— Нравишься мне ты, Дарина. К себе бы даже работать взял, — смеется: — Бизнес мне не сдался, да и мэр тут обмолвился, что мол слишком монопольным стал товарищ Исаков, надо бы остудить порыв… — врет ведь, точно врет: — Мне важно, чтобы Карина в руках хороших была, а как ни странно уж кто-кто, а твой бывший муж идеальная партия для моей девочки…
На последних словах хмурюсь, и даже голову чуть склоняю.
Нет…он же не сам с ней спит.
Фу, мерзость…
— Девочки? — изумляюсь, добавляя драмы на лицо.
— Ну скажем, был за мной один грешок по молодости, — глаза старика сужаются: — Карина моя дочь, и уж поверь, то, что ты с ней сделала, хоть и вызывает восхищение, с другой стороны, дорогая, будь аккуратнее. На будущее тебе говорю.
Сижу, отчаянно скрывая шок.
Дочь…
Боже!
Тогда встает все на места, зачем он все это делал.
Интересно, Марат знает, господи…
Наверняка ведь пытался все это скрыть, чтобы я не переживала.
Сердце буквально рвется к мужу сейчас, просто сидеть и смотреть, наблюдать, в ожидании хотя бы малейшего намека на то, что он в сознании.
Пытаюсь вдохнуть, а сама же вздергиваю брови с серьезной усмешкой.
— Вы тогда как отец, уж займитесь, в конце концов, воспитанием…— вижу как раздуваются его ноздри, но мне уже плевать, что он там хочет и может.
Сейчас мне надо что-то придумать, и мне очень нужен муж…
— Дарина, — голос становится громче: — Имей в виду, за глупости можно будет очень многого лишиться, правда? — слышу эту угрозу и все прекрасно понимаю, киваю ему сдерживая отвращение: — Сделка стоящая, а с твоей подачи, твой каблук сделает все, что необходимо… Если конечно ты хочешь, чтобы он был в здравии и на коне… — усмехается.
Встаю со стула, пытаясь осознать до конца, что происходит, и беру сумку с журнального столика.
— Арише там привет передавай от дяди Лени, — одно лишь упоминание о дочери заставляет сжать зубы: — А с Людмилой, ты слова то подбирай, дорогая. Не люблю я женщин расстраивать…
Прикрываю глаза, осознавая, что фактически в каждом слове угрозы и предупреждения, и не прощаясь, я вылетаю с кабинета.
Спустя час я уже лью слезы у больничной койки, и молю все силы, чтобы он очнулся. Я ведь не смогу без него ничего решить, он всегда был холодным разумом для моих горячих эмоций.
Господи…что с нами происходит...
Интуитивно поглаживаю живот, надеюсь, что малыш пока еще не чувствует мое состояние, очень мне не хочется передавать ему этот груз.
— Марат, — подаю голос шепотом: — С малышом все в порядке, растет… — всхлипываю, поглаживая не забинтованные пальцы мужа другой рукой: — Почему-то думаю, что это мальчик. Помнишь, как ты хотел... Германом назвать мечтал, помнишь?
Слезы все стремительнее скатываются из глаз, и я опускаю голову на поручень захлебываясь в рыданиях. Знаю, что должна быть сильной, Ариша там места не находит, хочет к отцу, но я не приведу ребенка сюда, пока он в таком состоянии.
Это крайне тяжело эмоционально и психологически. А ей и так довелось пережить немало за эти несколько месяцев.
— Германом… — слышу хрип, и вскидываю голову, он с закрытыми глазами, но вижу, как пытается растянуть потрескавшиеся губы в улыбке: — Родная, назовем Германом…
Зажимаю рот ладонью, воя в голос, и судорожно киваю.
— Да, — шепчу, пытаясь унять истерику.
Тут же нажимаю кнопку вызова врача в палату, продолжая всматриваться в него и глотать рыдания.
Глава 34
— Давай поговорим, — Марат так крепко сжимает мою руку, словно боится, что я мираж и вот-вот исчезну.
Смотреть на него больно, и дело даже не в том, что он побитый. Нет. В глазах у него пустота, вырытая яма, больше нет того блеска, пускай даже от злости или отчаяния. Ничего.
Я так боюсь, что его сломали. Не только физически. Он, конечно, безусловно сильный мужчина, справится со всем, просто в один миг потерять и семью и бизнес… Это опасная травма, которая сто процентов оставила шрам на его сердце.
— Я хочу обсудить все. Задай мне любой вопрос, я на все отвечу. Умоляю, только не молчи, хорошо? Молчанием мы с тобой все разрушили.
— Хорошо, — выдыхаю, а у самой мысли скачут в разные стороны, даже не понимаю, с чего начать, — У тебя было с ней хоть что-то? Пускай не секс, но…
Да и слова тяжело даются, ком в горле тут же перекрывает кислород. Я никогда за всю жизнь не смотрела ни на одного мужчину, дело не только в Марате, и как бы сейчас грубо не звучало, я преданная как собака. Нашла себе друга и на всю жизнь, до самого конца.
Из-за сложного детства, любой фокус с предательством я пресекаю на корню. Простить то могу, отпущу, а вот шансы давать и вовсе не умею.
Категоричная и принципиальная. Только вот семья — более сложный механизм, чем мне казалось ранее. И тут нужна гибкость, которая у меня не заложена в ДНК.
— Я буду полностью откровенно говорить, окей? А ты не будешь делать поспешных выводов.
— Хорошо, Марат. Я обещаю, что дам выговориться нам обоим.
— Моя малышка, — поднимает мою руку к своим губам и касается тыльной стороны ладони, — Был поцелуй, — и вот мое сердце летит с обрыва, — Длился от силы десять секунд, даже меньше. Она сделала фото и шантажировала им.
— Ты мог рассказать…
