Месть до первой крови (СИ) - Логинова Анастасия

   — Молодой человек, вы ведь из полиции, да?

   Это была она – Ангелина Сухарева. Максим ее уже допрашивал однажды и, конечно, помнил – что ни говори, но эти гламурные дурочки, типа Сухаревой, как будто из вредности сплошь красотки.

   Сегодня Ангелина была одета в простое темное платье, даже не была накрашена, а лицо выглядело исхудавшим. Впрочем, и сейчас она казалась Максиму очаровательной. И еще он подумал, что она, наверное, действительно переживает из-за смерти подруги – ему захотелось поддержать Сухареву.

   Пока эти мысли плавно созревали в голове у Максима, Ангелина что-то говорила и говорила – признаться, Федин так и не понял что. С ним такого ни разу не было!

   Он тряхнул головой и произнес вдруг первое, что пришло в голову:

   — Я – Максим.

   — Я знаю, мы с вами уже разговаривали, — чуть снисходительно напомнила она. — Меня можно называть просто Лина. Я хотела вас попросить не допрашивать пока родителей Натальи. Я знаю, это необходимо, но… вы же понимаете, как им сейчас тяжело? К тому же они вряд ли смогут чем-то помочь: Наташа очень мало с ними общалась в последние годы.

   Церемония началась, и Максиму с Линой пришлось отойти, пропуская процессию. Искоса он сейчас следил за Линой и вдруг понял, что они все – и он, и Осколова, и даже Катька – страшно в ней ошиблись. Вовсе она не пустая, и совсем не дурочка. И уж точно пачками никого не ест.

   — Вы знаете, мне здесь ужасно неуютно, — едва слышно произнесла Лина, — из моих однокурсников никого нет, представляете? Кто-то страшно занят, а кто-то вообще из Старогорска уехал после учебы. Она взяла Максима под руку и, не спеша, повела вглубь кладбища вслед за остальными.

   — Что же из вашего университета здесь вообще никого нет? – спросил Федин, с нежностью наблюдая, как ее рука уютно лежит на его плече.

   — Есть студенты из других групп… не знаю, может, Наташа с ними больше времени проводила. А из преподавателей никого. Что же вы хотите, она с таким скандалом оттуда ушла. Да, по правде сказать, Наташа ни с кем из коллег близко не сходилась. Кроме Веры Борисовны, конечно. А вообще у Наташи семейка та еще… Вон хотя бы ее мать, актриса. Наташа ее единственная дочь, о смерти ее она знала давно уже – Вера Борисовна ей звонила – а приехала только вчера вечером. Съемки у нее, видите ли. Да она и сейчас как будто роль играет…

   Виктория Леонидовна одета была во все черное, завершала образ маленькая шляпа с вуалеткой, и волосы были причесаны как раз под эту шляпку – с кокетливо свисающей у виска кудряшкой. Она то и дело красиво прикладывала к лицу белоснежный платок. Так же картинно, будто где-то в кустах пряталась камера, она принимала соболезнования от немногочисленных пришедших.

   — Бывший муж Наташи вообще не приехал, — продолжала Сухарева, — не понимаю, как так можно? Зато журналисты понаехали, — кивнула она на пару, стоящую чуть в стороне – девушку с диктофоном и мужчину с фотоаппаратом. – Я, Максим, хоть и сама журналистка, но мои коллеги такими беспардонными бывают… вот увидите, сейчас еще пойдут интервью у родственников брать.

   — А ее отец? – спросил Максим. — Он здесь?

   — Да, вон он с цветами стоит — только на похороны приехал, на один день. Он в США сейчас живет.

   Основную часть пришедших, как ни странно, составляли бывшие коллеги Натальи по редакции. Правда, очень заметно было, что они приехали не столько проститься, а, как и Максим, работать. Максим во время процессии стоял рядом с Линой, и та вполголоса рассказывала ему, кто есть кто. Легкомысленные студенты старались делать печальные лица, но, то и дело забывали, где они и, порой, из их кучки доносились нелепые смешки. Вера «поддерживала» мать Черных, а та, как и положено убитой горем матери, постоянно всхлипывала и не снимала чёрных очков, которые, по идее, должны были скрывать красные от слёз глаза. Михаил Черных негромко переговаривался по-английски со своей второй женой-американкой. Журналисты с камерой где-то на заднем плане делали репортаж с места событий. В общем, все говорили и думали о чём угодно, только не о самой Наталье.

   Когда церемония закончилась, и все поспешили к машинам, Виктория Леонидовна неожиданно сама подошла к Федину:

   — Вам, наверное, необходимо меня допросить? – спросила она, снимая очки и показывая искусно накрашенные глаза. – Это ваша работа, я понимаю – давайте присядем куда-нибудь.

   Лина, видимо догадавшись, что она лишняя, быстро попрощалась и ушла. Вообще-то контакт с ней, что называется, был установлен, так что со щекотливым заданием Максим худо-бедно справился. А с Викторией Леонидовной они присели на скамью у входа в церковь. Мать Черных рассказывала долго и подробно, правда не столько о дочери, сколько о себе. В результате, никакой новой информации в дело она не внесла. О чем говорить, если она даже никогда не знала человека по имени Александр Караваев.

      На стандартный вопрос: «Кто мог убить вашу дочь?» Черных аккуратно ответила, что не знает, но по тому, как она рассказывала о семейной жизни Натальи, и как она отзывалась о зяте – Георгии Люсове, Максим понял, что Черных-старшая уже вычислила убийцу.

   — Он всю жизнь ее преследовал, покоя не давал, – произнесла она. – Бедная моя девочка!..

      Под конец разговора Виктория Леонидовна, сложив, словно в молитве руки, попросила Максима найти убийцу её дочери. Федину даже неловко стало, подумалось почему-то, что Черных заучила эти слова из какой-то своей роли.

   Неплохо было бы еще поговорить и с отцом убитой, но тот с полицией общаться не торопился, да и, как и его бывшая жена, сказать что-то мог бы вряд ли, тем более что последние три года практически не появлялся в России.

   Уже покидая кладбище, Максим заметил мужчину – высокого и светловолосого, который направился в сторону нового захоронения. Федин раздумывал, не пойти ли следом, но мужчина, лишь бросив взгляд на могилу Черных, прошел мимо.

***

Лина беспокойно поглядывала на наручные часы и боялась, что Максим сейчас договорит с матерью Черных и подойдет к ней. Но ей повезло: серебристая «Вольво» плавно подъехала к воротам кладбища и остановилась рядом с ней. Открылась дверца:

   — Присаживайтесь, Лина!

    На заднем сидении устроилась женщина лет сорока – это и была Патрова Софья Павловна. Слышала Лина про нее многое, но вот увидеть довелось впервые. Она поспешно села в машину.

   Стекла автомобиля были густо тонированными, можно не опасаться, что их кто-то увидит вместе. Но Лина все—таки медлила с началом разговора.

   Отдельной историей было то, как она искала телефон Патровой. Если заглянуть в базу данных «Чайковки», то время бы это существенно сократило, но Лина имела веские причины в эти дни не появляться в редакции. Так что пришлось искать другими способами. Два вечера подряд она просиживала в ресторане «Сказка», пробовала спрашивать о хозяйке у метрдотеля, но тот делал вид, что не понимает, о ком она. Лина, конечно же, пыталась до нее дозвониться – в ресторане и «Старогорск-туре» каждый раз вежливо спрашивали Линин контактный телефон и обещали, что Софья Павловна обязательно перезвонит. И, конечно, не перезванивали. А вчера утром Лина решилась. Набрала номер туристической фирмы «Старогорск—тур», указанный в справочнике, и прямо секретарю заявила, что у нее есть информация, касающаяся редакции «Чайковского, 8» и известной Софье Павловне кассеты. Вежливая девушка, судя по ее голосу, ничего не поняла, но по буквам переспросила название редакции и все записала.

   Сухаревой перезвонили через пятнадцать минут. Конечно, это была не сама Софья Павловна, а ее референт. Мужчина спросил ее имя, телефон и попытался уточнить о кассете.

   — Об этом я буду говорить только с Софьей Павловной, — отчеканила Лина.

   Мужчина оскорбился и посоветовал ей бывать в «Сказке» во второй половине дня, возможно, однажды она застанет хозяйку. Лине ничего не оставалось, кроме как согласиться – она прекрасно понимала, что Патрова не станет бежать на встречу с любым, кто упомянет название «Чайковки». Однако ближе к вечеру того же дня ей снова перезвонили. Теперь уже это была сама Софья Павловна.