(не) Молчи (СИ) - Прим Юлия

Я помню этот почерк. Слишком хорошо помню. Короткие записки. Стихи. Признания. Всё, чего не осталось на память. Женька их сразу сжигал. А пепел пускал по ветру и приговаривал, что нет ничего дороже воспоминаний. Человек жив, когда ощущает и помнит…

Вытираю слёзы, и считываю послание:

«Ты мой остов спокойствия в этом мире.»

Эта фраза значится поверх стопки писем, плотно перевязанных вместе холщовой верёвкой. Сколько их там? Штук двадцать, тридцать. Сразу так и не скажешь.

Дёргаю узел. Царапаю до крови пальцы. Тяну. Не чувствую боли. Разрываю связку, оставляя на бумаге следы.

Верхний конверт и цифра: один. Далее кучка пронумерованных до двадцати семи. Ни адреса. Ни подписи от кого и кому. Лишь потёртая бумага, словно ее долго носили с собой. И клейкая лента на каждом конверте — не востребованная.

Открываю. Пальцы трясутся. Внутри рукописное письмо и фотография. С неё на меня смотрит потерянная девчонка со странным взглядом. Пронизывающим до самых костей. Это я. В первый раз, когда увидела Женьку… Как не стараюсь, а не могу назвать его иным именем. Не сходится с воспоминаниями. Не стыкуется с настоящим. Оно принадлежит тому, кого ищут, а не тому, кого я вновь нашла.

«Помнишь?» — прописано сзади на снимке.

— Помню, Жень, — отзываюсь, глотая слёзы.

Растираю соль под глазами и шепчу в пустоту:

— Всё помню. Будто этот день был лишь вчера. И как бы я не была зла на тебя или чего-то недопонимала… Я бы повторила. Бездумно и безудержно. Как тогда. Я бы вновь ошиблась тобой… Я бы… Каждый раз умирала без тебя. Чтобы с твоим приходом воскреснуть.

Глава 1

1. Это по любви

Два года назад. Город N. Точка кратковременного пребывания перед отбытием дальше

Женич

— Привет, — паркую походный рюкзак на мыски берцов и пожимаю руки друзьям.

Они привычно оккупировали скамейку в одном из городских парков. Пятничный вечер. Народ отдыхает: кто от работы, кто от учебы, а кто уже от семьи.

Двадцать один. Некоторые чуть старше. Много или мало для всего вышеперечисленного? Как по мне, так достаточно. Правда, за моими плечами считай нет ничего из описанного. Школа до девятого в этом дружном составе. Колледж на механика. Армия.

В то время как другие поступали выше или прятались за белыми бумажками с красной печатью: я доказывал в учебке, что сто́ю большего, чем значится в стандартной карте призывника.

Показывал на практике выносливость, силу и меткость. Накручивал личный счётчик прыжков с парашютом. Удерживал на перевес автомат. А приземляясь, без промедления убирал нужные цели.

— Женич! — налетает Филатов, умник и программист, которого от службы спас ВУЗ, а далее ловко отмажет мама, пристроив на теплое место при оборонном заводе.

В моём случае подобных поблажек ждать было не от кого: мама — учитель русского языка, после смерти отца перешла по распределению работать в соседний поселок, папа — офицер, награждённый за доблесть. Посмертно.

Филатов, как и прежде чрезмерно добр и весел: гордо вручает мне в руки банку со своим недопитым пивом, а сам тянется обнимать за простои:

— Два года ни слуху ни духу! А тут явился! Одни только плечи уже шире в два раза! Мужик! По форме!

Краем глаза замечаю притихшую компанию, что расположилась почти напротив. Между нами асфальт в пару метров. Их лавочка слегка на скос.

Мажу взглядом по кучке из восьми человек. Моложе нас. Зелёные. Нынешние выпускники старший классов или быть может колледжа. Прохожусь кратким прицельным по всем и уже привычно оцениваю.

Подсознание ещё не работает в штатном режиме. Оно заточено на быстрый и точный сбор информации. Или ты, или тебя. Палец на невидимом взведённом курке. Одно сомнение, открытая враждебность — незамедлительный выстрел. Шанса на раздумье нет. Меня так учили. Дрессировали как зверя, действовать на инстинктах. Принюхиваться.

Присматриваться.

Иметь глаза на затылке и чувствовать периметр кожей. Заставляли притуплять любые эмоции и на холодную оттачивать мастерство.

Всё это время. Там. Так. Было.

А тут?

На секунды стопорюсь об одну девчонку, что в отличие от других так же пристально рассматривает меня. Встречаюсь глазами. По прямой. Странно вздрагивает, но не отводит глаза. Дышит. Не вполне адекватно. Хмурится. Будто что-то вспоминает или прогоняет перед глазами подбирая определенную схожесть.

Держит мой взгляд. Неприлично долго. А я успеваю срисовать её до единой детали: во что одета, сколько на вид, приметную внешность, а в повороте замечаю даже родинку у самого уха, которая выглядит со стороны как растянутое сердечко.

Хмыкаю другу нейтрально:

— Не успел переодеться. Ещё только с вокзала. На съёме никто не ждёт. Решил идти по злачным местам. Вдруг вас застану.

Гогот вокруг поднимается так громко, будто я озвучил что-то смешное. Со школьных лет у нас всего пара мест для встречи и этот парк хранит в себе сотни воспоминаний. Сменяются декорации, сезоны. Локации и состав остаётся. Плюс-минус.

— Вернулся? — дербанит друг, пока остальные гасят веселье.

Мотаю головой, а сам прогоняя перед глазами образ девчонки, чей взгляд физического ощущаю спиной.

— Перекантоваться на пару недель.

— А дальше?

— Куда прикажут. Полиграф пройден. Ни любви. Ни привязанности. Ни одной болезненной точки или крючка за которые можно дернуть.

— Идеальный солдат, — глухо подытоживает друг. И вздыхает неодобрительно. Его отец когда-то служил с моим, но вовремя слился в более благодатное и безопасное место.

Не противоречу чужому суждению. Киваю. Так и стою на нейтрале с чужой банкой пива. Кому-то поддакиваю между делом, а сам пытаюсь разобраться чем меня зацепили её глаза?

Ни радужка или красивый разрез. Ни пушистые ресницы и лёгкий прищур. Сам взгляд. Слишком глубокий и сильный для подобной девчонки. Такой домашней и хрупкой с виду.

Сидящей на углу лавочки в рваных джинсах, белой майке в обтяжку, теплой рубашке поверх, по типу куртки или толстовки. На шее и руках отсутствуют украшения. В ушах миниатюрные гвоздики.

На красивом лице минимум косметики. Чёрные стрелки под верхним веком, прозрачный блеск на губах. Немного пухлых, но в меру. Румянец на щеках. Здесь вроде природный.

Ставлю банку у лавки. Тут же паркую рюкзак. Оборачиваюсь и, под затухание разговоров, совершаю три уверенных шага к соседней скамейке.

С обеих сторон доносятся тихие перешептывания. В её компании преимущественно девчонки. Всего два парня, но и они базируются в стороне, отстранённо. Глупо утверждать, что она с кем-то из них сильно связана.

— Пойдёшь со мной, или ещё слишком маленькая? — озвучиваю бездумно, протягивая перед ней свою руку.

Невольно выдыхает, дёргая губы в полуулыбке. Тянет свою ладонь и резко одергивает назад, оказавшись на середине.

Её сбивает чужой мужской голос, что своим окриком врубает притихший инстинкт самосохранения:

— Жень, прекращай Мира у нас девочка маленькая и нежная. Она свои восемнадцать считай на школьном выпускном отметила! Мама, папа серьезные люди. С Ветровой гулять вначале надо! Долго и муторно! А ты что придумал?

— А у меня нет времени гулять, — признаюсь честно.

Рука так и остаётся протянутой в её сторону. Приседаю на корточки. Теперь считай один на один. Взгляд по прямой. Без отрыва. Не надо интуитивно считать кого-то за главного.

Приопускаюсь на одно колено. Форма парадная. На плече пристегнут снятый берет. Всё чин-чином. Как ответ, что читаю в её глазах. В приподнятых уголках губ. Пугающий. Её саму. Но положительный.