь в уборную распахнулась и помещение наполнилось голосами.