Разрешаю себе Любить (СИ) - Адам Карина

— В том, когда они становятся выбором, а не автоматической реакцией.

Мы замолчали. На секунду долгую, выстраданную.

— Она… — начала я и осеклась.

— Софья? — уточнила Полина Михайловна.

Я кивнула.

— Сильная. Умная. И очень, очень одинокая. Это не оправдание, но, возможно, причина. Не обостряй. Не прощай, если не хочешь. Но и не жди извинений. Их может не быть.

Я опустила глаза. А потом тихо спросила:

— А если мне всё равно страшно?

Она посмотрела на меня. Внимательно.

— Значит, ты живая. Главное не пусти этот страх в главную роль.

И вдруг мягко дотронулась до моего плеча:

— Танцуй. Пусть говорят, пусть смотрят. Мы оба знаем, для чего ты здесь. А остальное шелуха.

Я кивнула. Почти с улыбкой. Почти с благодарностью, которую сложно сказать вслух.

Уже у двери она добавила:

— А если захочешь поговорить по-настоящему не как ученица, а как человек я здесь. Без протокола.

Я вышла в коридор, и только там поняла, как легко стало дышать.Не потому, что всё позади.А потому, что я перестала убегать.

В раздевалке пахло пудрой, потом и мятным кремом для растяжки. Воздух был тёплый, плотный, как после ливня не из-за температуры, а из-за взглядов, которые я чувствовала кожей.Я переобувалась медленно, не торопясь. Вокруг разговоры вполголоса, шелест пакетов, звук бутылки с водой, упавшей на пол.

Ко мне первой подошла Лида одна из тех, кто всегда была на своей волне, не примыкая ни к одному лагерю. Веснушки, высокий хвост, вечно порванный рюкзак.

— Ты хорошо станцевала, — сказала она, садясь рядом. — Без наигранности. Спокойно.

— Спасибо, — кивнула я. — Просто делала, что умею.

— Знаешь… — Лида понизила голос. — Многие ждали, что ты сорвёшься. Не вернёшься. Или придёшь с криками и скандалом. А ты пришла, и просто встала к станку. Это… действует.

Я молчала. Не из скромности просто не знала, что на это ответить.

— Софья теперь смотрит как будто осторожнее, — продолжила Лида. — Не снизу, не сверху. Вровень. Ты ей интересна. А это опаснее, чем если бы она тебя не замечала.

— Я не собираюсь с ней соревноваться, — тихо сказала я. — Мне это не нужно.

Лида чуть улыбнулась.

— Знаешь, если хочешь, могу иногда быть с тобой в паре. Ну, для отработки. Просто… чтоб не одна.

Я удивлённо посмотрела на неё.

— Ты уверена?

— Ну… я не святой человек, — фыркнула Лида. — Я тоже люблю посплетничать. Но то, как ты держалась после кнопок в пуантах… это не показуха. Это характер. Так что, если ты ок, я тоже ок.

— Спасибо, — сказала я. И вдруг впервые за всё утро почувствовала: что вокруг не только стены.

Лида встала, поправила маечку.

— А ещё, — бросила она на ходу, — если что, у меня всегда есть жвачка и наушники. От сплетен и дурацких взглядов.

Я улыбнулась.Маленький щит, но он тоже имеет вес.

Коридор за студией был узкий и прохладный, тусклый свет, покосившийся плакат с афишей прошлого сезона, запах пыли и лака для волос. Я шла к выходу, когда дверь в уборную открылась, и из неё вышла она.Соня.

Мы столкнулись почти плечом к плечу тот неловкий момент, когда невозможно «не заметить».Она остановилась на секунду. Взгляд быстрый, сканирующий. Я тоже.Внутри всё сжалось, как от холодной воды.

— Извини, — коротко бросила она. Не холодно, не с вызовом. Просто — по-человечески.

Я кивнула.

— Всё в порядке.

Молчание.

Прошло всего три секунды, но казалось, что мир успел один раз вдохнуть и выдохнуть.

Софья посмотрела куда-то в сторону, к доске объявлений, потом снова на меня.

— Ты хорошо двигаешься. Даже когда нервничаешь.

— Я старалась.

— Не старайся. Просто делай. — Она говорила быстро, будто заранее знала, что не хочет затягивать. — Ты не из тех, кого надо жалеть. Это… раздражает. Но и заслуживает уважения.

Я не знала, что ответить.Не «спасибо». Не «ты тоже».Просто кивнула. И, прежде чем отвернуться, сказала:

— Я не враг тебе, Софья. Даже если ты иногда этого хочешь.

Она чуть дернулась. Как будто слова ударили не по лицу, глубже.

— Не уверена, что умею в «не врагов», — прошептала она, и тут же ушла, не дожидаясь ни прощания, ни реакции.

Я осталась стоять.В коридоре всё было как раньше. Только я, уже нет.

Дома было почти темно. Солнечный день уже прошёл, и комната дышала серым сумраком, мягким и вязким, как тёплый плед. Я сняла куртку, бросила сумку у двери. Шум ключей, стук каблука по порогу, тихое щелканье выключателя.

Пусто. Никого.

На кухне чашка, оставленная кем-то утром. Половина яблока, потемневшего на тарелке. Что-то родное в этом в следах чьего-то присутствия, даже если никого рядом нет.Я прошла в комнату, села на кровать, оперлась на руки.Мозг всё ещё прокручивал её голос. Сухое «извини». Усталая честность: «Не уверена, что умею в „не врагов“».

Я вдруг поняла, это было не про нас. Это было про неё. Она не прощает не потому, что не хочет, а потому что не умеет.Это страшнее, но понятнее.

Телефон завибрировал. От Сеньки пришло голосовое.Я нажала не сразу. Сначала просто держала телефон в руке, прислушиваясь к себе к тишине в груди. Потом всё-таки включила.

— Эй. Это я. У нас тут тренировка пошла по второму кругу, тренер свихнулся но, знаешь, я вдруг подумал: у нас же с тобой был план на день, когда всё становится немного хуже. Помнишь?

— Шоколад, плед и мультик.

— Только не какой-нибудь там грустный арт-хаус. Только хэппи-энд.

— Короче. Если день не очень делай, как мы говорили. Или позвони. Просто скажи: «план Б». Я пойму.

Тихо.

Я рассмеялась коротко, в нос, чуть в горле першит. Потому что это был он. Потому что он помнит.

«План Б»

Я встала, пошла на кухню. Взяла плитку шоколада из ящика. Потом вернулась, зарылась в плед.И наушники.И тот самый дурацкий мультик, где у всех всё хорошо, и даже злодей становится милым, когда его кормят печеньем.Я не звонила.Но набрала:

«План Б в силе.Спасибо, что ты рядом. Даже когда далеко» Отправить.И только тогда выключила свет.

28

Утром студия была особенно пустой, в ней звенела не тишина, а ожидание. Кто-то потягивался у станка, кто-то лениво прокручивал разогрев в голове. Я пришла раньше обычного. Не из старания просто не хотела ни с кем пересекаться в коридоре.

Я переобулась, встала к станку. Потянула носок, медленно, не торопясь, как учили дыхание, движение, пауза. Всё должно быть в балете, и в жизни в равновесии. Хотя бы внешнем.

В зале появилась Полина Михайловна. Без «здравствуйте», без громких слов. Прошла, оглядела нас взгляд строгий, но внимательный. Она всегда видела больше, чем хотелось бы.

— Начинаем с позиции. Медленно, с контролем. Без фокусов, — бросила она, подходя к магнитоле.

Музыка пошла мягкая, размеренная. Я сосредоточилась на движении.Через несколько минут её голос рядом.

— Колено подтяни. Ты лучше можешь.

Я кивнула. Почти не дыша, продолжила.Когда упражнение закончилось, Полина Михайловна прошла мимо, но вдруг остановилась рядом.

Не глядя на меня, тихо сказала:

— Быть на виду, это не только про сцену. Это про то, как ты идёшь по залу, когда все молчат. Идёшь уверенно уважают.Идёшь честно начинают слушать.

Я подняла глаза.Она не улыбалась. Но в голосе было нечто тёплое. Как похлопывание по плечу, только словом.

— Не поддавайся на мелкое. У тебя другое. Глубже.

И ушла, будто ничего не произошло.

А я осталась, с расправленными плечами и новым чувством внутри. Не гордости. Не даже радости. А спокойного, ровного знания: кто-то рядом видит. Не из жалости. Не из долга. А потому что есть за что.

В зале стало тише. Полина Михайловна вышла, оставив нас с пятиминутным перерывом. Кто-то сразу сел на пол, разминал лодыжки, кто-то пролистывал телефон. Я стояла у стены, глотая воду маленькими глотками не от жажды, а чтобы занять руки.

— Держишься, — негромко сказала Лида, проходя мимо.