Мама для Одуванчика (СИ) - Коваль Алекс

— Ася… — пытаюсь поймать свою вредину и обнять, но она вырывается и закрывается в комнате. — Ася, доченька, открой, — стучу, но в ответ слышу только злое “уходи”. Вот и все.

Включил взрослого. Поиграл в воспитателя, Романовский? Совершенно очевидно, что один я уже не справляюсь. И не справлюсь. Этому вредному гному не хватает тепла. Женского тепла, которым Карина ее абсолютно точно обделила.

Отвратительное начало дня.

— Да? — слышу спустя непродолжительные гудки голос бывшей жены.

— Нравится тебе это или нет, через неделю в лагере праздник. И ты обязана на нем быть, поняла меня? — шиплю в трубке, пока мчу на запредельных скоростях в аэропорт, уже знатно опаздывая. На свое отражение в зеркале заднего вида даже смотреть боюсь, мало того, что с зеленой бородой, которую так отмыть и не получилось, так еще и взвинченный так, что, кажется, волосы на голове дыбом стоят.

— Ты совсем страх потерял так со мной разговаривать? Вообще-то ты мне никто и командовать права не имеешь, Романовский.

— Я твой муж, Карина! — рычу на мать Аси, сильнее сжимая руль.

— Мы в разводе!

— Покажи мне штамп в своем паспорте! — резко виляю рулем, чуть не въехав в впереди стоящий джип, матеря это утро на чем свет стоит.

— Штамп — это просто формальности. Да у меня нет времени таскаться и оформлять эту прорву бумаг. Мог бы ты эти делом заняться, — как всегда, съезжает с темы бывшая женушка. У нее времени нет, а у меня зато вагон, мать его!

— Я тебе позвонил, чтобы не о разводе поговорить. Наша дочь уже переходит все рамки в своем извечном умении бунтовать, Карина. Ей нужна мать!

— А мне нужен новый контракт! Ты хоть знаешь, о каких суммах идет речь, Влад?! Миллионы, понимаешь?! Я не могу упустить такую возможность. Вам придется справляться без меня.

Деньги, деньги, деньги. Для Карины всегда существовали только деньги и контракты. Вечная тема наших споров, постоянный триггер в наших прошлых отношениях. Сухой и холодный расчет — вот, что это было, а не брак.

— Мы выпускались из сада без тебя. Мы пошли в первый класс без тебя. Думаю, и выпускной, и свадьба нашей дочери тоже пройдет без тебя! — откидываю спину на сиденье и, на мгновение прикрывая глаза, потираю переносицу. — Знаешь что, дорогая, если на следующей неделе тебя не будет, можешь вообще забыть, что у тебя есть дочь. — Такое решение уже давно крутилось в голове, и видимо, пришло время его озвучить. — Если ты не включишься в жизнь ребенка — твоего ребенка, Карина! — то я запущу бракоразводный процесс и добьюсь по суду лишения тебя материнских прав.

— Ты совсем охренел, Романовский?! — тут же переполошилось собеседница, — это моя дочь!

— Но вспоминаешь ты об этом только, когда тебе выгодно.

— Ну и чего ты этим добьешься?!

— Лишу ребенка надежды на то, что ее безалаберная мать когда-то соизволит проявить к ней хоть каплю внимания и любви.

Дальше разговаривать не вижу смысла, да и времени с желанием нет. Бросаю трубку и на работу. Если на земле с самого утра такой хаос, то, может, хоть в небе мне удастся спокойно вздохнуть.

По крайней мере, по уставу отключить сердце и включить мозг.

А вечером… вечером, когда вернусь из рейса, обязательно снова позвоню Варе. И плевать, что девушка не хочет меня слышать. Я хочу. Объясниться и услышать ее голос.

Глава 22. Варя

После занятий Никита, как и обещал, ждет нас на парковке у школы.

Ася вылетает в числе первых из школы и, когда я сажусь к ним в машину, удивленно выдает:

— Мы что, теперь каждый день вас возить будем? — даже не грубо или обиженно, а слегка удивленно.

— Что ты имеешь в виду, Одуванчик? — оборачивается Никита, заинтересованно поглядывая то на меня, то на племяшку, а я при воспоминании, чем закончилась прошлая поездка, краснею, как рак, и отвожу взгляд.

— Не называй меня так при ней! — вспылила девчонка, а я чем дальше, тем больше понимаю, что идея была из рук вон плохая. Но отступать уже поздно. Я это заварила, мне и принимать удар на себя.

— Ась, — поворачиваюсь к дующей щеки ученице, — просто у нас с дядей Никитой есть для тебя небольшой сюрприз.

— Я не люблю сюрпризы! — воинственно складывает руки на груди Ася и смотрит на меня в упор. А мне-то и ответить ей на это нечего.

— Знаешь что, — наконец-то прерывает наши молчаливые гляделки водитель, — придется полюбить, маленькая госпожа, — заводит мотор, срываясь с места.

До конного клуба едем практически молча. Ася дуется так, что слышно ее недовольное пыхтение на заднем сидении, а мы с Никитой просто не находим общих тем для разговора.

Украдкой мне удается рассмотреть лицо брата Влада, и я не могу не отметить, что они похожи. Тот же профиль, то же упрямство. Вот только если с отцом Аси с самой первой встречи было комфортно и легко даже просто находиться рядом, тянуло оказаться в его обществе, то с Никитой чуть сложней. Как бы странно ни звучало, но он явно не мой типаж. Не мой характер и человек. Больше похож на Дениса. И по возрасту, и по отношению к жизни. Последний, кстати, замолчал. Может, у меня есть надежда, что скандал на парковке ему популярно объяснил, что жизнь свою связывать с ним не собираюсь?

При въезде под вывеску на территории клуба слышу возмущенное в своей адрес:

— Вы обещали не рассказывать! — от Аси, которая, как только мы припарковались, выскакивает из машины и топает ножкой. Было бы забавно, если не было бы так обидно. Ведь для нее же стараюсь, дурочка.

— Я обещала не рассказывать твоей маме или отцу. Но не Никите.

— Вы врунья! — выносит заключение Ася, а я только пожимаю плечами и накидываю на спину рюкзак, а на глаза солнцезащитные очки, так как солнце сегодня поистине жарит и светит на всю свою мощь.

— Ник, поехали домой! — кричит, пытаясь “вразумить” дядю, ребенок, но тому уже и самому, кажется, стало любопытно, и он почти на добрый десяток шагов ушел от нас в поисках администратора или кассы.

И когда парень уже скрылся за дверями административного здания, я не выдерживаю недовольного бубнежа.

— Хватит дуться, Ася! — поворачиваюсь к замершей у машины девчонке, — один день, ладно? Нет, не так! Всего пару часов не дуйся! Позволь себе улыбнуться и не видеть во всем происходящем злой умысел или способ тебя обидеть, — складываю руки на груди на манер ребенка и поджимаю губы. — Да, я тебе не нравлюсь. Да, я лягушка, — киваю, — но вот, посмотри, — машу рукой в сторону пасущихся на лугу разномастных и, несомненно, породистых коней. — Они же восхитительны!

Ася воровато оглядывается, но молчит. Возможно, мне удалось до нее достучаться? Хотя бы чуть-чуть. Помочь малышке раскрыться и перестать так негативно смотреть на этот прекрасный, яркий и чудесный мир.

— Да, у меня тоже всякое бывало, Ась. Тоже родители работали, и я тоже вредничала и злилась. И именно из-за этого я очень многое упустила. Знаешь, по-настоящему меня понимала только бабуля и однажды, когда я надумала дуть губы у нее в деревне, она съездила мне веником по попе и сказала, что с такими щеками сейчас воду из колодца таскать буду, — вспоминаю, а сама тихонько посмеиваюсь. Как же я соскучилась по родной деревеньке! По пению петуха с утра и парному молоку. Речке, что буйно течет рядом, и бабуле, что всегда накормит, расцелует, ну, и если необходимо, выдаст порцию мотивирующих люлей.

— Правда? — наконец-то отмирает Ася, — прям веником?

— Да-да, — машу головой и тяну руку. — Давай, малыш, всего денек. А завтра обещаю, что ты можешь снова начать на меня дуться. На меня, на Ника, и на всех остальных.

Минута, две, ребенок недоверчиво поглядывает на мою протянутую ладонь и в итоге отмирает.

— Ладно, — хватает меня за руку, а мне хочется подпрыгнуть от радости, что получилось! — показывайте мне своих лошадей.

— Вот и отлично. Обожаю это дело!

— А я читала… — Ася пускается в любопытный рассказ о том, как живут, чем питаются эти величественные и прекрасные создания. А я и сама уже в душе ликую, как маленький ребенок.