В объятиях его жестокости (СИ) - Северова Нина

Сколько бы эти уроды меня не пиздили, зубы на месте, кости целы. Только грудина горит, ненависть свою могу вместо воды пить.

Они въехали в нас специально. Всё спланировали. Сделали это на отрезке дороги, где камеры смотрят не на трассу, а на деревню рядом.

Ксюша моя… этот взгляд, потерянный и испуганный, когда она ударилась головой, а потом отключилась. Мне кажется, я поседел ещё сильнее, чем был. За секунду.

Я знаю, что она у них. И это меня ломает. С женщинами авторитетов делают ужасные вещи. Ксюшу запросто могут насиловать или избивать. Но она ведь ни в чем не виновата. Она просто не смогла от меня спрятаться. Я просто её не отпустил. Не смог. Не хотел.

А сейчас она у этих зверей неизвестно где.

Руки сводит от наручников. Они приковали меня к палке под потолком, ногами стою на табуретке. Когда они возвращаются – убирают опору. Начинаются пытки.

Больно, но не так, как знать, что Ксюша далеко. Боится, знаю. Обещал защитить, а проебался. Чувствую вину. Такую, что разъедает. Ксюша точно жива, сидит в подвале уже три недели. Они каждый день показывают мне видео, где она лежит или сидит. Голова опущена вниз. Колени грязные и разбитые.

Три недели, столько это длится.

Мучения. Терзания. Безысходность.

Ксю-ша. Сладкая моя. Прости. Я подверг тебя ужасному. Очередное испытание, которое, я не уверен, что мы пройдем. Они убьют меня, а потом и…

– Настало время вечернего кино, – Кабиров вальяжной походкой обходит меня. – Что у нас сегодня в программе? Как и всегда, зарисовка с твоей куколкой. Смотри.

Поднимает телефон к моим глазам. Ксюша лежит на боку, лицом к стене. Такая маленькая в этом подвале. В той же одежде, в которой была в Анапе. Внутри всё ломается. Что я наделал. Зачем? Для чего?

– Сегодня её уже не рвало, кстати. Первые недели так постоянно полоскало, – лыбится и я подпрыгиваю на табуретке, пинаю его в лицо.

– Сука! Я тебя разорву, как тряпку! – стул падает и я встаю на носки, чтобы не выворачивало руки.

Илья вытирает кровь с губ. Вся рожа разбитая. Меня можно пытать до бесконечности, но это не значит, что я не дам по морде. Руки заняты, так ногами. Когда полностью связывали, я бил головой.

В глазах по очереди темнеет. Сначала в левом, потом в правом. Дурка моя придаёт сил, когда начинается это «веселье». Под психозом тело не чувствует боли. А душа… она рыдает кровью.

– Ты знаешь, что дружок твой сдал вас всех? Асылжан рассказал про тайник с наркотой и деньгами в районе «Тундры», – сплевывает на меня. Пожалуй, сначала отрежу ему язык.

Асылжан сказал то, о чем мы договаривались. Липовый тайник для отвода глаз недалеко от базы отдыха. Пять заколоченных ящиков с обернутыми кирпичами в черные пакеты. Сверху деньги напечатанные на хорошем принтере, а свёртки с белым порошком – обычная сахарная пудра. Азамат, хвала твоему мозгу за эту идею.

– Ну так забери и подавись. Котелково всё равно не получишь. Азамат не отдаст. Да и сами эти отморозки не будут под ментом. Ты же чёрт, – улыбаюсь сжимая зубы.

Расклад был такой: если меня накрывают, Азамат сразу встаёт у руля. Он умный и толковый. Все знают, что он всё решит, любой вопрос. Котелково кормит всю братву, город и ментов. Но самая большая доля – у нас. Конечно, все хотят этот жирный кусок, только хер. Сейчас задача Азамата удержать посёлок любой ценой. Он может пожертвовать даже мной – это тоже обговаривали. Но потом появилась Ксюша и этот момент мы подправили.

Ксюша не нужна им просто так. Они будут использовать ее, чтобы надавить на меня. Это получается, конечно. Но Кабиров не знает, что всё спланировано и просчитано на десять шагов вперёд. Я не учёл только, что они так рано нападут.

Азамат может толкнуть меня в пекло, но сначала – безопасность Ксюши. Я знаю, что он ищет её. И поэтому я тяну время здесь, пока Азамат делает то, что должен. Как вытащит её, потом всё остальное. Хоть сразу пуля, но Ксюша должна выйти из этого подвала.

Сначала она, потом я.

– Вот Юра правильно говорил, что ты ненормальный. Ты мог отдать этот сраный поселок и поехать на нары. Был бы там мышиным королём, – ухмыляется. – Но это, – обводит глазами комнату, – Закончилось бы. Или тебе нравится боль? Так скажи, я ещё жару поддам.

Юра-Юра. Юра Крест. Продал всех. И себя. В первую очередь свои арестантские понятия, за которые убивал других. И ментов, кстати, тоже. Ему вообще было до фонаря на людей, а сейчас… Что случилось? Да и похрен. Его грохнут может даже раньше, чем меня. Никто из них не останется безнаказанным.

– Юра твой тем более не получит Котелково. Ты мент, тебя сразу на хрен отправят. В прямом смысле, – хмыкаю. – А Юру за связь с тобой, предательство, там и похоронят, при въезде прямо.

Илья молчит, а потом срывается ко мне. Бьёт как грушу, стресс снимает. Но я только смеюсь. Громко, заливисто. Смех сквозь слёзы.

Ксю-ша, моя сладкая. Ещё немного, пожалуйста, потерпи. И я всё исправлю, все раны твои буду зализывать. Прощение вымаливать. Если выйду отсюда.

Но ты, обязательно будешь жить.

Глава 32. Ксюша

Этот день ничем не отличался от других. Хромой мужчина принес еду, через двадцать минут забрал тарелку и ушел. Я лежала с закрытыми глазами и вспоминала Батыра.

Мне казалось, чем больше я о нем думаю, тем… Сильнее он будет это чувствовать. Глупо, я знаю. Возможно его вообще убили, но где-то внутри тлела надежда, что он жив.

Иногда я плакала во сне и просыпалась от собственного хриплого крика. Мне было страшно, но это стало привычкой. Я просто смирилась с действительностью и ждала, когда меня пустят в расход.

За дверью всегда было тихо. Я даже не всегда слышала шаги мужчины, который меня кормил. Единственное, что было громким – это повороты ключа в замке. Дальше – разъедающая тишина.

Но сегодня что-то идёт не так. Сквозь дремоту я слышу топот и отголоски криков. Открываю глаза и смотрю в стену. Наверное, сейчас всё закончится? Да. Они пришли за мной, чтобы убить. Ведь именно так поступают со всеми, кто связывается с такими мужчинами как Батыр.

Эти отношения загораются как спичка и также быстро гаснут.

Сажусь, голова болит постоянно. Стараюсь не делать резких движений и не вызывать тошноту. У меня от рвоты болят мышцы живота и потом неприятно глотать.

Голоса становятся ближе. Глубоко вздыхаю. Вряд ли это будет страшнее, чем столько времени не знать, что с ним.

Мысли снова путаются. Вроде все умирающие перед смертью молятся. Я не знаю ни одной молитвы и я даже не крещеная. Отправит меня Бог в ад или всё же сжалится за этот сложный земной путь? Плевать. Пусть спасет Батыра хотя бы от мук, а я как-нибудь справлюсь.

За дверью щелчки, будто стреляют. Звук очень похож на тот, что был тогда в машине. Они заметают следы и убирают всех?

– Здесь! – слышу мужской голос.

Они открывают дверь. Сначала не могут попасть в личинку, а потом всё-таки дверь распахивается. Не хочу смотреть в глаза своей смерти, пусть сделают это быстро.

– Ксюша, – знакомый хриплый голос. Поднимаю голову. Азамат. У него что-то случилось с лицом. На левой щеке будто ожог, кожа как смятая бумага.

– Азамат? – голос срывается и я подгибаю ноги под себя.

– Всё хорошо. Можешь встать? – присаживается на корточки и я чувствую запах его свежего одеколона.

Он подаёт мне руку и я медленно встаю, голова плывет и я сразу же падаю. Азамат меня подхватывает и я вцепляюсь в его плечи ногтями, как за последнюю соломинку. Рыдания вырываются из груди. Азамат поднимает меня на руки и прижимает к себе.

– Всё хорошо, хорошо, – успокаивает, а я едва держусь в своем сознании. Снова тошнит.

– А Батыр? Где он? Азамат, пожалуйста, – пытаюсь слезть, но он не даёт.

– Пока живой.

Пока? Есть шанс, что он…? Слова застревают в горле, а слезы всё никак не останавливаются.

– Не смотри, – просит, когда мы выходим из подвала. Пахнет пылью и чем-то тяжёлым. Будто смог. Нос щекочет, а в лёгких оседает грязь. Сжимаю глаза сильнее, стараюсь ни о чем не думать. Но, конечно же, не получается. Мой Батыр, как же так.