Мертвые бабочки (ЛП) - Хайтауэр Лейси

Хотя эта женщина, вероятно, воспринимает меня как идеального мужчину с внешностью, деньгами и надежной профессией, ее теория далека от истины. Я просто должен найти способ скрыть свою несовершенную сторону.

Дерек

— Женщины — чертовски странные создания, — говорит Далтон с серьезным видом. — Я их просто не понимаю. И не уверен, что хочу пытаться.

Вглядываюсь в обеспокоенные глаза брата. Он борется со своей сексуальной ориентацией, но я уже десятки раз объяснял ему, что то, чем он занимается в своей личной жизни, никого, кроме него, не касается. Если им это не нравится, то пусть не смотрят, блядь.

— Не могу сказать, что виню тебя. То, что я знаю о женщинах, — что они непонятные существа, заботящиеся только о том, чтобы их покормили, напоили и позволили победить в споре. Тебе будет лучше без них.

Кинли хмурится: — Нет ничего лучше, чем сразу перейти к делу.

— Я человек прямолинейный, Кинли. Если бы это было не так, мой бизнес не был бы на высоте. Итак, почему ты здесь? Передумала насчет работы?

— Нет. Не передумала. Я здесь потому, что ты заплатил за мою машину, а теперь и за аренду. Это десятки тысяч долларов. Но когда я приглашаю тебя на дружеский ужин, чтобы поблагодарить, ты ведешь себя так, словно готов плюнуть мне под ноги, — она поднимает бутылку вина и наполняет стакан, из которого еще не отпила. — У тебя даже не хватило элементарной порядочности ответить.

Тянусь за потрепанной футболкой с символикой Woodstock, которая висит на одном из четырех барных стульев, и натягиваю ее на голову.

— Садись, — приказываю резче, чем намеревался, затем делаю большой глоток охлажденной воды и указываю на белые кожаных кресла с вращающимися спинками.

— И к тому же властный, — тихо бормочет она, но делает так, как я сказал.

Интересно.

— Думаю, могу посочувствовать женщинам, с которыми ты встречаешься.

Мгновение изучаю ее — эти редкие нефритовые глаза, маленькую ямочку на щеке, изгиб подбородка.

— Я не встречаюсь, Кинли.

— Или, похоже, очень часто убираешься на кухне, — указывает на тарелку и сковороду, сложенные в раковине, затем отпивает вина, ее губы такие красивые, розовые, пухлые, идеально подходящие для моего члена.

— Горничной тоже нет. Только уборщица, которая приходит раз в месяц.

Несколько минут она молчит, витая мыслями где-то далеко. И, наконец, спрашивает: — Кто ты, Дерек Киннард? Помимо мужчины, который во всех рекламных роликах выглядит обаятельным и заботливым, кто ты на самом деле? Что-то подсказывает мне, что в твоей истории есть нечто гораздо больше, чем ты показываешь.

— Я просто трудолюбивый человек, предпочитающий уединение, который не нуждается в посторонней помощи, когда может справиться сам. А что касается моей истории, то разве в большинстве наших историй нет чего-то большего? Хватит обо мне. Расскажите мне о себе и своей семье.

Она внимательно смотрит на меня, прежде чем ответить: — Моя семья, — произносит мягко, почти с сарказмом, — не совсем приятный разговор, — в ее глазах плещется обида, как у ягненка, которого нужно приласкать.

— Расскажи мне о ней.

С ее губ срывается жалобный стон, и у меня так и чешутся руки прикоснуться к ней.

— Ладно. Ты спросил, так вот. Мой отец исчез. Бросил нас, когда я была подростком. Оставил без гроша, так сказать. И у меня есть брат. Ну, был, или... на самом деле он мне не брат. Он сводный брат моего отца. Он переехал к нам, когда мы с сестрой были маленькими, и какое-то время мы росли вместе, считая его старшим братом. Я не уверена, что он вообще жив. Прошли годы с тех пор, как мы о нем что-то слышали, — в ее взгляде мелькают различные эмоции, смешанные с чем-то еще, возможно, с отвращением, и это навевает мрачные мысли о прошлом.

— Продолжай. Расскажи мне больше.

— Ты уверен?

— Увереннее не бывает.

— Отец был строгим человеком. Он был из семьи военных, поэтому у всех нас были обязанности по дому, расписание и все такое прочее. Какое-то время он работал в сфере страхования. В продажах. Не курил. Выпивал редко. Изредка выходил из себя. Просто работяга и человек старой закалки, когда дело касалось устройства семьи, — закатывает глаза. — Он не считал, что женщины должны работать вне дома, и любил, чтобы ужин был на столе ровно в семь вечера. Какое-то время мы жили как любая другая семья «синих воротничков». Выезды на природу по выходным. Поездки на ярмарку штата, в зоопарк, на пляж. А потом, — делает паузу, — все превратилось из прекрасного в ужасное. Папин брат связался с плохой компанией. Сначала это была просто травка. Хихикающий дым, как он это называл. Потом добавились таблетки, кокаин, аресты. Через некоторое время отец выгнал его из дома, начал играть на ставках и тратить ипотечные деньги в казино. Последнее, что я о нем слышала то, что он живет в трейлере в Оклахоме, — ее правый глаз едва заметно моргает, и снова этот уникальный зеленый цвет напоминает мне о чем-то, но будь я проклят, если знаю о чем.

— Должно быть, это было тяжело.

Она прерывисто вздыхает: — Да, но жизнь не всегда прекрасна, не так ли?

— Мне очень жаль, милая.

— Я научилась с этим жить. Жизнь продолжается, верно?

— Так и есть, — соглашаюсь я.

— Просто бывают... действительно тяжелые дни. Подозреваю, что это совершенно не похоже на твое воспитание в стиле Cleaver, где мать всегда в платьях и жемчугах, семейные ужины и дни, полные улыбок и позитива.

Поразмыслив, стоит ли отвечать на ее комментарий о моей семье, решаю, что сейчас не время.

— Ты занимаешься расследованиями. Ты когда-нибудь пыталась найти какие-нибудь зацепки по этому твоему дяде?

На ее лице появляется тревога, но исчезает так же быстро, как и появилась.

— Иногда, — прямо отвечает она. — Дело в том, что наши поисковые системы настроены только на людей, живущих в Штатах, так что если он покинул страну, у меня нет ресурсов, чтобы найти его. И не смейся, когда я это скажу, но с самого детства у меня возникают чувства — очень сильные чувства — по отношению к определенным вещам. Как бы безумно это ни звучало, обычно они подтверждаются, и я просто знаю, — говорит, похлопывая себя по груди, — что с ним случилось что-то темное и ужасное. Он не только растворился в воздухе, но и годами не проявляет активности в социальных сетях. Обычно это довольно хороший показатель.

— Кинли, если проблема в деньгах, я с удовольствием помогу тебе нанять человека, умеющего искать за пределами США, — черт, знаю, что облажался, предложив ей деньги сразу после того, как заканчиваю предложение. Но, черт возьми, я испытываю такую острую необходимость помочь этой женщине.

— Твоя мама еще жива, Дерек?

Удивленный тем, что она не удостоила мое предложение денег высокомерным ответом, быстро отмахиваюсь от этой мысли, когда нить напряжения ползет по шее при упоминании матери.

— Нет. Она заболела вскоре после смерти брата и в итоге скончалась во сне. Она так и не смогла оправиться после его смерти, — открываю кухонный ящик, где иногда храню ключи от машины и тому подобное, и достаю из бумажника помятую фотографию.

— Это Далтон. Он умер в свой восемнадцатый день рождения.

Холодное волнение сжимает грудь, когда протягиваю ей фотографию, которую хранил в бумажнике с семнадцати лет. Кажется, только вчера мама фотографировала нас в день рождения. Коллаж до сих пор висит в прихожей папиного дома, как и всегда.

Господи, как же я по ним скучаю.

— Я должен извиниться за то, что набросился на тебя в тот вечер в Grub 'N' Jugs. Я перегнул палку.

Она поднимает взгляд: — С чего бы это? И что ты имеешь в виду?

— Последнее, что сказал мне Далтон, — увидимся позже. Возможно, ты не помнишь, но ты произнесла то же самое. Просто в тот вечер я был не прав, и за это прошу прощения.

Она снова смотрит на потрепанную фотографию: — Я помню это. А еще помню эти торчащие волосы. Я...