Испорченная кровь (ЛП) - Кенборн Кора

- Смок заморочил ему голову. Я разберусь с его неподчинением позже.

Мой взгляд возвращается к Лоле. И снова моя верность подвергается испытанию. Я не выпущу Талию из своих объятий — она моя жена. Но Лола - моя сестра.

Словно прочитав мои мысли, Грейсон садится рядом с Лолой. Принимает решение за меня. - Иди, позаботься о Талии.

- Она моя семья.

Он кивает на внедорожник перед нами. - И она моя. Это делает нас квитами.

После двадцатичетырехчасового объезда частной больницы во Флоренции для проведения экстренной операции на ноге Талии и ночи, проведенной на кислороде для всех нас, мы наконец направляемся обратно в США.

Потребовалась всего пара миллионов долларов, чтобы убедить двух врачей лететь с нами обратно. Никто из нас не избежал ранений, но в основном они поверхностные, с последствиями вдыхания дыма и парой пулевых отверстий для пущей убедительности.

Травмы Талии были самыми тяжелыми. Инфекция в ее ноге граничила с сепсисом. Другие ее раны были не такими серьезными, но такими же жестокими. Она еще не пришла в сознание.

Autodefensa².

Я сбился со счета, сколько швов понадобилось Лоле, чтобы закрыть все собачьи укусы у нее на руках.

А третья девушка?

Потребовалось немного покопаться, но пропавшая принцесса американской мафии не остается незамеченной в наших кругах, особенно та, которую украли с нашего собственного заднего двора.

ЭрДжей сидит на сиденье рядом со мной, вырезая воронки на двери кабины.

Поднимая бокал, я делаю большой медленный глоток. - Как долго?

- Не начинай, бормочет он.

- Как давно ты встречаешься с дочерью Джанни Маркези? Его молчание усиливает мой гнев. - Как долго ты трахаешься с Доном из Нью—Джерси?

- С тех пор, как Лола пересекла границу.

Это не тот ответ, которого я ожидал. - Полтора года ?

Его взгляд поворачивается в мою сторону, обжигая меня обвинением. - Ты действительно собираешься читать мне лекцию о переходе линии фронта, Санти?

- Да. Потому что случается такое дерьмо, как это, - я указываю на заднюю спальню, где отдыхает Талия. - Люди страдают, когда враги не ведут себя по-хорошему.

- Маркези и Каррера не враги.

Я смотрю на него поверх края своего бокала. - В лучшем случае, это прохладный союз. Не красьте пулю в красный цвет и не называйте ее розой.

- Ты жалеешь о своей красной пуле?

Я стискиваю зубы, его вопрос застает меня врасплох.

- Я так и думал, бормочет он. - Ты беспокоишься о своем выборе, а я буду беспокоиться о своем. Поднявшись на ноги, он шагает к передней части самолета и исчезает в кабине пилотов.

Кресло пустует целых тридцать секунд, а затем Эдьер Грейсон приглашает себя занять его. - Какова его история?

- Отрицание. И это не твое гребаное дело.

- Твои дипломатические способности оставляют желать лучшего, Каррера, - холодно говорит он.

- Так мне продолжает говорить моя жена. Я ловлю его взгляд на бутылке, стоящей между нами. - Текила "Великий патрон Аньехо Бурдеос" Каррера особенная.

Я не жду, пока он спросит. Наливая ему бокал, я толкаю его через маленький столик, разделяющий наши места.

- Получше, - замечает он. - Хотя я ненавижу текилу.

- Перестань быть таким слабаком.

Стиснув зубы, он берет стакан со стола и, опрокинув его, осушает одним глотком. — Нам нужно поговорить о Лоренцо...

- Оставь это. За последние два дня я достаточно наслушался о Вильфоре . Наши картели вели двадцатилетнюю войну. Эта война все еще будет здесь завтра .

Встав со своего места, я направляюсь в хвост самолета, в маленькую спальню. Итальянский врач поднимает взгляд от установки капельницы. Он почтительно кивает в знак приветствия, прежде чем быстро удалиться.

Талия свернулась калачиком на боку. Она вся в синяках и слабая, но чистая и одета в красную шелковую ночную рубашку, которую я нашел для нее во Флоренции. Красный напоминает мне о ней. Этим цветом оттеняются все важные события в нашем коротком браке.

Цвет крови.

Ненависть.

Страсть.

Любовь?

Я сажусь на край кровати, провожу пальцем по ее щеке, прежде чем лезу в карман за надеждой, за которую цеплялся последние несколько дней.

Поднимая ее левую руку, я надеваю обручальные кольца обратно на безымянный палец.

Где им самое место.

-Muñequita, шепчу я, прижимаясь губами к ее лбу. - Я ждал десять лет, чтобы рассказать тебе историю. Это о том, как тринадцатилетний мальчик пожертвовал своей верностью ради твоей невинности. Очнись, Талия. Я хочу услышать историю о том, как королева пожертвовала своей невинностью ради верности.

Глава пятнадцатая

Талия

Девять дней спустя

Надежда уплывает.

Потери уменьшаются.

Но выживание?

Она как стоячая вода между ними — невесомая женщина, которая не может двигаться вперед по течению, но слишком боится встретиться лицом к лицу с бурными океанами своего прошлого.

Прямо сейчас она заключена в кокон из белых простыней без желания куда-либо идти. У нее больше нет желания почти ни к чему.

Я не хочу чувствовать.

Я не хочу видеть.

Я просто хочу быть парящей в этой постели, пахнущей ложью и забытыми обещаниями.

Прошло девять дней с тех пор, как нас с Лолой спасли. С тех пор, как небольшой городок на вершине холма в северной Италии был уничтожен огнем и яростью картеля. После спасительной операции во Флоренции по спасению моей ноги, а затем долгого-долгого перелета обратно в Америку...

По крайней мере, так мне сказали.

Я, конечно, ничего этого не помню. Все это время я была без сознания. Я узнала подробности от Эллы, которая лежит рядом со мной почти каждый день и каждую ночь, гладит меня по волосам, шепчет о своем тепле и утешении так нежно, что я бы заплакала от этой красоты, если бы у меня еще остались слезы.

Я никогда не узнаю ее. Я никогда не реагирую. Я крепко закрываю глаза, чтобы отвергнуть жизнь, которая мне в данный момент неинтересна. Хотя я знаю, где я нахожусь. Я чувствую это. Я снова в его комнате. В его постели. Окна от пола до потолка манят меня видом на горизонт Нью-Джерси.

Это не дом.

Это не ад.

Это просто...застой.

На десятый день вода покрывается рябью. Все начинается с того, что сигаретный дым окутывает мои чувства своим едким ароматом. Это продолжается с таким до боли знакомым присутствием, что мои веки распахиваются сами по себе.

Сейчас ночь. У окна виден силуэт мужчины, темное пятно на фоне неоновых вывесок. Я слушаю его яростный вдох, за которым следует долгий, медленный выдох, наблюдая, как янтарный огонек его сигареты поднимается вверх и вспыхивает, как сверхновая, прежде чем снова опуститься рядом с ним. Он повторяет это движение несколько раз, уравновешивая свое молчание взвешенными взглядами и историей, прежде чем, наконец, заговаривает.

- Не возвращайся туда, muñequita, грубо говорит он. - Пока нет. Побудь со мной немного.

Muñequita?

Где я уже слышал это имя раньше?

- Где Элла? - хриплю я. - Мне нужна Элла.

Он делает паузу. - Насколько мне известно, твоя сестра в Нью-Йорке.

- Колледж, шепчу я. — Она...?

- Понятия не имею. Позвони ей. Валяй дурака. Я слышал, она отчаянно хочет поговорить с тобой, но сделай это в свободное время. Меня интересует только одна из дочерей Сантьяго.

Я не в настроении выслушивать насмешки. Я поворачиваюсь к нему спиной только для того, чтобы обнаружить, что матрас прогибается прямо рядом со мной.

- Поговори со мной, Талия.

- Я не разговариваю с лжецами.

- А как насчет человека, который жил в аду с тех пор, как тебя похитили?

Его признание заставляет меня моргнуть. Здесь, в темноте, клянусь, я чувствую его боль, как свою собственную. Но Санти Каррера не чувствует боли. Он знает только, как это дать.