Аксель. Новая жизнь (СИ) - Зимняя Марина

Я вцепилась в ручку мертвой хваткой и отпускать ее не намерена. Это мой последний шанс. Направляясь к окну я осознавала, что нахожусь всего лишь на втором этаже. Но даже если бы этаж был не вторым, а десятым, я все равно бы вышла в это окно. Лучше так, чем добровольно отдать себя на растерзание этим ублюдкам.

— Мне больно! Отпусти! — ощущение, будто бы с меня снимают скальп. Кожу жжет, слух обострился, и мне кажется, что я слышу, как отдельные волоски с треском вырываются из головы.

— А ты, оказывается, строптивая кобылка! Так даже интересней! Ничего… Я тебя быстро объезжу. Через час, как шёлковая, будешь катать всех желающих…

Я резко отпускаю ручку, подаюсь назад. Его захват слабеет. Изворачиваюсь и зубами вгрызаюсь в его предплечье.

— Сучка! — орет, отпуская мои волосы. Матерится, потирая место укуса. Смотрит на меня разъяренными красными глазами. Я нащупываю что-то на тумбочке и со всей силы бью его в висок. Он падает... Из руки выпадает пепельница и с тяжелым грохотом приземляется на пол.

Я его убила! Неужели я его убила! Набатом звенит в моей голове. Мое тело бьет мелкий озноб. Смотрю на обмякшую тушу, лежащее у моих ног. — Нужно проверить пульс, — говорит во мне разумный человек. Но я не хочу прикасаться к нему даже носком своих туфель. Не раздумывая больше ни секунды, я задираю узкое платье повыше и поднимаюсь на подоконник. Распахиваю окно. Не мешкая, скидываю лодочки с ног прямо на землю. Смотрю вниз. Двор хорошо освещен искусственным освещением. Прикидываю высоту: до земли метров пять... Между первым и вторым этажом есть небольшой выступ. Перелезаю через подоконник, становлюсь на выступ ногами. Камень, которым облицовано здание, шершавый. Мне без труда удается зафиксировать босые ступни на нем. Разворачиваюсь. Тело само группируется для прыжка. В таких стесненных условиях сделать его довольно сложно. Но я делаю и через доли секунды уже лежу на земле, судорожно шаря руками вокруг себя в поисках очков. Нахожу их быстро. Они слетели с лица в момент приземления. К счастью, они не разбились вдребезги, лишь только треснула правая линза. А вот телефон, находящийся в сумке, разбился. Падая, сумка плашмя приложилась о тротуарную плитку. Ноги гудят. Я отсушила их во время приземления. Правый бок покалывает. Платье разорвалось сзади по разрезу. Я собираю туфли, разбросанные неподалеку. Через главный вход мне не выйти. Уйду через задний...

***

Я беспрепятственно перебралась через забор, за которым расположился темный лес. Минут пятнадцать мне пришлось повилять по территории. Гостиничный комплекс состоит из множества зданий. Я чуть было не нарвалась на компанию, шумно проводящую время около бассейна. Это другие люди. Они вряд ли имели отношения к тем, с которыми мне не посчастливилось сегодня пообщаться, но попадаться им на глаза было бы глупо, учитывая мой красноречивый внешний вид. В один момент возникли мысли попросить у них помощи, но я быстро отогнала от себя подобные думы. Компания была явно нетрезвой. Вдруг они такие же ублюдки. Я аккуратно обошла этих людей и покинула территорию, не явив никому своего присутствия.

По дороге идти опасно. Возможно, они уже ищут меня. Пойду лесом. А точнее побегу. Кто знает, как быстро они обнаружат тело. Я уже внушила себе, что я убила его. Что странно, в моем сердце ничего не екнуло. Я несколько раз мысленно произнесла, что я убийца, но в моей душе не пошевелилось ничего, кроме горечи и обиды на Машу. Да какая обида! Она ведь продала меня! Продала! Раньше в моем сердце не было места ненависти. Много раз меня обижали в школе. Много раз Диана пыталась причинить мне боль. Но я никогда не испытывала к своим обидчикам ненависти. Призрение — да! А ненависти — нет! С годами я поняла, что жалею всех этих людишек, которые пытались самоутвердиться за мой счет. Они всего лишь хотели казаться круче, остроумнее, сильнее... Никто из них не вызывал в моей душе ничего, кроме жалости. Благодаря Маше теперь и чувство ненависти стало мне знакомо.

Я решила, что как только доберусь до города, сразу пойду в полицию и расскажу обо всем. О том, как меня продала за сто тысяч лучшая подруга. О том, как я умоляла этих ублюдков отпустить меня. И о том, как в отчаянии пробила голову той сволочи, которая собиралась заставить меня отработать заплаченные Маше деньги.

Я бежала по лесу, ступая голыми ступнями по мокрым истлевшим листьям, осыпавшимся с деревьев прошлой осенью. Я потеряла счет времени, и просто бежала, бежала, бежала.... Однако мой физический потенциал оказался небезграничным. В конце концов, я устала. Обессилив, рухнула на сырую землю. И снова счет времени был потерян... Я лежала на мокрой холодной земле, пахнущей гнилью и плесенью, и снова рыдала. Рыдала также, как недавно в гостинице, умоляя охранника отпустить меня.

Слезы хлынули обильным потоком. Этому потоку удалось прорвать небольшую искусственную дамбу, сооруженную мной же некоторое время назад. — Я убийца! Я его убила! Я сяду в тюрьму! Я убийца… — губы сами шептали мне приговор. Бедный папа! Как хорошо, что бабушка уже никогда не узнает, что ее внучка убийца. Даже если она придет в себя, она не поймет… Хоть бы не поняла!

Я рыдала до тех пор, пока мой слух не уловил вибрацию телефона, находящегося в сумке. Я подтянула ее к себе, достала трубку. На разбитом дисплее горело имя человека, которого я никогда не прощу. Маша отзвонила раз, потом начала звонить повторно. В горле пересохло. Мое тело ощутило холод, окутывающий меня своим покрывалом. Я села, облокотившись спиной об ствол шершавого дерева. Смахнула зеленый значок в сторону, приняв вызов.

— Уля! Улечка! Ты слышишь меня? Я еду обратно! Я тебя заберу! Уля!

— Я тебя ненавижу, тварь… — произнесла я и сбросила вызов.

20

Только сейчас я начала приходить в себя. Этот звонок словно пробудил меня от морока в котором я находилась. Когда я покидала территорию гостиницы время под паутиной трещин на дисплее телефона, говорило о том, что приближалась полночь. Сейчас без трех минут час. Выходит, я бежала по лесу немногим меньше часа. О чем я думала? Я бежала вглубь леса совершенно не осознавая того в каком направлении мне необходимо двигаться. Мне нужно было держаться трассы, не выходить на дорогу, но бежать в направлении города.

С осознанием этого я по-другому увидела пространство вокруг себя. Темная чаща теперь не казалась местом моего спасения. Встала на ноги, которые пронзила острая боль. Я не чувствовала этой боли. Я чувствовала только тошноту, холод и усталость. Боли не было... Пальцы сами забегали по дисплею в попытке включить фонарик. Яркая вспышка осветила мои разбитые колени. Кровь, стекавшая по голени левой ноги, уже засохла и являла собой отвратительную картину. Рассматривая это ужасное зрелище, я бросилась проверять свои ладони. От увиденного тело моментально бросило в жар. Я стесала кожу рук во время приземления на шершавую брусчатку. Внутренняя сторона ладони представляла собой сплошную гематому с ободранной кожей.

Дыхание участилось, пульс начал разгоняться с бешеной скоростью. Сердце замолотило отбойным молотком, пытаясь пробить ребра и выскочить наружу. Боже мой… Что же мне делать? Я заметалась из стороны в сторону. Попыталась сконцентрироваться и расслышать гул машин на дороге. Здесь должна быть дорога. Не менее получаса мы ехали по трассе, с двух сторон обрамленной лесом. Как мне понять, в какую сторону идти?

Лес тут же отозвался на думы в моей голове, но не ответам на этот вопрос, а уханьем филина. Тяжелая птица пролетела надо мной, размахивая своими широкими крыльями. Движение воздуха, разогнанного крыльями этой махины, тут же рассыпало мурашки по моим голым предплечьям и ногам. Я присела на присядки и обхватила голову руками. Все новые и новые звуки стали рождаться из тьмы вокруг меня. Треск ветки. Падающий желудь. Шуршание листвы. Стрекотание насекомых. Чьи то голоса. Все! Мое сердце оборвалось...

Прислонилась спиной к широкому стволу старого дерева. Вросла в него всем телом, затаила дыхание. — Папа, бабушка, я так сильно вас люблю, — губы зашептали беззвучно. А что, если я никогда их больше не увижу? А что, если я никогда больше не увижу Акселя!