(не) Молчи (СИ) - Прим Юлия

Убирает руку, подчиняясь запрету. Плавно обходит детскую кроватку, перемещаясь ближе к двери. И ко мне, одновременно. Кровать не имеет высокой спинки. Она опущена вниз. На максимум. Для удобства. Я всегда просто перелезаю поверх.

— Два года назад, — против воли заставляет обращаться вслух, проговаривая фразы чётко, но слишком тихо. — В этой самой комнате ты стала моей женой. Перед Богом. И перед всем, что могло стоять за нашим знакомством. Перед нашим ребенком, который просто не мог не родиться от этого союза… Ты приняла моё кольцо. Дала обет меня ждать. Сама. Ветерок. Добровольно стала моей. Полностью и всецело. Как и я, до последнего вздоха, проклят тобой. Этот приговор ни отменить, ни обжаловать и уже ничем не исправить.

Подбирается слишком близко. Зажмуриваюсь, не двигаясь с места.

Выпаливаю привычное:

— Же-нь…, — и резко вздрагиваю. — Мне рассказали…

— Не спотыкайся, — неминуемо прикасается ко мне горячей рукой. Рисует узоры по щеке, собирая выбитые пряди за ухо. Я неумело собрала в пучок всё, что осталось от былого великолепия.

— Это моё второе имя. Там многим проще, привычнее.

— Ты его убил, — шепчу, не веря, что смогла это озвучить.

— Приблизил неминуемый исход. Все мы рано или поздно умрём, — философствует со вселенским уклоном. — На Озерцова поступил заказ. Если бы не взял, то исполнитель мог зацепить и тебя. А я бы хотел с тобой завершить этот путь не сегодня, на пять, шесть десятков попозже.

— Я уже не люблю тебя, — заявляю резонно. Поджимаю губы в виде железного аргумента.

— Любишь, — оспаривает кратким поцелуем по моим плотно сдвинутым. — После рождения сына ещё больше любишь, чем прежде. Ты сегодня даже не плакала по «почти что мужу», а я с тобой сотни раз умирал. И слёзы твои видел. Чувствовал.

— Не люблю, — тараторю упрямо.

— Мирочка, девочка моя, — вздыхает, словно успел устать объяснять мне избитые истины. — Я всегда попадаю в цель. Я меткий. Очень. Самый. Иначе бы не был сейчас рядом с тобой. И с любовью в тебя я попал. Сам. И тебя подсадил. Загнал в сердце так, что теперь и не вытащишь. Если бы только мог остаться тогда с тобой…

— Ты ушёл, Жень…, — мотаю головой, скидывая со щек его пальцы. Неминуемо возвращаюсь к сыну, проверяя взглядом дыхание.

— Я подписал контракт за сутки до нашего знакомства. Его уже нельзя было отыграть назад. А через пару дней попросту испугался, что могу сдохнуть и не оставлю рядом с тобой ничего после себя.

Зажмуриваюсь и мотаю головой, отгоняя мысли, образы и энергетику всех тех дней.

— Я любил этого ребенка за сотни дней до его рождения, — выводит он запоздало слова, которые я когда-то ждала. — Любил тебя. Все эти годы. И ждал. Новостей. Ежедневно.

— Они хотели убить моего мальчика, — выпаливаю отрешённо. — Все. Вокруг. Ругались на меня. Сильно. Мне оставалось лишь плакать и молчать. В конце концов от меня просто отстали.

— Мира, с кем ты там разговариваешь? — приоткрывает дверь мама и моё сердце ухает вниз, а потом разгоняется ни в себя от испуга.

— С Женей, — выпаливаю наблюдая, как темная мужская фигура едва ни слилась со стеной. Но, если добавить света его станет вполне возможно увидеть.

— Тебе плохо? — кратко осведомляется мама.

— Нет. Да. Нормально, — запинаюсь и подаюсь вперёд. — Хочу спать. И побыть одна. Пожалуйста.

— Забрать Женечку?

— Если можно, — киваю, а сама уже беру сына на руки. Стараюсь не разбудить. Прижимаю к груди. Крепко.

— Я боюсь оставаться с ним наедине. Сегодня слишком сложно. Таблетки…

Мама принимает ребенка на пороге спальни и молча уходит, позволяя закрыть дверь. А потом и вовсе тихо, плотно припереть её без зазоров.

— Верни фамилию. Это не повлияет на получение наследства, — первое, что слышу в кромешной темноте после света. Мужские руки без позволения начинают блуждать по моему телу. Не противостою. Позволяю случиться.

— Скажи, что хочешь носить одноименную с сыном. Ты же мой мирный ветер. Мой глоток свежести в этой жизни, — шепчет, загоняя мой разум в ловушку. Без сына эта комната вновь покоряется его напору. Одежда оказывается на полу. Внутренний хаос выходит наружу.

— Да? — хрипит в ухо, подлезая пальцами под белое кружево.

— Да, — отзываюсь в ответ. Сейчас «да». А что будет дальше…?

— Свадьба у тебя была бутафорская, — усмехается моя погибель. — Зато первая брачная будет что ни на есть настоящей.

2. Романс

Мира

Каждая женщина, после ночи любви в объятиях своего мужчины, восстает словно Феникс из пепла, а я наоборот умираю. Потому, что ощущаю: он больше не вернётся. Вот так. Просто. Не сможет быть со мной рядом. С нами…

Не хочу даже думать какой процент правды мне вчера про него рассказали.

Утро. По ощущению. Сын до сих пор просыпается по часам. Сейчас около четырёх. Женечка вот-вот должен заплакать.

Солнце ещё не подало первые признаки пробуждения. Всё углы комнаты тонут во мраке, а душа и вовсе заволочена тьмой. Пустотой. Которая неизменно наполняет меня после каждого ухода его отца. И всё ожившее, и светлое внутри, сейчас кажется нереальным фантомом. Призрачным шлейфом. Ошибкой. Очередной.

Я вполне бы могла её избежать, но сдалась. Ему. Как и прежде. Даже не попыталась опротестовать его появление в нашей жизни.

Стоило почувствовать его запах. Вдохнуть, расперев лёгкие до предела. Разбудить все спящие рецепторы. Наполнить информацией каждую клеточку… чтобы прийти к мысли:

«Назад пути нет. Плевать на всё, за границами этой комнаты. Здесь вновь. Только мы. Вместе. А не разделенные болью я и он».

Шёлк волос между пальцев. Крепкие мужские мышцы, сжатые в кулаках. Звуки. Похороненные в его горле.

Никаких разговоров. Больше. Только стон, освобождающий душу. Только прикосновения друг к другу. Подушечки пальцев, бьющие знакомыми токами. Дыхание. Рассказывающее о том, как истосковалась без его нежности, ласки.

Моё тело, до сих пор наполнено ощущением мужского присутствия. Сладко ноет по каждому прикосновению его умелых пальцев. Вспыхивает там, где чаще всего базировались поцелуи.

За минувшие годы я успела убедить себя в том, что Женька вовсе не уникален. Просто первый, которому я приписала слишком много хороших качеств! И всё это наслаждение рядом с ним, стоны, крики — такое легко испытать с другим. С любым. Да каждым вторым в кого только ни ткни!

Нет. Очередной пункт насчёт него, в котором я ошибаюсь. То, чем накрывает рядом с отцом моего сына, больше ни с кем недоступно. Он одним присутствием или упоминанием о себе заставляет моё сердце стучать, как у загнанной лошади.

Миша старался подойти ко мне ближе, но не продвинулся в межличностном и на метр. Между ним и Женькой растянута бесконечная пропасть. Сравнивай — без толку. Этой свадьбой я тщетно пыталась закрыть свою глубокую дыру. Ту, что оставил мой первый, единственный…

Сейчас любое упоминание о новых отношениях ощущается камнем, брошенным в Гранд каньон. В то время как этой ночью тот, кого до сих пор неизбежно люблю, смог залатать меня полностью. Только в его объятиях я обрела свою целостность. А сейчас… Она ещё больше разрушена.

Устало зарываюсь в подушку лицом. Привычно обнимаю её руками. Психологи не зря утверждают, что это жест тех, кто обделён в настоящем любовью. Меня ей действительно, с лихвой обделили. Лишили. Как составляющей.

— Миша, Господи, смогу ли я простить себе твой уход…? — шепчу, подменяя понятия и натыкаюсь пальцами на какую-то связку, что спрятана под подушкой.

Вытаскиваю. Нервно включаю ночник на стене.

Сердце вновь ни в себе. Стучит так, словно разнесет в щепки грудную клетку.