Мертвые бабочки (ЛП) - Хайтауэр Лейси

— Твоя мама еще жива, Дерек?

Удивленный тем, что она не удостоила мое предложение денег высокомерным ответом, быстро отмахиваюсь от этой мысли, когда нить напряжения ползет по шее при упоминании матери.

— Нет. Она заболела вскоре после смерти брата и в итоге скончалась во сне. Она так и не смогла оправиться после его смерти, — открываю кухонный ящик, где иногда храню ключи от машины и тому подобное, и достаю из бумажника помятую фотографию.

— Это Далтон. Он умер в свой восемнадцатый день рождения.

Холодное волнение сжимает грудь, когда протягиваю ей фотографию, которую хранил в бумажнике с семнадцати лет. Кажется, только вчера мама фотографировала нас в день рождения. Коллаж до сих пор висит в прихожей папиного дома, как и всегда.

Господи, как же я по ним скучаю.

— Я должен извиниться за то, что набросился на тебя в тот вечер в Grub 'N' Jugs. Я перегнул палку.

Она поднимает взгляд: — С чего бы это? И что ты имеешь в виду?

— Последнее, что сказал мне Далтон, — увидимся позже. Возможно, ты не помнишь, но ты произнесла то же самое. Просто в тот вечер я был не прав, и за это прошу прощения.

Она снова смотрит на потрепанную фотографию: — Я помню это. А еще помню эти торчащие волосы. Я...

Какого хрена?

Я видел ее раньше. Но когда? И где? И почему не могу вспомнить?

В ее взгляде сквозит жгучая боль, словно она пытается мне что-то сказать.

— Кинли, я что-то упускаю? Мы уже встречались?

— Нет, не официально. Я просто однажды видела вас с братом на вечеринке. Но это было много лет назад, и ты вряд ли вспомнишь. В те дни я была блондинкой. Глупый период, который быстро пережила. К тому же я там пробыла там недолго.

Кто ты, дражайшая Кинли? И что ты прячешь за этими красивыми глазами?

Она явно встревожена и пытается уйти от ответа на вопрос. Черт возьми, не понимаю, почему это так сильно беспокоит меня. Но как я мог забыть встречу с этой женщиной? И почему до смерти хочу прикоснуться к ней?

Голод, необузданный и неподдельный, разжигает мою кровь, когда она подносит стакан к лицу. Прежде чем вино касается ее губ, дотрагиваюсь до ее руки, и эта непреодолимая потребность утешить ее пронизывает меня, словно какая-то неведомая инопланетная сила. Прежде чем успеваю произнести хоть слово, поворачиваю барный стул так, что она оказывается лицом ко мне, и встаю между ее ног. Скольжу руками вверх по ее бедрам, по изгибу талии, затем по округлостям груди к шее, пока нежные щеки не оказываются между моими ладонями.

— Кинли.

— Дерек.

— Не знаю, как я мог забыть, что видел тебя, но прямо сейчас мне чертовски сильно нужно поцеловать тебя. Это нормально? — в шоке от слов, сорвавшихся с моих губ, но, черт возьми, эта женщина меня возбуждает.

Она кивает, в ее зеленых глазах разливается жар, и я наклоняюсь, притягиваю ее губы к своим, ловя пальцами волосы. Целую глубоко, и член мгновенно начинает пульсировать, а звуки в голове затихают впервые за долгие годы.

Господи, как же это приятно.

Яростно хватаю ее за волосы, пульс учащается, а член ноет, но она отвечает на мое отчаяние и целует меня со страстью и рвением, с тихим мурлыканьем в горле, и эти великолепные сиськами упираются мне в грудь. Издаю стон, и ее руки ложатся на мою задницу и притягивают меня ближе.

— Дерек.

Каждая клеточка моего существа, жаждущая и наполненная жизнью, хотя была мертвой и скучной с подросткового возраста.

И все же она недостаточно близко ко мне.

— Боже правый, женщина, — оглушительный грохот раздается в моей груди, отдаваясь в шее, а в голове звучит мрачное предупреждение. Секс только спровоцирует еще больший секс. Потом она начнет задавать вопросы. Копаться в моих личных делах. Узнавать о тех аспектах жизни, к которым не могу и не хочу допускать. Ничего из этого не должно было случиться. Ни одно из этих чувств не должно было возникнуть.

Неохотно отрываюсь от самых сладких, самых теплых губ, которые когда-либо пробовал, и прижимаюсь лбом к ее лбу.

— Почему такая красивая, чувственная женщина, как ты, не замужем? Почему у тебя нет мужа, который любит тебя каждую минуту каждого дня?

— Замужем? Любящий муж? — ее губы растягиваются в неестественной вымученной улыбке. — Я никогда особо не задумывалась о браке и детях, если только не считать игру в дочки-матери с сестрой в десять лет. Подростковые годы убедили меня в этом.

Убираю волосы с ее милого личика: — Ненавижу, что у тебя было трудное детство.

— Да, ну, ты знаешь старую поговорку. Когда жизнь дает тебе лимоны.

— Думаю, нам обоим досталась своя доля дерьма, не так ли?

— Наверное, да, — отвечает шепотом.

— Милая, прежде чем все это зайдет дальше, ты должна кое-что понять. Я хочу тебя так, как никогда не хотел ни одну женщину. Я схожу с ума с тех пор, как увидел тебя. Но важно, чтобы ты поняла, что я не могу дать тебе никаких обещаний, даже если мой член окажется в тебе. И не потому, что не страдаю по тебе. Я страдаю. Господи, правда. Но моя жизнь не позволяет этого сделать.

— Мне все равно, Дерек. Обещания и брачные узы — не то, к чему мы оба стремимся, — отвечает идеальным, сладким шепотом. — Мы просто два взрослых человека, которые хотят познать секс друг с другом. Ничего больше. А теперь, пожалуйста. Перестань болтать и прикоснись ко мне, — в ее глазах светится желание, она берет меня за руки, кладет их на свою пышную грудь и ведет ниже, пока они не оказываются между бедер, раздвигая их. Это движение такое чертовски возбуждающее, что я едва не взрываюсь в этих спортивных шортах.

Кинли заставляет меня нарушить все правила, которые себе установил. Она пробуждает во мне отчаяние и темный голод, которые не позволял себе со смерти Далтона. Она красива. Умна. И за этим непоколебимым жестким характером скрывается мягкая, женственная, похотливая женщина. Хотя голоса в голове говорят мне отступить, пока не стало слишком поздно, я не могу. Мозг не слушает ничего, что не связано с ноющей жаждой в теле. Я хочу попробовать на вкус каждый дюйм ее плоти, узнать все ее достоинства и выявить все слабости. Я хочу, чтобы она умоляла о моем члене и молила позволить ей кончить. Я хочу, чтобы она вошла в свой кабинет с моим семенем, все еще сочащимся из каждого отверстия в ее теле. Моя. Я хочу, чтобы она была моей.

Полный пиздец.

Мои пальцы путаются в ее волосах. Жестоко. Безжалостно. Давая ей понять, как отчаянно жажду этого тела, но каким грубым могу быть.

— Ты действительно этого хочешь? Подумай хорошенько, малышка. Ты умная женщина, так что помни, что я тебе только что сказал.

Она вздрагивает, когда провожу кончиками пальцев по шелковистым локонам.

— Все, что я делала, это думала, — шепчет таким чувственным и женственным голосом, что у меня болит член. — Я взрослая женщина. Я знаю, чего хочу и в чем нуждаюсь. И это ты, так что не отталкивай меня. Не сейчас.

— Черт возьми, Кинли.

Срываю с ее ног ботильоны на каблуках, затем джинсы и трусики, опустившись на колени.

— Раздвинь для меня ноги. Я хочу увидеть каждый дюйм твоего тела, — руками касаюсь ее повсюду, пока целую внутреннюю сторону сладких, гладких бедер и нежную пизду, розовую и набухшую. — Сейчас я трахну тебя языком, пока ты не окажешься на грани, а потом остановлюсь.

Провожу языком по внутренней стороне бедра, пока не оказываюсь между ее ног, вдыхая аромат ее сладкого возбуждения.

— Дерек, — вскрикивает она, когда впиваюсь пальцами в ее бедра, и просовываю язык глубоко внутрь. Ее бедра выгибаются и бесстыдно двигаются, когда прикусываю ее клитор и трахаю языком, она стонет, издавая тихие звуки одобрения и подталкивая меня ближе. — О, Боже, — хнычет, — пожалуйста.

Она всего в нескольких секундах от грани, именно так, как я и хотел. И, Господи, как же я жажду почувствовать вкус ее оргазма и ощутить, как она трепещет у моих губ. И я это сделаю, много раз. Но пока поступаю так, как обещал, и отстраняюсь. Поцеловав внутреннюю поверхность ее бедра, встаю, беру ее за руку и веду в спальню.